Рейтинг публикаций

Сегодня библиотечка <Эгоиста> представляет вам три эксперимента в области визуальной поэзии. Питерский гуру Аркадий Драгомощенко пытается расширить границы воздействия поэтического высказывания, соединяя пространственные и визуальные эффекты с собственно текстуальными. Помимо букв, Драгомощенко привлекает сюда и цифры, выполняющие роль рифм.

эти эксперименты с жанрами превзошли все ожидания.

Вторая часть эссе и беседы Маргариты Меклиной с поэтом Дайаной ди Примой, битницей, участницей, активисткой. От общих сведений о Приме разговор переходит к разговору. И здесь Меклиной помогает совершенно не виртуальный персонаж – Энди Меклин, известный американский музыкальный критик итальянского происхождения.

Думая потом, каким приемом он воспользовался бы, чтобы проиллюстрировать основной мотив их жизни, встреч и расставаний, триумфов и разочарований, подъемов и упадков, обретений и потерь, удач и наоборот, любви и ненависти, снов и бодрствований, он бы использовал ту концовку, придуманную даже не им, а одним из эпигонов, продолжавших после него благородное дело ее осуществления, а именно – последний кадр, в котором она устало закрывает глаза, уходит в затемнение, которым все завершается

Но Сократ – ведь и он // стихи пописывал!.. Всех тянет к стихам – как мух к блюдцу мëда!.. // Дошло – мало… Типа: Эвоэ, Аполлон // Дельфиец и сестра его, Артемида!..

Таблица умножения на ноль/ уже заучена до середины

Снятся люди, сошедшие с тропы времён - в таких домах вещи живут сами по себе - одинокие старушки спят урывками, украдкой - думалось - умру, и все наконец узнают - всё нелепое в мире предотвращено - пустота вместо тела - мир обращён в телевизор - и мы - не они

Когда она вежливо попрощалась с нами и неторопливо пошла к остановке маршрутного такси в свете красноватого заходящего солнца, я подивился тому, как же она была гармонично сложена – как идеально переставляла свои стройные ноги, перекатывала ягодицы, гордо и высоко несла голову на тонкой и нежной шее; и как же мне было противно внутри. Словно напился какой-то тошнотной мути, и все не мог, да и не хотел выблевать из себя эту муть, надеясь почему-то, что тошнота ложная и вот-вот пройдет.

Крыша крыта красным железом. Подхватив полы пальто, я сажусь. Подтянув к подбородку колени, я наблюдаю, как дым уходит в небо из стоящих повсюду заводских труб.

Свои циклы, связки историй, фабул и быличек казанский прозаик Денис Осокин (победитель прошлогодней премии <Дебют>) стилизует под старые книги, якобы вышедшие в провинциальных издательствах. <Ангелы и революция> рассказывали про невидимые и невесомые сущности, объявившиеся в революционной Вятке (они и взяли главный дебютовский приз в номинации <Малая проза>, а потом были опубликованы <Знаменем>). <Барышни тополя>, впервые обнародованные в <Топосе> были наполнены ритмическими, похожими на заговоры, кусками дымящейся лирической прозы, посвящённой девушкам да женщинам. Теперь пришла очередь зеркал. Осокин много работает с фолклорными материалами, преобразуя их в интересную, мало на что похожую литературу. Очень интересно наблюдать за ним, как он растёт, как развивается, как тексты его становятся всё более тонкими и изощрёнными. Эгоисту остаётся только пригласить вас разделить нашу эгоистическую радость от соприкосновения с чем-то действительно настоящим.

Из цикла "Сторож, богородица, ангел" (1). Пять рассказов на первую букву алфавита. Автобус. О. Алексей Удав. О. Алексей Муфтий. Андреевна. Андрей одноногий бомж.

Что ж, его нету — значит, нету. Такова жизнь.