Рейтинг публикаций

...мы до сих пор участвуем в этой охоте на русского, в этой травле русского...

...это единственно интересно. Не вот этот я сам и не что-то глубоко во мне или вовне меня сущее и меня двигающее, а протянутое, растянутое между мною и миром. У-топос жизни. Которая все вдыхает и все выдыхает. Не переставая. Моя и не моя. Только почувствовав его, начинаешь понимать, что теряешь, ее не зная. Что здесь кафедра, Гоголь или идентичность? Ровным счетом ничего! В сравнении с этим вечным. Которое всегда разовое. Новое. И потому – непривыкаемое. Которого так много и так не хватает.

Конюхов мог бы стать великим путешественником, если бы уже им не был; так из-за такой мелочи, как двойное «бы», Конюхову никогда не стать великим путешественником.

Вне культуры, то есть форм жизни ничего нет, поэтому сдвигать культуру можно только живя ею. Другого пути нет.

Похоже, тех, кто пытался быть русским философом, больше всего с толку сбивали западные и восточные формы социализации философии, особенно западные, которые были насажены в России в течение последних трёхсот лет.

Чтение произведений Гоголя и созерцание его прощальной повести «вернули» меня мне самому как действительно русского...

...«вишнёвый сад» Чехова – эпифания, богоявление, прикосновение к которому наполняет жизнью и неизбежно формирует и меняет человека; он уже теперь – без вишнёвого сада – не может... жить по-другому, так, как будто сада нет. ...Древние русские хорошо понимали это.

Кто знает, что было бы с современной цивилизацией, если бы не эта постоянная жертва востока – любовь и сострадание ко всему живому (а для востока – это всё сущее).

Любые формы угнетения, насилия над человеком ненавистны мне, поэтому я буду всё время подробно останавливаться над насилием философии над человеком...

К началу 20 века уже окончательно и бесповоротно слово и дело веры сменилось верой и делом слова; священники и старцы сменились поэтами, писателями, профессорами и вождями, общественной жизнью стало руководить слово.

У читателя могло сложиться представление, что я очень негативно отношусь к предметности, но это не так; я очень негативно отношусь, во-первых, к доминированию предметности в ущерб другим модусам бытия человека, то есть в ущерб совершенства целостности, и, во-вторых, к использованию предметности для любых форм эксплуатации человека, то есть к закреплению человека вещью.

Яфаров был самым младшим ребёнком, поэтому всё донашивал за старшими братьями. Он так привык к этому, что терпеть не мог ходить по магазинам. Дошло до того, что даже на лекции он бродил по аудитории, прикидывая, что из гардероба студентов ему бы подошло.