Рейтинг публикаций

Олег любил ходить в оранжерею у Таврического сада – бесплатно и экзотично. ...долго потешался надо мной, когда я сказала, что ананасы растут на пальмах.

Женщина, стоявшая у трибуны, не была ни молода, ни красива, но на нее почему-то хотелось смотреть. А посмотрев, нельзя было насмотреться. Не понимал Перепелкин, в чем состояла ее гипнотическая притягательность. Скуластое лицо, ладная, но приземистая фигура, икрястые ноги. Одета она была во что-то похожее на железнодорожную форму, а на голове сидел неуместный в аудитории, да и где бы то ни было зеленый берет.

И о чем же я буду писать? Все давным давно уже написано, только и остается, что подобрать чуточку другие слова. Обернуть в красивую льющуюся песню и быть довольным. Да вот не идет песня...

Полистав учебное пособие, Евгений открыл в истории философии много не понятных для себя вещей. В учебнике давались основные понятия, термины, этапы развития… Словом, все то, без чего было невозможно пройти предстоящее испытание. Когда Евгений почувствовал, что при любом раскладе он будет в состоянии рассказать преподавателю какую-нибудь любопытную ахинею, он оставил учебник в покое...

Они пытались представить любые исследования числа PHI и ряда Фибоначчи математическими хулиганством, которое якобы не имело никакого отношения к науке. Все эти закономерности в музыкальных тонах, в частотах обращения планет, в генетике, в импульсах головного мозга и сердца они не считали твердо установленными фактами, как будто другие факты были ими установлены более твердо и без погрешностей. Нет, наука скрывала истоки своего происхождения, число PHI и «божественную пропорцию» вовсе не по этой причине. Больше всего наука опасалась, что выращенный ею человек снова начнет замечать, насколько разумной и удивительно прекрасной была необъятная вселенная, неотъемлемой частью которой являлся он сам.

Я не раз думал, какое наиболее сильное потрясение может испытать человек? Что более всего может его поразить, удивить, привести в отчаяние, или, наоборот, в предельный ужас и восторг? И понял, что это глаза, мои собственные глаза, в которые я однажды посмотрел со всей силой прямого и чистого взора. Потому что я увидел, что в них.

Пешка верит, что король режиссёр, ибо она не верит, что может им стать. Король знает, что он пешка, ибо не знает своего Я. Бог наблюдает за игрой, не помня Себя, а когда помнит, остаётся ни с чем. Абсолют лишь тогда Бог, когда становится игровой доской, когда снится Себе кем-то и чем-то, когда играет Собой. Именно игра разъединила Его на качества и количество, Он рассыпался на множество я, стал местом собственного сна и таинственным Сновидцем в душе Своих героев.

Наша жизнь под печатью смерти, но смерть не враг жизни, она её основа. Благодаря смерти жизнь изменчива и пестра, из-за иллюзии умирания она и есть поток, река впадающая и вытекающая из океана вечности. Бог живёт и дышит Собой, Его нет для Себя, но Он есть для нас, Абсолют неохватен, Его нет, как целое, однако Он может быть, как нечто, как некий сон о Себе.

"...Люди всегда врут себя каким-то определённым смыслом, частным. А твоё начальное, истинное слово, ты сам – это чистый лист! Чистый лист существует вовсе не для того, чтобы на нем что-то нужно было изображать. Чистый лист в первую очередь существует для того, чтобы быть чистым... Измениться может всё вокруг тебя, а ты сам – нет..."

В спальню с нежностью войду. В колыбельке у окна спит младенец сладким сном. Кружевное покрывало нас укроет – «глаз дурной» не беспокоит. Ты прекрасен, мой малыш, – мамин нос, глаза отца и улыбка ангела. Предки с фото на стенах смотрят сверху на тебя – дед с конём, брательник в школе, папа в армию уходит, бабушка над прялкою (здесь не слышно) песнь заводит, моя свадьба, ты родился. Ещё много знатных дат мы развесим по стенам.

Бог – вечно пульсирующий жидкий кристалл возможностей, вырастающий хрупкими сталагмитами мирозданий. Его сны – вспышки координат на карте воспоминаний, Он не может вспомнить всё сразу, охватить всего Себя, но только следовать по собственным путям дрожащей лампой Сознания и, в поисках знака, задумываться на перекрёстках.