Рейтинг публикаций

А Нил, он широкий. Однако же поуже Днепра. Но никак не поуже Невы. Вода зеленая. А если отражается небо, то голубая. А оно отражается.

<Пока!> - весело сказала Соледад Прохорчук. Мотор взревел. И она помчалась по прямому шоссе в направлении воспаленной закатом черты горизонта, быстро исчезая вдали.

Он считал, что Россия разбита на многие десятки тысяч считающих себя фактически суверенными империй: "приватизированных" заводов, бывших колхозов, коммерческих фирм и т.д. Руководители-императоры имеют, по существу, все права глав иностранных государств, вплоть до найма собственной вооруженной гвардии из так называемых телохранителей. Естественно, против "российских шпионов" — налоговых инспекторов, ревизоров, журналистов — выставляют своих опричников: и с кнутом, и с пряником. Не поддаться способны разве что герои-одиночки.

В писательской элите принято: кому велит покровитель, тому и подражаешь. Один сибиряк подражал «Бедным людям» Достоевского, другой – Максиму Горькому. А оба эти сибиряка ведь о деревне писали. Москвичи подражали, в основном, Льву Толстому, а один ленинградец – Лермонтову. Элиту копировали писатели помельче. В Переславле все были эпигонами Бунина. Все, кроме этого Макарова.

Макарову и в голову не приходило публиковать новеллы раньше, чем появится у него текст-шедевр. Сейчас он такого в папке не видел. Шедевр должен появиться в результате записи: так Макаров называл состояние не от мира сего, когда слова к нему приходили извне, будто не с нашей планеты...

О, как наивен тот, кто верил, что рынку нет нужды мошенничать и лгать, что в мире умерла жестокость.

Это был оригинальный рыночный ход. <Горячих точек полно? - думал Телемах - Полно! Значит, и одноруких должно быть много! Это же гуманизм, и золотое дно, если правильно продумать ассортимент!>. И он продумал.

Я сижу у окна. Я ничего не вижу, не говорю, я как будто гипсовый - немой, замерший. Во всем городе пьют в этот день, всюду хамы-алкаши – главные (...). Во всем городе в этот день идет работа по забвению самих себя. Главные в ней хамы-алкаши. Она превращает людей в руины. Я в этой работе не участвую.

Сквозь мглу держу путь в надвигающийся мрак. Оглядываюсь назад, вижу свет в заиндевелом окошке, он один и согревает. Вслушиваюсь, издалека долетает ноктюрн Шопена, над ним голоса детской радости. В проталинах памяти воскресают любимые образы, а с ними и полная надежд жизнь среди распаханных долин, среди щемящих душу песен – нездешняя жизнь.

Я прижал ее к решетке и наконец-то поцеловал. А сзади, из вольеры напротив, к нам тянули свои хоботы слоны…

Извечное писательское заблуждение: раз Слово было у Бога и Слово было Бог, то и мы причастны к Божественной силе и славе.

Как дурак, я сидел на башне БМП, точно одинокий тополь на плющихе, и глазел по сторонам. Мой одиночный идиотизм не мог мне подсказать, что я выгляжу великолепной мишенью.