Хождение за три лужи
Сергей Смирнов (13/02/2024)
Одиссея.ру
На бричке или на электричке
гуляет Чичиков по Расее,
как Одиссей, как завзятый трикстер,
и знай фантомы на ветер сеет.
А ветер веет, собака лает,
и лай собачий уносит ветер,
восход алеет, закат пылает,
и ось планеты – вселенский вертел.
Вертеп вселенский, разгул кабацкий –
ничто не свято, как пел Высоцкий,
и запах серный, и отблеск адский
здесь ловит каждый из всякой сотни.
А мы всё носимся со стишками
и детям нашим везём орехи,
как Веня носится с Петушками.
Но не доехать…
Волчья песня
Синим пламенем горит
ретивое.
Волк с волками говорит
волчьим воем.
Воздух, словно монолит,
сизый снизу.
Волчий через лес транзит.
Волчий через лес транзит.
Волчья виза.
Ловит семя на ветру
лоно вдовье.
Всё закончится к утру
малой кровью.
Выкликать пойдёт зарю,
горько плакать,
разрешится к ноябрю
волколаком.
После им построят мост
через прорву
волчья шкура, волчий хвост,
волчья прорубь.
На морозе мир зачах –
серым жарко:
волчья шуба на плечах,
волчья парка.
Муха моего ума
Муха осенняя, сонная муха
тихо зудит из пустого угла –
мне испытание, тяжкая мука,
злая насмешка, тупая игла.
Вот прогудела у самого уха,
только успел к ней ладонь поднести –
муха осенняя, сонная муха
прянула прочь из горячей горсти.
Может быть, это не муха, а муза,
муза, познавшая тайны земли?
Узы священного с нею союза
мне б, несомненно, во всём помогли.
Нет, не похожа. Крылата – и только,
лапкой касается мира сего.
Так и летает без смысла и толка
сонная муха ума моего.
На тёмном перекрёстке
Луна роняет с неба блёстки,
звенит высокая трава.
Стоит на тёмном перекрёстке
Иван, не помнящий родства.
Не помнит он ни древних предков,
ни снов глубокой старины,
он вкривь и вкось засохшей веткой
торчит на дереве страны.
Ничто не греет и не светит,
и путь его лежит во мгле
на том, как и на этом свете,
на небе, как и на земле.
Над ним распахнут звёздный полог,
за ним Россия и Москва,
но он стоит себе, как олух,
Иван, не помнящий родства.
Ищу
Под сенью развесистых лиственных крон
в Москве или, скажем, в Твери
ношу на брелоке последний патрон
и ключ от последней двери.
Пусть мне напевают: «Чудак-человек,
такого ствола не сыскать,
такого замка не отыщешь вовек,
чтоб в пору он был и под стать».
А я под покровом платанов и лип
весёлый мотивчик свищу,
ищу по земле подходящий калибр
и нужный замочек ищу.
Хождение за три лужи
Мы плывём на бумажном кораблике
по волнам и порогам ручья,
нам поют зинзиверы и зяблики
для того, чтоб вконец не озябли мы
в драной шубе с чужого плеча.
Но бумага – основа непрочная –
пропитай её вакса и воск!
И покуда болезная корчится,
купим ваксы и воска меж прочего,
наведём на кораблике лоск.
Мы плывём без руля и без паруса,
без ума и без карты морей.
Но под музыку Пресли и Штрауса
нам прикольно скользить по стеклярусу
наугад без окон и дверей.
Так неси нас вдоль вешнего мусора,
вдоль сугробов, завалов, страстей
под курлыканье, свисты и музыку,
наш кораблик невзрачный, неузнанный,
в мир иных, чем теперь, новостей!
Короткое замыкание
Вымоли молнию,
вымолви молнию,
вылови молнию,
ведь без неё
и судьба неказиста,
и счастье не полное.
Будь на посту
не усталым апокрифом,
лишним апостолом –
грозопророком,
электропоэтом,
амперофилософом!
Ствол злополучный,
замкнув провода,
в бездну пламени рушится,
лупят разряды,
и ярко пылает
кустарника кружево.
Лупят разряды,
сверкают разряды,
гудящие, вольные –
тысячерукие,
тысячеглазые,
тысячевольтные.
Лупят разряды,
гремят канонады,
ревёт артиллерия…
Долго дымится
под струями ливня
сосна обгорелая.
Под железный стук колёс
Разговорчики дорожные
что полова на ветру,
улетят, пустопорожние,
и развеются к утру:
о погоде, о политике,
о закате поп-звезды,
о проклятом культе личности,
о величии версты.
Я ведь тоже с чувством юмора
(не пытайся возражать!),
опрокину пару рюмочек,
чтоб беседу поддержать.
Расскажу им всем про Штирлица,
(это к карме стопятьсот),
и случайно следом вырвется
заповедное словцо.
Соберёмся в тесном тамбуре
и в сиреневом дыму
разместимся шумным табором
по душе и по уму.
Я спою им Костю Кинчева –
песню под названьем «Стерх»,
что под сердцем нежно вынянчил
и взметнул, как знамя, вверх.
Разговорчики завертятся
под железный стук колёс,
подпоёт гудком доверчивым
допотопный паровоз.
И по кругу – о политике,
о восходе рок-звезды,
о толстожурнальной критике
и о пользе бересты.
Сравнительная орнитология
У птиц свои синоптики –
получше, чем у нас,
у них такая оптика,
что просто вырви глаз!
У них такие лоции
и карты, и компа́с,
и песни их возносятся
свободней, чем у нас.
Они летят под звёздами
среди магнитных трасс,
их крылья кем-то созданы
надёжней, чем у нас.
Лесной городок
Он вырос в одночасие по высшему приказу
(посредством, при участии) из старых русских сказок.
Солдаты рукодельные не по кивку Емели
спроворили меж елями в течение недели
такое диво дивное, невиданное чудо
с изысками, извивами – на любованье люду.
(посредством, при участии) из старых русских сказок.
Солдаты рукодельные не по кивку Емели
спроворили меж елями в течение недели
такое диво дивное, невиданное чудо
с изысками, извивами – на любованье люду.
И терема роскошные, мосты и галереи,
и частоколы мощные в лучах зари горели.
А этих зданий жители из присказок и сказок,
как позже мы увидели, горазды на проказы.
Богатыри и витязи, русалки, домовые,
строители, воители стояли, как живые.
Богатыри и витязи, русалки, домовые,
строители, воители стояли, как живые.
Но стоило замешкаться среди лесных идиллий,
как идолы с усмешкою плечами поводили,
скрипели, улюлюкали, прицеливались метко,
гадюками и злюками казались малолеткам.
Мы уходили засветло, обратный путь торили,
а то б застряли запросто в древесных лабиринтах.
Мы уходили из лесу не те, совсем иные,
усталые и кислые, унылые, больные.
И деревянных идолищ из тайных древних капищ
в кошмарах детских видели за шторой и за шкафом.
С сомненьями, вопросами гляжу сквозь морок зыбкий:
у чудищ стоеросовых – друзей моих улыбки.
Ветер Марса
Памяти Дмитрия Биленкина
«Ветер Марса горек и щемящ», –
эту строчку я запомнил с детства,
словно принял от партнёра мяч
и усел на поле оглядеться.
Был и самодельный телескоп,
сделанный по чертежам в журнале.
Я летал ночами высоко.
Жаль, что одноклассники не знали,
как ко встрече с чудом был готов,
как мечты восторженно горели
белым серебром полярных льдов
и каналами Скиапарелли.
Не входил в великосветский клуб,
не тусил с продвинутой элитой –
мне ночами чудился Тускуб,
мне ночами снилась Аэлита.
Пас я галактических коров
и гонял по горизонту хмары.
Позже были и «Война миров»,
и брэдберианские кошмары.
Не утратив к Марсу интерес,
по пути распутываю путы,
вспоминаю красный Антарес.
Вот бы их во тьме не перепутать!
Фонарь
Ничего не помогает
в темноте и тишине.
Но один фонарь мигает –
он подмигивает мне!
Он мигает: мол, прорвёмся,
он мигает: не беда,
он мигает: будет солнце,
эта тьма – не навсегда.
Он один в ночи мне светит
путеводною звездой,
он один на целом свете
освещает путь домой.
Через время и пространство,
через абсолютный нуль
вёл меня фонарь, старался,
а к утру устал, уснул.
Последние публикации:
На инфернальном сквозняке –
(15/06/2015)
Три короба –
(16/06/2014)
Поэты, ангелы и алкоголики –
(11/06/2013)
Мёд мироздания –
(21/05/2012)
Вечный post –
(28/06/2011)
Времечко оно –
(25/08/2009)
Следы на снегу –
(22/06/2008)
Стихотворения –
(06/02/2006)
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
