Комментарий | 0

Апрель и нежный май

(окончание)
 
 
   Апостол находился в грусти и был сегодня  малоразговорчив. Недалеко девочка жалостливо играла на скрипке. Я её раньше здесь не видел.
   - Если кушаешь хорошо, и сердце чистое, не заболеешь, - Апостол закрыл глаза, что-то вспоминая, - а народу от энтого померла тьма, болезь нехорошая…
   - Ну, это раньше, а сейчас же лекарств всяких новых напридумали?
   - Напридумали, а толку, все одно, как мухи мруть… ты никому не болтай про энто , а Бурому скажи – провериться, мал ли? И я попрошу его.
   - Но не может же она умереть, она еще маленькая, и нормально себя чувствует, только кашляет иногда.
   - Мож и вылечат. Энто как на роду написано, сынох…
Мы замолчали. Мне было жутко от слов Апостола. Я не думал, что моя маленькая Варя так тяжело больна. Все мои мысли за последние дни были только о ней. Мне перестала сниться мама. Я хотел видеть её утром и вечером, говорить с ней, смотреть на неё. Я был уверен, что она будет здорова, что её цыганка просто напугала, как пугала меня в детстве тетя Галя, запирая в чулан. Её болезнь была чудовищной несправедливостью, как смерть моей мамы, как мое скитание по улицам с шапкой в руках, как весь этот мир, в котором все торгуют, воруют, болеют и умирают. Но Апостол просто так ничего не говорил, и от этого веяло невыносимой безысходностью.
   - Слышь, Апостол, а ты будущее предсказываешь? – спросил я в надежде.
   - Я ж не святой, я раб божий.
   - А цыгане предсказывают, хоть они и не святые.
   - Это им бесы на ушко шепчут, а с бесами якшаться – хрех!
   - Варе предсказала цыганка, что ей мало осталось, - я испуганно посмотрел на Апостола. Апостол и ухом не повел.
   - На все воля божья, сынох! Я тебя попросить хотел…
   - Чего, Апостол?
   - Время, чую, пришло. Ты иконки мои отхопай и в монастырь сдай, там монастырь недалече восстановили, слава тебе Хосподи, добрые люди сказали, - Апостол трижды перекрестился, - но себе ничехо не бери. Я тебе место подскажу к лету-сь. Справишься?
   - Обижаешь, Апостол.
   - Ну и хорошо, и свешку за меня поставишь, за Андрея, меня ж тож Андреем зовуть, но энтоть никому, окромя тебя, знать не нужно.
   - Ух ты, я думал, Апостол это имя такое, а ты тезка…
   - Ну ты мне обещаешь, сынох?
   - Обещаю, Апостол, я слово держу.
   - Вон и Бурый приехал, подойди, спроси, чего хотел, пока он не размялси нас таскать.
Я подошел к Бурому. Тот, слушая меня, продолжал ковыряться в багажнике и лишь изредка косился на меня. От Бурого чем-то неприятно воняло, как будто он спал в свинарнике, я даже попятился назад, чтоб не стошнило. Наконец, Бурый нашел какую-то лампочку, вытер руки и захлопнул багажник. Я в ожидании стоял рядом.
   - Спички есть? - спросил Бурый.
Я нарыл в кармане мятую коробку и протянул ему. Бурый её смял, вытащил карандаш и, опершись о крышу своей ржавой машины, что-то на ней аккуратно нацарапал.
   - Вот адрес и имя, гуляй…
 
 
   Я ждал Варю в длинном коридоре диспансера. Рядом со мной в очереди сидели чистенько одетые люди разных возрастов и с тревогой поглядывали на меня. Неужели они тоже могут этим болеть? В моей голове это не укладывалось. Все были сытые, румяные, и никто из них не кашлял. Дверь отворилась, и меня позвали.
В кабинете с потрескавшимся белым кафелем за столом сидел врач и что-то писал. У каталки, накрытой белой простыней, застегивала кофточку Варя. Врач предложил мне сесть напротив, внимательно и умно посмотрел в мои глаза.
   - Ну, молодой человек, в диагнозе сомневаться не стоит. Вас в больницу на скорой или как?
   - Да нет, сами доедем, адрес напишите.
   - Без страховки и прописки лечение будет платным. Состояние запущенное, но все возможно.
Размашистым почерком врач махнул на бумажке адрес, свернув пополам листок, протянул мне вместе со справкой:
   - Берегите сестру. Лечить необходимо срочно, повторяю, срочно!
   - Чего-нибудь еще надо?
   - Рентген оплатили?
   - Да.
   - Тогда триста рублей в кассу, чек занесете.
Мы вышли на улицу. Асфальт был сухой, и вокруг пели птички. Наши ровесники играли в классики, кто-то уже одел роликовые коньки. Счастливые мамаши торжественно везли разноцветные коляски, украшенные пышными бантами. Я не знал, о чем говорить, и просто держал Варю за руку, теребя её холодные пальчики. Тихим шагом мы добрели до остановки.
Подъехал автобус. Мы зашли по ступенькам внутрь. В центре освободилось два свободных места, и я усадил Варю к окошку.
   - Не переживай, он же сказал, что все возможно…
   - Это им всем возможно, а мы никому не нужны, - Варя заплакала, - у нас таких денег нет.
   - Но я же вор, я достану, ты сомневаешься?
   - Я не хочу, чтоб ты воровал, тебя убить могут или в тюрьму посадить из-за меня.
   - Я убегу, я быстро бегаю…
   - Боюсь, за тебя и за себя боюсь…
   - Не боись, прорвемся!
   - Ваши билетики?
Я поднял голову. Над нами навис здоровенный детина в кожаной куртке.
   - Бездомные мы, бомжи, нет у нас билетов и денег нет, - огрызнулся я.
   - Ну, тогда в милицию, бомжам там место… Серег, помоги молодняк скрутить.
   - Иду…
Второй мужик, не меньше первого, направился от передней двери к нам. Меня такие ситуации не смущали, я бы сбежал, но Варя? Надо было срочно что-то придумать.
Первый взял меня за ворот:
   - Выходишь из автобуса спокойно, не огрызаешься, а то потом вдарю!
   - Я в больницу сестру везу, отпусти, дядь,  - начал я.
   - Сначала в обезьянничек, там и решат, куда ты её повезешь…
   - Да вы чего, охамели, - заступилась тетенька сзади, -  это бандиты какие-то, а не контролеры, вы чего рукоприкладством занимаетесь?!
   - А с ними по-другому нельзя, - поддержал второй контролер, нацеливаясь схватить Варю.
   - Отпустите детей, изверги, - поддержала другая женщина, - сказали вам, нет у них денег. Давайте я им билеты куплю, коли так…
   - Поздно. А у нас все по закону, мы процент от штрафа имеем, нам невыгодно отпускать, - продолжил второй, схватив Варю за руку.
Этого я уже выдержать не мог.
   - Я тебе ща харкну в рожу, козел… мы туберкулезом больны, тебе справку показать, а? Хошь покажу, а ну отпусти её… подохнешь через год… я же сказал, мы в больницу едем, глухой поди? Вот справка, вот, - я достал из кармана справку, - сестра, плюнь на подонка, только в морду чтоб попасть.
От неожиданности нас отпустили, я, защищая, обнял Варю.
   - Ну, чего скажешь, теперь попробуй нас возьми… ссышь? А я тебе харкну, козел…
Тетушки-заступницы быстро встали и испуганно отошли к выходу. Контролеры были злы, но связываться с нами уже не хотели.
  - Я тебя ногами замочу, щенок, - огрызнулся первый.
   - Попробуй - и мой брат тебя прирежет, как кролика, у нас брат за брата, мы тебя хоть в Африке отыщем, понял? Или повторить?
Вокруг нас образовалось пустое пространство. Пассажиры испуганно озирались на нас, стараясь отодвинуться или отойти подальше. Автобус затормозил. Водитель открыл обе двери. « Граждане, безбилетники! Если вы не освободите салон, автобус дальше не пойдет» – проговорил громко динамик.
   - Пойдем, Варь… косят зайцы траву, трын-траву на поляне… оба!!! Чего уставились?
Мы вышли из автобуса. Водитель моментально закрыл двери и дал газу.
   - Как мы их? – я затанцевал чечетку.
   - Я думала, нас уже в милицию отведут, а ты… такой концерт закатил, не поверить…
   - Как они обосрались все? Чистенькие такие, испугались дотронуться, ты видела, как нас к выходу пропускали?
   - Ну, ты молодец…
Варя искренне смеялась. Глядя в её радостные глаза, я почувствовал себя счастливым.
 
 
   Я сидел в кабинете главврача. Варя ждала меня на улице.
   - Мы против распространения инфекции, и у нас есть установки брать людей без определенного места жительства на профилактику и лечение туберкулеза. Но, к сожалению, бесплатно мы держим в стационаре, то есть лечим, только три дня, потом обязаны выписать пациента.
   - Но ведь можно три дня, потом через три еще три, - предложил я.
   - Нельзя. Меня тоже контролируют. По закону я могу класть, то есть брать на лечение, раз в месяц, но так мы только погубим девочку.
   - Почему?
   - Видите ли, молодой человек, перечень бесплатных лекарств довольно узок. В той стадии болезни, в которой находится ваша сестра, таких мер недостаточно. Микроб не только устоит перед ними, но и привыкнет, и на четвертый, на пятый раз лекарство будет травить организм, а не микроб. Мы только закалим болезнь, то есть сделаем её более стойкой, а не вылечим.
   - Ну а если по-нормальному лечить, чтоб выздороветь?
Это я вам и хочу предложить, но без поддержки спонсоров, то есть людей, готовых помочь материально, вам не обойтись.
   - Доктор, но вы скажите, по-чесноку тока, без лишних этих, сколько надо?
   - Молодой человек. Если заняться лечением девочки, то есть попытаться вылечить болезнь, надо ориентироваться на месяц госпитализации и использование новейших зарубежных препаратов. Однако этого курса будет недостаточно, и его придется повторить еще через три месяца.
   - И тогда Варя выздоровеет? – не выдержал я.
   - Молодой человек, мы не можем говорить о стопроцентном результате, состояние слишком запущено, но процентов на восемьдесят, то есть с большой вероятностью в положительную сторону, мы готовы гарантировать излечение.
   - Так сколько денег-то нужно?
   - День в нашем стационаре на коммерческой основе стоит от семидесяти до двухсот долларов, в зависимости от условий, то есть от палаты. Плюс лекарства. Минимальная сумма курса лечения туберкулеза данной стадии будет три тысячи долларов за один курс.
Я почесал голову. Даже если каждый день тырить по мобильнику, этого не хватит.
   - А другие варианты есть?
Если у вас есть страховой полис и направление из департамента здравоохранения, то лечение в нашем стационаре проводится бесплатно, то есть почти бесплатно. За некоторые лекарства придется заплатить.
   - А как его получить, этот полис?
   - По месту прописки в районной поликлинике.
   - А если нет прописки?
   - Молодой человек, пока вы будете делать прописку, вы потеряете сестру, и смысла в этой прописке уже не будет. Я вам настоятельно рекомендую поторопиться, то есть решить финансовый вопрос.
   - Хорошо, я попробую его решить за эти три дня. Вы же на три дня её можете положить?
   - Поднимайтесь на второй этаж, там вам все расскажут.
   - Спасибо, доктор.
Я вышел из кабинета. Голова кружилась. Три тысячи, как и тысяча, для меня были слишком большой суммой. Варе суть разговора я решил не передавать, просто сказал ей, что все будет хорошо, и отвел в палату. На прощание она поцеловала мне руку.
 
 
   Мне хотелось поверить в справедливость. Двенадцать часов я бродил по вагонам метро с надписью «Помогите на лечение туберкулеза». Я старался делать жалостливое лицо, искажал голос, пускал чувственную слезу. Выручка не окупала и трети дня в этой больнице. За этот день мне встретились десятка два человек с такими же табличками. Навряд ли они пытались спасти себя или кого-то из близких. Что мне было делать, где искать такие деньги? По дороге на базу я решил навестить Котовского.
   - Хай, Кот! – приветствовал я.
   - Здоровеньки, коль не шутишь…
   - Где продавец-то?
   - Уволен. Деньгу крысил.
   - Ааа. Слухай, Кот, где можно достать три штуки зеленью, я бы отработал, хоть за год.
   - Ты чего, с дуба рухнул? Твоя жизнь столько не стоит!
   - Ну, посоветуй чё-нить!
   - Ну, может в рабство, в голубой гарем пожизненно тебя продать… и то…
   - Да иди ты, я по-нормальному..
   - Украсть… ты столько даже на вокзале не украдешь, тем более здесь не твоя территория, если занять только… но кто тебе даст?
   - Могу у тебя продавцом отработать и крысить не буду, ты меня знаешь…
   - Для каждого из нас завтра может и не наступить, а деньги всегда нужны сейчас, так что я в отказе, без обид… жизненный опыт.
   - Да я спросить, не более. Пойду я. Спасибо, Кот и на этом.
   - Бог в помощь!
День закончился дикой усталостью. Я еле доволок ноги до базы, выпил чашку чая и рухнул спать. С утра, ощупав свое тело, я быстро собрался и двинулся в путь. Целый день я провел в двух больших универмагах, лазил в толпе покупателей, хотя знал, что здесь каждый угол оборудован камерой, и специальный человек наблюдает за такими, как я. В одном отделе мне удалось стянуть мобильник, в другом - кошелек и китайские часы. Мобильник был недорогой, а в кошельке лежало семьсот рублей. Если месяц так воровать, то можно насобирать на лечение, подумал я, но за месяц меня точно схватят за руку. Я впервые в жизни ощутил, что значит, когда от моих действий зависит жизнь человека. Перед моими глазами стояло милое лицо Вари, для которой я был последней надеждой. Еще одного любимого человека пыталась у меня забрать смерть, но сейчас, по крайней мере, у меня было время что-то изменить, и я старался изо всех сил.
За часы и мобилу Кот мне отстегнул пятьдесят долларов, да и то, как он сказал, по старой дружбе. Я его поблагодарил и пошел искать Дана.
   - Три тысячи не шутка, - причмокнул Дан, - две сотни еще могу найти в долг, даже без процентов для тебя.
   - А есть путь достать?
   - Не думаю. Такие деньги берут под квартиру, тачку. А мы с тобой к земле не привязаны, не надежны. Кто ж нам даст?
   - Понимаю…
   - А ты тоже, красавец… девку с туберкулезом в дом притащил, о нас подумал?
   - Она на моем месте спала.
   - Все равно. У нас Малой живет, а вдруг подцепил?
   - Прости, я не был уверен.
   - Ладно, я ей место в подвале у дяди Пети-дворника нашел, пускай живет, там тепло. О месте работы договорюсь.
   - Спасибо, брат.
   - Давай, не хворай и глупостей не делай.
Дан ушел, а я остался со своими мыслями. Может, обокрасть тетю Галю? Наверняка у неё остались деньги от моей квартиры…
Я купил на вокзале внушительный острый нож. У меня была хорошая зрительная память, и я прекрасно знал её дом у станции метро. Но пока я любовался на свой новенький ножичек, мне неожиданно пришла новая идея.
Недалеко от нашей базы на проспекте стоял ресторанчик. Вечером вокруг него собиралось много дорогих машин. В нем гуляли свадьбы, отмечали юбилеи. Проехав на трамвае две остановки, я высадился как раз напротив.
Ресторанчик отличался стабильностью. Машин вокруг было много. Ливрейный в дверях не стоял, и я присел в тени козырька. Не прошло и десяти минут, как из ресторанчика высыпали три пьяненьких тетки покурить и обсудить мужиков. На плече у двух висели дамские сумочки. Я осмотрелся. Вокруг было тихо. Я поднялся по лесенке посмотреть меню, наклеенное у двери. Тетки продолжали обсуждать достоинства некоего персонажа. Я натянул шапку на глаза. Резко повернувшись, одной рукой схватил сумку, другой - с силой полоснул ножом по ручкам. Тетка только успела ойкнуть, но сумка была в моих руках. Я рванул прочь, сквозь дворы и арки. Эти места я знал наизусть и, недолго попетляв, остановился, найдя скамейку под фонарным столбом. В сумке из того, что представляло интерес, был неплохой мобильник, около тысячи рублей и кредитная карта. Взяв деньги, карту и мобильник, я снова двинул к Котовскому.
   - Чтоб с неё деньги снять, код нужен, - объяснил Котовский, - тем более она сразу позвонила по телефону, и счет заблокировали.
   - Так чего с ней делать?
   - Оставь на память, а лучше выкинь, чтоб при обыске не обнаружили.
   - Ок, буду знать.
   - Ты с такими делами осторожней. Это идет по статье «разбой». За это большой срок дают. Мусора наверняка в округе землю роют. А у них стукачи есть в каждом районе, подставишь себя и друзей.
   - Я далеко от дома работал… спасибо, Кот.
   - Давай, ночь уже…
Я получил полторы штуки за мобильник и направился на базу.
 
 
   Утром меня разбудил Малой.
   - Дюша, вставай, менты…
Я в испуге проснулся, пытаясь понять, что происходит. Кос висел у зарешеченного окна, подглядывая за улицей:
   - Сюда идут с дворником.
   - Чего делать-то? – Малой весь затрясся.
   - А мы… мы просто чай пьем у дяди Пети, - спокойно предложил я тему поведения.
   - Тихо, к двери подходят, - прошептал Кос.
Кто-то подергал дверь. С улицы был слышан голос дворника: «Я же говорю, ключ у слесарей, у них выходной, я звонил домой, к телефону никто не подходит…». Дверь еще подергали для верности и затихли.
   - Пронесло что ль? – выдохнул Малой.
   - Посмотрим, - неуверенно прошептал я.
Кос снова полез к окну.
   - Ух ты, киргизов повязали - и в машину. На дядю Петю ругаются.
   - А он чего?
   - Стоит, слушает… о, кажется, уезжают!
   - Чего все?
   - Кажись, все. Дядя Петя сюда идет, отворяй, Малой.
Малой кинулся к двери, повернул ключ. Вошел дядя Петя.
   - Да, блин, времена…
   - Чё шлучилось,  дядя Петь? - начал Кос.
   - Отмазал вас… дверь хотели ломать.
   - А чего им нужно-то?
   - Говорят, преступность в районе возросла, много бомжей, гастарбайтеров по подвалам прячется. Но я думаю, рейд сделали, отчитались, теперь какое-то время не появятся.
   - А киргизов куда?
   - Да шут с ними, перепишут и отпустят. На родину их отправлять дорого. Налейте мне, ребят, чайку…
 
 
   - Привет, солнышко!
Варя лежала на кроватке под капельницей. Я взял её за руку.
   - Как ты?
   - Наверное, лучше. Тут кормят супчиками, макаронами, как в детстве.
   - А я в больнице только в пять лет лежал. Мне гланды удаляли.
   - Больно было?
   - Не-а. Только когда заморозку делали. Представляешь, шприц такой огромный в горло втыкают. А потом ножничками чик - и готово. А кормили бульончиком теплым и мороженым, другого было нельзя.
   - Здорово! А я в первый раз. Мне понравилось, даже жаль, что завтра выпишут.
   - Я пытаюсь денег найти, но пока их недостаточно.
Я опустил голову. Варя меня погладила по волосам.
   - Не беспокойся, мне уже лучше.
   - Дан место нашел, рядом с нашей базой. Дворник наш, дядя Петя, ключи даст от подвала. Там тепло.
   - Спасибо, Дюш.
   - Еще насчёт точки обещал договориться.
   - Спасибо…
   - Я очень переживаю за тебя…
   - А я просто лежу, мне вставляют иголки в руки. Так здорово, здесь можно мыться, мне дали чистый халатик.
   - Ты хорошо выглядишь, на щеках появился румянец. Тебе бы еще поправиться…
   - Тебе нравятся толстые девочки?
   - Нет, мне ты нравишься.
Я держал её прохладную руку, а она смотрела на меня. В её взгляде была обреченность и бесконечная тоска. У меня наворачивались слезы.
   - Ты выздоравливай, пожалуйста, я очень за тебя волнуюсь, - прошептал я.
   - Я пытаюсь…
 
 
   Я ненавидел этот мир. Вдоль улицы стояли в ряд дорогие машины. Неужели каждая из этих машин дороже жизни Вари? Она живая, красивая, у неё может быть все впереди, а это - просто блестящий кусок железа и стекла. На дорогах таких разбивается по сотне в день. Впереди стояли модно одетые ребята и курили у своих роскошных серебристых авто. Я подошел к ним.
   - Мужики, сколько стоит такая тачка? – спросил я нагло.
   - А сколько дашь?
   - Тысяч двадцать…
Все засмеялись.
   - Пятьдесят не хочешь?
   - Готов купить?
   - Если я найду три тысячи, то одиннадцатилетняя девчонка будет жить. Она лежит в больнице с туберкулезом. Нужны лекарства. Я думал, может, вам не жалко дать, чтоб спасти человека.
   - Родственница?
   - Не-а. Бездомная девочка.
Ребята нахмурились.
   - Мы не благотворительная организация, - сказал один.
   - Просто вы можете спасти жизнь, разве этого мало? Я хочу, но не могу, у меня даже квартиры нет, а вы можете…
   - А мы не обязаны всем помогать! - возмутился второй, - Шел бы ты отсюда.
   - А ты хоть кому-нибудь помог? -  отходя от озлобленных парней подальше, спросил я.
   - Вали, пока цел.
Меня обидели, во мне все кипело. Хорошо одетые, сытые рожи смеялись надо мной.
   - Пусть у тебя дорогая тачка, зато я быстрее бегаю…
Со всей силы я ударил ногой по фаре. Фара мгновенно осыпалась, и я бросился прочь что есть сил. Хлопнули два выстрела. Пули звякнули об ограду, мимо которой я бежал. Мгновенно среагировав, я свернул в арку. Шагов за мной слышно не было. Я сбавил ход и, немного успокоившись, направился к метро. Надо было что-то делать.
Я вышел на большую улицу, огляделся. В доме напротив находился антикварный салон. У входа стоял милиционер. Не обращая на него внимания, я прошел внутрь. Рядом моментально возник некто в дорогом, сверкающем черным блеском костюме.
   - Вас что-то интересует?
   - Хочу посмотреть цены, - ответил я.
Салон был заставлен фарфоровыми вазами, статуэтками и иконами. Я переходил от одного экспоната к другому и  внимательно рассматривал их, делая многозначительное лицо. Цифры под ними состояли из множества знаков.
   - А иконы разве можно продавать? - спросил я.
   - Конечно, это большая антикварная ценность. Но многое зависит не только от возраста иконы, но и от оклада. Встречаются оклады с драгоценными камнями, с уникальной резьбой. Может у вашей бабушки есть старинные иконы?
   - Не-а. Мне Апостол про это говорил.
   - Кто, простите?
   - Апостол.
   - А…, - некто тревожно посмотрел на меня.
   - А с хозяином магазина можно поговорить?
   - Можно, но сначала предмет разговора должен выслушать я.
   - А с хозяином никак?
   - Все будет зависеть от вашего предложения…
   - Давайте за чашкой чая обсудим.
   - Конечно, конечно, молодой человек, для этого у нас есть специальная комната, проходите пожалуйста… Леночка, организуй нам чай, - приказал некто, повернувшись к девушке у кассы.
Небольшая комната была похожа на музей. Старинный камин, золотые каминные часы, картины в огромных бронзовых рамах внушали доверие и располагали к непосредственной беседе.
   - Садитесь, пожалуйста, - ко мне пододвинули стул в виде царского трона.
Я сел, продолжая озираться. Тут же появилась Леночка с золотым подносом в руках, на котором, источая пар, размещались музейные экспонаты.
   - Боровиковский, девятнадцатый век, - с гордостью комментировал некто, следя за моим взглядом.
Девушка расставила приборы с подноса и удалилась, осторожно прикрыв за собой дверь.
   - Так что у вас к нам?
Я молча смотрел на собеседника, выдерживая паузу. Его цепкие глаза пытались вывернуть мои мысли наизнанку.
   - Скажу вам по секрету: даже если вы что-то украли, это останется между нами, - с этими словами некто изящным движением взял из вазы конфетку и протянул мне, - угощайтесь, молодой человек!
Я не стал брать конфету из его рук.
   - Я запомню ваше предложение.
   - Ну, готов выслушать вас, молодой человек…
   - Я ищу три тысячи долларов, чтоб вылечить одиннадцатилетнюю девочку. Готов эти деньги отработать за год. Могу продавать, воровать, как скажете…
   - Угу… мм.
Мысли моего собеседника на секунду забегали, но взгляд был спокоен. Он изящно отхлебнул из чашки, посмотрел на меня уже с другим выражением лица.
   - Мента у входа видел?
   - ...........
   - У тебя есть пять секунд испариться, - он посмотрел на часы, откинувшись на спинку стула.
Я не стал ждать пяти секунд и быстро вышел из салона.
 
 
   Дядя Петя открыл дверцу подвала и передал мне ключ.
   - Тепло, батарея вон торчит, никто здесь не ходит, даже шконка с одеялом есть. Я тут год назад одного дружка прятал, искали его. Так что живи…
Варя стояла за моей спиной. Дядя Петя вкрутил лампочку. Электрический свет залил подвальную выгородку из красного кирпича. Столик, старый приемник, окно, закрытое фанеркой, кровать. «Фанерку от окна можно оторвать, и будет дневной свет», - подумал я. Мне это место показалось вполне цивильным.
   - Спасибо, дядь Петь, - отблагодарил я.
   - Так как я не пью, с тебя пачка хорошего чая.
   - Будет, не проблема…
Дворник ушел, и мы остались с Варей вдвоем.
   - Как тебе?
   - Здорово. А ты будешь ко мне приходить в гости?
   - Я же через дом живу. И ты будешь ко мне, ребята не против. Я попросил их, пока уеду, чтоб они тебе помогали, подкармливали и все такое…
   - Ты уедешь? – Варя испуганно на меня посмотрела.
   - Дней на десять, максимум недели на две, не переживай. Есть возможность денег заработать, но надо ехать в другой город.
   - Это что-то опасное?
   - Нет, я знаю, где спрятаны ценности. Один человек когда-то зарыл их, а теперь нужно откопать и продать.
   - Мне будет грустно, если ты уедешь. Что я буду делать без тебя?
   - Рядом будут ребята, они тебе помогут, они мне как братья. Ты обращайся к ним по любым вопросам.
   - Обманываешь ты меня, скрываешь что-то. Может не надо ничего, и так выздоровею, оставайся со мной, - Варя  села на пыльную шконку, сняла с головы платок. – Ты что-то опасное задумал, я же чувствую. Не рискуй из-за меня, пожалуйста.
   - Да нет же, не беспокойся... просто далеко надо ехать, зато деньги будут.
   - Сколько зла от этих денег. И кто их придумал?
   - В школе по истории говорили, что финикийцы.
   - А кто такие финикийцы?
   - Типа цыган.
   - Посиди со мной, Дюш, я чего-то устала от этого путешествия. В больнице было хорошо, жаль, что ненадолго…
Я сел рядом и обнял Варю. Долго мы сидели молча.
   - Со мной даже целоваться нельзя…
   - Апостол сказал, что я не заболею.
   - Не надо. Ты когда уезжаешь?
   - Завтра утром.
   - Я чего-то боюсь. Наверное, тебя потерять… у меня тревожное чувство, вдруг мы больше не увидимся?
   - Увидимся, обязательно увидимся, не переживай.
   - Буду целыми днями лежать и смотреть в потолок. Воздух какой-то тут влажный, кашлять хочется.
   - Я с утра картонку от окна оторву, свет дневной будет. Может, там и форточка есть.
   - Обо мне никто так не заботился, даже мама. Я не знала, что такое бывает, спасибо тебе.
   - Просто ты мне очень понравилась.
   - Так умерла бы и не узнала, что могу кому-то нравиться…
   - Перестань, Варь, я деньги достану и вылечу тебя. Мне врач обещал на все сто положительный результат. Они в этой больнице и не таких лечат.
   - Ладно, как будет, так и будет.
   - Все устроится, моя хорошая… не думай о плохом…
   - Я устала, хочу спать. Обними меня. Хоть одну ночь побудем вместе.
Варя легла, повернувшись к стенке. Я её обнял, стараясь от волнения не дышать. Где-то на улице мяукала кошка. Её поддержала вторая. Я вдыхал аромат Вариных волос. Это был самый прекрасный запах на свете.
 
 
   Я теребил в руках записку, которую написал Кос. Ждать уже надоело. Облезлые зеленые стены, старые медицинские шкафы, заляпанный краской стол. А за окном пели птицы, набухали на деревьях почки, светило солнышко.
Наконец, дверь отворилась. В белом халате, наспех накинутом на хирургический костюм, с маской на шее зашел Станислав Сергеевич.
   - Извините, надо было закончить операцию. Вы пациент? - спросил он, усевшись напротив.
Вид у него был достаточно деловой. Въедливые глаза пронизывали сквозь очки до костей.
   - Да, только мне бы хотелось узнать все поподробнее.
   - Хорошо, я вам расскажу. Так случается, что люди рождаются с патологиями, и в какой-то момент слабый орган отказывается нормально функционировать. Такого человека может спасти только донор. Обычно люди с патологиями лежат месяцами, ждут автомобильных и других катастроф, в результате которых пострадавшие получают травмы, не совместимые с жизнью. Например, человек разбился на мотоцикле. Он получил черепно-мозговую травму, при которой мозг настолько поврежден, что не подлежит восстановлению ни при помощи медицинского вмешательства, ни естественным путем. Такой человек обычно лежит от недели до месяца в коме с подключением аппарата искусственного дыхания, а потом все равно умирает. Но у этого человека, кроме травмы головы, все остальные органы здоровы, поэтому он может, не приходя в сознание, перед смертью, так сказать, сделать доброе дело – подарить жизнь другому человеку, отдав свои органы. Когда у таких людей есть родственники, мы берем расписку с них о том, что они не против пересадки того или иного органа из умирающего тела в здоровое. У вас, кстати, есть родственники?
   - Нет, но умирать я как-то не собираюсь.
   - Мы вам этого и не предлагаем. Бывают другие ситуации, когда человек получает травму, из-за которой сильно повреждается тот или иной орган. Мы его оперируем, подключая искусственный. Но с искусственным органом он долго жить не сможет, поэтому мы ищем донора, человека, готового пожертвовать свой орган для пересадки больному. Обычно это бывают люди, как в первом случае, получившие травму, не совместимую с жизнью, но находятся и другие, готовые продать часть своего тела за деньги или из-за любви к пострадавшему. А какая у вас причина, молодой человек?
   - И та, и другая.
   - Вы же сказали, что у вас нет родственников, - Станислав Сергеевич тревожно на меня посмотрел.
   - Не бойтесь, никто меня искать не будет, если я от вас не вернусь, за исключением одного человека.
   - А что это за человек? - заинтересовался Станислав Сергеевич.
   - Тот, кто будет ждать меня с деньгами, - я уверенно посмотрел в его глаза.
   - Понятно, понятно…
   - Скажите, а точно без одной почки можно спокойно жить?
   - Вы не сможете заниматься спортом, не сможете рассчитывать на тяжелые нагрузки, а жить, жить будете. Многие люди живут без одной почки.
   - Подписывать бумаги будем? - по-деловому спросил я.
   - Нет, честно вам признаюсь, мы работаем не совсем легально. О нашем договоре больше никто знать не должен. Вы ляжете в общую палату с диагнозом «почечная недостаточность». В течение недели вас оформят на операцию. После операции недели две-три мы будем вас восстанавливать, приводить в хорошее самочувствие новейшими препаратами, а потом с деньгами выпишем.
   - А побыстрее нельзя?
   - Посмотрим…
   - Сумма не меняется?
   - Три тысячи, как договаривались по телефону.
   - Ок. Я согласен.
   - Тогда ждите здесь. За вами придет медсестра и отведет вас в палату.
Мы встали и пожали друг другу руки.
 
 
   Я знал, что совершаю непоправимую ошибку, и не пошел, как обычно в таких случаях, к Апостолу за советом. Конечно, он не одобрил бы мой поступок. Но что я мог еще сделать? Моя почка могла спасти жизнь Варе. Я хоть жил с мамой до одиннадцати лет, ходил в школу. В её жизни не было ничего, кроме протянутой руки. Её никто не любил, о ней никто никогда не заботился. Эта маленькая беззащитная, мной любимая девочка, которую выкинули на улицу ребенком,  была лишней в этом огромном, жестоком мире. Только я мог за неё заступиться, только я мог её вылечить, есть ли у меня другой способ? Я перепробовал все, о которых знал. Смогу ли я смотреть, как она будет умирать на моих глазах? Я просто не выдержу этого, и никогда себе не прощу, что мог ей помочь и не помог. Сейчас она одна в душном  подвале, ждет и надеется только на меня. Пусть я не буду быстро бегать, носить тяжести, пусть, но зато она будет жива.
   День тянулся за днем. Меня хорошо кормили, я смотрел телевизор и переживал, что так долго за мной не идут. Когда, наконец, пришла медсестра и сказала, что надо готовиться к операции, мне стало невыносимо страшно и захотелось сбежать. Я попросился в туалет. Моя палата находилась на втором этаже. Окна в туалете были открыты. Теплый весенний ветерок блаженно обдувал меня, растворяя больничные запахи. Я посмотрел вниз. Спрыгнуть не стоило труда. Забор был недалеко. Я закинул ногу на подоконник и тут… представил Варино лицо. Конечно, я готов на всё, чтоб она была жива. Кто-то вошел в туалет, но я не обратил на это внимания. Я стоял у подоконника, принимая решение. Чьи-то сильные руки обхватили мою грудь. Рвануться не удалось. Вторая рука с полотенцем закрыла мне рот. Я попытался вырваться, чтоб вздохнуть, и понял, что сладко засыпаю.
 
 
   - Мама, мамочка…
В коридоре стояла мама и печально на меня смотрела. Я бросился к ней и нежно обнял её.
   - Мама, зачем ты такая грустная? Я так тебе рад, я так давно тебя не видел…
   - И я тебе очень рада…
   - А почему ты не улыбаешься?
   - Мне сказали, что ты в школу не ходишь и уроки не делаешь…
Мне стало стыдно. Я очень не любил расстраивать маму.
   - Это учителя на меня наговаривают. В школу я не хожу, но с уроками стараюсь…
   - Ты все равно у меня умница,- мама погладила меня по голове, - подожди меня, я за тобой приду.
Я остался один. Вокруг, закладывая уши, звенящими волнами кружился смерч из разноцветной светящийся  пыли. Вдыхать эту пыль было чудесно. С каждым вздохом мне становилось легче и свободнее. Вдруг пыль рассеялась, и я увидел себя. Надо мной склонился врач. Медсестра увозила частичку меня на тележке по больничному коридору. Стены не были мне помехой. Вокруг лежали в палатах больные, по лестницам нервно ходили врачи. Ко мне подошел очень страшный человек. Я заглянул в его лицо. Это был Станислав Сергеевич. Его было не узнать, так сильно он изменился с нашей последней встречи. Я слушал его мысли, а он меня даже не замечал, что-то считая в голове. Он обратился к врачу, склонившемуся надо мной:
  - Давай вторую через пять минут.
Его голос звучал глухо и невнятно по сравнению со звонкими мыслями. Тут я понял, что он имеет в виду. Какую вторую, мы договаривались на одну, он у меня хотел отобрать обе почки и убить меня. Он меня обманул!!! Я пытался толкать его, бить по лицу, но он этого  даже не замечал! Ему не было жаль меня, он был уверен и спокоен. Страх и ужас охватили меня, я ничего не мог сделать.
   - Мама, мамочка, помоги мне, - плакал я, - они хотят меня убить…
Мамы нигде не было, но я чувствовал, как кто-то невидимый сверху наблюдал за мной. Он был большой и сильный и жалел меня.
   - Помоги мне, меня обманули, - плакал я, обращаясь в его сторону, но он не выдавал себя. Сев в угол на кафельный пол, я продолжал плакать, мне было жаль себя, свою жизнь, в которой я еще не успел ничего сделать. Какая жестокая и несправедливая ложь… нельзя так, мы же договорились… я же поверил ему…
Врач выпрямился и подошел к Станиславу Сергеевичу.
   - Вскрытия, надеюсь, не будет?
   - Он нигде не числится.
   - Сразу в морг?
   - В крематорий. Ада подготовила все справки, не переживай.
   - Понятненько. Не жаль парнишку?
   - Загнулся бы сам через год, или убили б за воровство… а так хоть людям хорошим помог, и нам заработать дал.
   - Покурить есть время?
   - Есть, только форточку открой, а то ещё главврач припрется.
Я почувствовал, как две сверкающие стрелы света кольнули мне сердце. Перестав плакать, я поднялся на ноги и огляделся. Что-то происходило, кто-то за меня заступился, чья-то сила двигалась ко мне навстречу, спасая меня от смерти. Врачи курили у открытого окошка, больные за стеной лежа смотрели на ящик с рогами, все было как всегда, но…
Вот они… по лестнице поднималось несколько человек в накинутых на плечи халатах. С каждым их приближением я чувствовал силу помощи. Они шли по коридору, направляясь к операционной. Медсестра при виде них встала и поздоровалась. Впереди шел удивительный человек, излучающий свет; с ним рядом - четверо врачей. Они были за меня, они спешили ко мне. Я щурился, пытаясь сквозь яркий свет разглядеть лицо впереди идущего.
   - Апостол!!!
Я бросился сквозь стену к нему. Он поймал мою руку и подмигнул мне. Двери операционной раскрылись, и мы вошли внутрь. Врачи, курившие около окна, быстро выкинули бычки в форточку.
   - А что, курить во время операции теперь принято??? Или вас этому в институте учили? – спросил Апостол, подойдя к моему телу.
   - Простите, мы только закончили, операция была сложная, пришлось одну почку удалить…
   - Диагноз?
   - Почечная недостаточность…
   - Возраст?
   - Двенадцать, кажется…
   - Редкий диагноз для ребенка. А по какой причине в детскую не отвезли? – повернувшись к одному из своей свиты, спросил Апостол.
   - Станислав Сергеевич сказал, что это его родственник, и он сам будет его оперировать,  - ответил смущенно пожилой врач.
   - А почему тогда «кажется, двенадцать»? – Апостол посмотрел на Станислава Сергеевича, одевавшего маску. Тот промолчал.
   - Вера, проверьте, пожалуйста, журнал, историю болезни. Надя, проконтролируйте, чтобы операцию закончили нормально, а вы, Люба, проследите, пожалуйста, за здоровьем этого мальчика до выписки. Мне тут многое не нравится, но этим мы займемся позже.
Апостол погладил меня по голове и вышел вместе со своей компанией, оставив со мной одну из женщин.
 
 
   Я не знал, что бывает так больно. На бок невозможно было повернуться. При малейшем движении боль пронизывала все тело от макушки до пяток. Спать я не мог, пока мне не сделают укол. Кормила меня из ложечки добрая медсестра Люба. Целыми днями я думал о Варе. Я чувствовал, как она меня ждет и волнуется. Мне хотелось быстрее встать и уйти из этой больницы, но сделать так было просто невозможно.
   Потихоньку садиться на кровать я смог только через неделю. Мои штаны были в крови, и я очень стеснялся, когда при всех их меняли. За окнами уже распустились листочки, и цвела душистая вишня. Нежные запахи мая звали на улицу.
   Через две недели я стал передвигаться по палате. Медсестра Люба подкармливала меня шоколадом и приносила книжки. Я уже больше года не читал, и это было забытым наслаждением. Улетая вместе с книжными героями на далекие острова, я представлял себя моряком, разбойником или пиратом, надолго забывая о режущей боли в пояснице.
   Как-то ночью меня разбудила дежурная медсестра.
   - Тебя ждут в кабинете врача, - шепотом сказала она на ухо.
Я нащупал под кроватью тапочки и вышел из палаты. В коридоре было темно, но дверь врача была приоткрыта, и оттуда падал на желтый линолеум электрический свет.
   - Садись, Андрей, - Станислав Сергеевич что-то писал в журнале.
Я сел напротив него, ожидая следующих слов. Станислав Сергеевич закончил писать, достал из стола конверт и пододвинул ко мне.
   - Как себя чувствуешь?
   - Ходить немножечко уже могу, - ответил я.
Станислав Сергеевич достал из кармана несколько коробок таблеток, положил рядом с конвертом. Я бы тебя еще недельку подержал, но не могу, комиссия должна нагрянуть. Зачастили они к нам. С тобой все хорошо, жить будешь. Старайся первый месяц меньше ходить. Лежи, смотри телевизор, пей воду минеральную. Таблетки принимай три раза в день, пока не кончаться, понял?
   - Угу, - я кивнул головой.
В конверте деньги. Три тысячи, как договаривались, и пятьсот сверху, чтоб ты забыл о моем существовании и этой больнице, идет?
   - Угу…
   - Тогда собирайся. Через полчаса у задних ворот тебя будет ждать машина. Водитель отвезет тебя по любому адресу в пределах города.
Мы пожали друг другу руки. Я не доверял этому врачу. Забрав деньги и таблетки, я насколько мог быстро оделся и отправился к дырке в заборе, о которой мне рассказал сосед по койке.
 
 
   - Нюрк, ты картошку-то уже посадила?
   - Да рано еще, через недельку на дачу поедем, мой машину починит…
   - А я вон думаю, уже пора, теплынь-то какая!
   - Дай-ка с тобой посижу, передохну малость… вот, а то сумки руки оттянули.
Я поднял голову. Так и не вспомнив, как добрался вчера до подвала, где я оставил Варю. Мне стало тревожно. Дверь была опечатана. Встать на колени стоило огромного труда. Внутри все болело. Напротив входа в подвал на скамейке сидели две бабки, продолжая свой глупый разговор. Я огляделся, нащупал во внутреннем кармане куртки увесистый конверт и немного успокоился. Где могла быть Варя? Вдруг она меня не дождалась и ушла обратно в свой парк? Помню, как стучался ночью в дверь кочегарки, и никто не открыл. Это было совсем странно. Ребята знали условный стук и должны были меня впустить. Превозмогая боль, я встал, потрогал еще раз дверь. Она не шелохнулась. Я попытался идти, но каждый шаг отдавал невыносимой болью. Пришлось присесть рядом с бабками, прийти в себя. Бабки уже замолчали и недоверчиво меня осматривали.
   - Сынок, а ты откуда? – спросила тревожно первая.
   - От верблюда. Спал я здесь, - буркнул я.
 Вторая перекрестилась.
   - А не твою подружку тут на днях нашли?
Я повернулся к бабкам. Те испуганно смотрели на меня.
   - Мою, а где она?
Вторая снова перекрестилась.
   - Так мертвую нашли. Дворник-то наш повадился всех селить, то черных, то её, малышку. Жаль, бедняжку, жаль…
Я уже не слушал. Просто встал и пошел прочь. Что случилось, сколько времени прошло? Варя не дождалась меня. Она ждала, а я ничего не мог сделать. Она в меня верила и что… просто умерла, или её убили? Теперь все это уже не имеет значения. Зачем мне эти деньги, зачем все эти испытания, эта боль, которая не дает сделать шаг? И я пошел к Апостолу. У меня больше никого не осталось в этом мире.
 
 
   На месте Апостола сидел Косой с газеткой, на которой была рассыпана мелочь.
   - Здорово, Кос. А где Апостол?
   - Дюша, живой, блин!!!
Кос, увидев меня, вскочил и, забыв про рассыпанную на газетке мелочь, быстро потащил меня куда-то.
   - Тихо, Кос, я не могу так быстро…
Мы зашли за угол дома. Кос огляделся.
   - Я шифруюсь, вдруг тебя тоже ищут?
   - Чего, Плакса раскололся?
   - Тут столько всего произошло, блин… я один оштался, слава Богу, ты хоть появился…
   - Что с Варей случилось?
   - Не шнаю, я неделю там не появлялся, не мог. Она рашбалелась совсем. Я еду ей и чай горячий приносил с сахаром. Она тебя очень ждала. Я сказал ей, што твое шлово – закон, раш шказал, значит - вернешься.
   - Поздно, умерла она.
   - Блин, она так тебя ждала…
Я сел на ступеньки подъезда и заплакал. Кос молчал, поглядывая на меня.
   - Ты чего, все-таки решился… к этому врачу-то? – осторожно спросил Кос.
Мне не хотелось отвечать. Это было уже в прошлом.
   - Чего с ребятами? - вытирая с лица остатки слез, спросил я.
   - Блин, тут такое было,  - Кос даже вскочил. – Тачка подъехала крутая, красная, с открытым верхом. В ней кекс такой, в костюмщике белом, весь из себя. Он вышел и тачку не закрыл, даже двери открытые оштавил. Малой говорит, я хочу за руль сесть, хоть на секунду, подержаться. Ну и прыг в неё. А мы с Даном в карты дуемся. Дан смотрит, кекс тот обратно чешет, и быстро так. Он Малому швистнул, а тот не реагирует, кайфует, руль поглаживает. Кекс увидел Малого, хвать его за руку, выволок из машины и как вдарит ногой в живот. У него ботинки с острым носом, такие… Малой и осел, и изо рта кровь. Дан бросил карты и к нему. А Малой уж заходиться, и пена крашная ижо рта. Дан к кексу подходит, жестом показывает, чтоб тот из тачки вышел. А тот по мобильнику уже трепется, ржет. Дан мобилу выбил.  Тот вышел и так нагло на Дана, фофан хотел дать. А Дан выхватил свой тесак и в живот ему воткнул, и вверх. Из того кишки полезли, он на колени упал, рыдает и собирает их, запихивает обратно в брюхо, а Дан плюнул ему в рыло и шмылся. Я тоже свалил от греха. Котовский шказал, что Дана везде ищут. Кекс тот главным ментом окашался, который с вокзальных ментов мзду шобирал. Просто в гражданке был, приехал на владения пошмотреть. Мусора всех шпиков и штукачей напрягли, чтоб Дана нашли, но Дана кто-то предупредил. Я его больше не видел.
   - А что с Малым?
   - Я не шнаю. Люди шказали, шкорая обеих забрала. Но мент точно издох.
   - Блин, ну дела… базу, выходит, пасут?
   - Я один боюсь туда, мош вместе?
   - Спросим у Кота.
   - Кот говорит, рыться надо.
   - А Апостол где, я его искал ваще-то?
   - Хрен шнает. Он исчез пошле тебя. И Бурый не появлялся. Люди ражное говорят, но никто толком не шнает… вот, он тебе просил передать в последний раз, када я его видел.
Кос полез за пазуху. Достав мятую пачку из-под «Беломора», протянул мне. Я развернул пачку. Внутри была нарисована карта с пометками.
   - Чё за карта-то? - поинтересовался Кос.
   - Место, где иконы спрятаны…
   - Ух ты… откопаем и продадим?
   - Нет. Продавать не будем.
 
 
    Мы с Косом все-таки решили рискнуть и вернуться в кочегарку. Два дня я не выходил оттуда, пил таблетки и принесенную Косом минералку. Потом, почувствовав, что от таблеток мне только хуже, я выкинул их в огонь.
   Накинув рубашку, я вышел на улицу. Нежная зеленая листва трепетала под легким майским ветерком. Сладко пели птицы, и жужжали шмели. Далекий шум автомобилей нисколько не нарушал теплого блаженства. Сознание торжествовало, высвобождаясь из боли и тоски, выхватывая эти кусочки цветущего внешнего мира. Голова у меня кружилась, а тело продолжало мучиться в своей беспомощной слабости. Я сел на лавочку, врытую у старого тополя. Может, я умираю? Зачем мне жить, что мне делать дальше? Мамы нет, Вари больше нет, Апостола нет, братства – тоже нет… остались мы с Косом. Мимо нашего дворика шли румяные, счастливые люди. Им совсем не было дела до меня. Этот мир создан для них. Может, я зря родился, моё появление в этом мире было ошибкой? Я даже помочь никому не смог. А теперь почти не могу двигаться. Как я буду воровать, как жить? Закрыв глаза, я вдыхал запахи одуванчиков и слушал птиц. Вдруг кто-то нежно прикоснулся к моей руке.
   - Варя… это ты?
   - Я, не узнаешь?
   - А я думал… я так спешил к тебе, а вернулся, тебя нет…
   - Я пришла за тобой.
   - Какая ты красивая… я думал никогда тебя больше не увижу…
   - Разве такое возможно?
   - Я почти поверил в это…
   - Я с тобой, я тебя ждала, пойдем же, нас мама ждет.
  Варя встала и потянула меня за руку. Рядом с нашей скамейкой текла розовая река. Мама сидела в лодочке, стоящей у берега, и улыбалась мне.
   - Мама, мамочка!
Мама помахала мне ручкой. Варя нежно гладила мои пальцы.
   - Ну, пойдем же, Дюш…
Я встал и послушно направился за Варей. Мы прошли несколько шагов к реке. Она вошла в воду, но мне мочить ноги не хотелось.
   - Пойдем, не бойся, - нежно улыбалась мне Варя.
   - Тебе нельзя в холодную воду, ты простудишься.
   - Я выздоровела, мне уже можно, и вода совсем не холодная, попробуй...
Я не решался войти в реку. Чувствуя неловкость, я смущенно поглядывал то на Варю, то на маму.
   - Смелее, я люблю тебя и хочу быть с тобой.
   - Я тоже.
   - Так что же ты?
   - Подожди…
Я решил в последний раз оглянуться на свой мир. На лавочке, на моем месте сидел Апостол и, закрыв глаза, мычал песенку. Я отпустил Варину руку и сделал шаг назад.
   - Я не могу… я обещание не выполнил…
   - Какое обещание?
   - Я Апостолу пообещал… пообещал иконы найти… я должен, я не могу пока, вы меня подождете немножко?
Я пятился назад. Варя на меня умоляюще смотрела. Я дошел до лавочки и сел рядом с Апостолом. Он мычал под нос мелодию, не обращая на меня никакого внимания.
   - Простите меня, я обещал, это очень важно…
Варя поглядела на мою маму. Мама пожала плечами.
   - Тогда мы без тебя поплывем. Нам будет грустно.
   - Я вас догоню позже. Я вас очень люблю.
Туман затягивал речку. Лодка уплыла. Положив голову на плечо Апостола, я устало  закрыл глаза.
   - Апостол, что мне делать, скажи, только по-человечески, без всяких там, про Бога и прочее, - прошептал я.
Апостол продолжал мычать. У меня не было сил его допытывать, мне просто было хорошо с ним рядом.
Почувствовав боль, я открыл глаза. Чьи-то руки будили меня. Рядом стоял Кос и трепал меня за обе щеки.
   - Ты чё, Дюш?  - бормотал Кос, - ты чё?
   - Да заснул, кажись…
   - Гошподи, бледный какой… ты так не пугай, - испуганно причитал Кос.
   - Не, нормально, пить хочется.
   - Ща принешу.
   - Брось, сам схожу.
   - Делать-то шо будем?
   - Май, время хорошее… попробуем выжить…

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка