Рейтинг публикаций

Сознание проявляет бытие посредством своих носителей, придавая ему смысл, а жизнь себе через отбор сведений о бытии, которые оно способно дешифровать, копировать и обработать для дальнейшего использования. Сознание фиксирует доступные ему изменения бытия в виде необратимого процесса, получая длительность в каждом настоящем мгновении последовательного ряда технически разделенных мгновений, но без разделения их в сознании, создавая тем самым собственное время своими усилиями. Это настоящее время становится условием отделения сознания от неживого.

...существует ли в этом мире тенденция, которая противоположна тенденции к взаимному уничтожению существ в их неистовой борьбе друг с другом за место под солнцем? Лучи этого солнца просвечивают ли в непрерывном апокалипсисе бытия? Такие просветы, бесспорно, есть, и к их числу следует отнести в первую очередь любовь.

...с эмпирической точки зрения применительно к человеку его существование, равно как и его сущность, которая, в свою очередь, от его существования неотмыслима, представляет собою нечто принудительно данное, а потому роковое и невольное. Вот почему истинная моральная свобода, которую безуспешно старались отыскать через абсолютную случайность отдельно взятых поступков, может быть уяснена лишь в свете метафизической гипотезы о трансцендентальной свободе...

Поистине, как утверждали Платон и Аристотель, благо – это «идея всех идей», «форма всех форм», причина и цель, смысл и высшая ценность жизни человека. Здесь само бытие человека предстает как благо, противопоставить которому можно только небытие мира и человека, в котором еще или уже не может быть ни добра, ни зла.

Наиболее существенным следствием "аватаризма" является блокировка определяющей возможности современного человека, а именно: возможности формирования горизонта внимания, ведь аватар такой возможности не имеет, его горизонт сформирован той средой, институтом, группой, которая предоставила шаблон для аватара, ограничив тем самым его возможности заданными шаблоном рамками. Тот, кто не формирует горизонт внимания, не формирует и горизонт происходящих событий...

Булгаков (и, к сожалению, не только он) не понял в Марксе главное, а именно то, что Маркс называет «родовой сущностью человека». И это не удивительно: лично я нигде не нашел у Маркса четкого и однозначного определения этого понятия, которое никак нельзя свести к концепции трудовой природы человека или общественного характера его личности. (...)
Могу лишь предположить, что ответ содержится… в его выпускном сочинении, в котором Маркс по-юношески восторженно писал о данной от природы способности человека к творчеству и бескорыстной жертвенности своей жизнью во имя человеческого рода (как я понимаю, в противоположность жертвенности во имя Бога; выбор и в самом деле непростой, если им человек вообще задается).

В нас есть все, что только может быть в человеке, причем есть в полной мере, жизнь сотворила нас так искусно, что каждый из нас – уже произведение искусства, шедевр, скульптура, картина, серенада, книга, знакомство с которыми должно приносить настоящую радость. Если каждому из нас удастся увидеть себя как скульптуру или портрет, услышать как ноктюрн, прочесть как книгу, то он, наконец, обретет себя как дух и насладится собой во всей возможной полноте. Обретет себя как совершенство.

...век рационализма. В истории западноевропейской цивилизации он стал эпохой утверждения капитализма, который формировал новую социальную структуру, способствовал политико-правовому становлению наций, обусловил появление буржуазной политической системы и невиданные доселе темпы развития науки и техники. Эпоха породила и свою философию...

Историки и антропологи делают акцент на содержании христианства, выводя именно из этого содержания, прежде всего, из образа Спасителя, быстрое его распространение, оставляя без должного внимания, что христианство было феноменом современной цивилизации, поскольку обращалось ко всем и к каждому индивидууму, что объединяло всех и каждого, в отличие от верований, обращенных к разным родам, что разъединяло всех и каждого.

Из десяти мер мудрости и красоты девять достались Иерушалаиму, остальному миру — одна. (Авот дерабби Натан, А, 41)

Элиша, мягко говоря, странный пророк.