Комментарий | 0

Друзья прощаются (Сорок дней со дня ухода из жизни поэта Владислава Пенькова)

 

Сегодня сорок дней со дня ухода Владислава Пенькова – Влада, как называли его друзья. Сам он близких по духу и жизни в слове называл братьями. Читал их, хвалил, журил, делился их строками не реже, чем своими… Редкий человек и поэт, он вызвал море слёз своим уходом. Здесь, в этом прощании с ним, не все его друзья, конечно.  Редакция благодарна Наталье Перстнёвой и Марине Викторовой, оказавшим помощь в организации сегодняшнего поминания поэта здесь и в других материалах сегодняшних выпусков в «Топосе».

Человек уходит, а поэт остаётся. Душа же – вечна. Друзья, любите!

                                                                                                                                                            ВШ

 

 

Владислав Пеньков. 2012 г.
Фото из архива Марины Викторовой
 
 

 

Татьяна Акимова

 

Владу Пенькову
нежно любимому брату по слову,
так неожиданно и непоправимо шагнувшему в небо
 

1.

в сумерках возвышенного крепа
краткий миг отмены бытия — 
тающий в руках материал,
вечности расхожая карета  —
тройка безупречных лошадей,
элегантно-скорбного звучанья
бубенцы великого начала,
ленточки в лохматой бороде
кучера далёких соответствий,
лишь тебе всё это ни к чему,
что-то есть не внятное уму
в сумерках предутреннего света.

 

2.

лишь всепетые братья
рождаются в полночь,
разве можно заполнить
пустоты нон грата,
разве есть виноватые
в смертном угаре,
лишь пчела и рогалик
и ласки словами,
шоколадные крошки
тоскующим птахам,
чтоб без боли и страха
и людям, и кошкам,
чтоб собаки во храме
святого покоя
говорили стихами,
цветами левкоя,
забывали сомненья
имён человечьих,
вокруг шеи колечко,
безродный каренин
заливается лаем
собачьего счастья,
тоже птица отчасти,
я давно это знаю.

 

3.

у бесстрашия ветер в ранце
для особенно зримых пут,
отпусти меня, ветер в путь,
бездорожье не терпит глянца,
бесприютность сильней тоски
неоправданного сиротства,
я не знаю иной дороги,
кроме той, что ведёт в пески,
в серебро вековых пустынь,
заметая следы и буквы,
не боюсь ничего как будто
никогда не смогу остыть.

 

 

Михаил Белоногов

 

В первый день сентября случилось страшное – чёрное, неизбежное, непоправимое. Умер Владислав Пеньков – близкий и дорогой мне человек, мой любимый поэт… 

Несколько лет назад я познакомился с творчеством Владислава на сайте «Стихи. Ру» и с первых же строк влюбился в его чудесную, созвучную моим чувствам поэзию. Стихи Влада несли в себе удивительный волшебный свет, который, как мне представляется, должен был проникнуть в самые потаённые, самые темные уголки загадочной человеческой души и сделать всех нас лучше – терпимее, добрее… И видимо не случайно одно из лучших и любимых мной стихотворений Влада называется «Светит и горит» -

 

…И раз уж сломали тебе говорливое горло
гортанные звуки племён, растворённых в крови,
пока это горло от слёз подступивших не спёрло,
дозорным, девчонке, шакалам про них говори.

Что скачут дозорные в ночь, обогнав тепловозы,
и юная женщина, юбку одёрнув, встаёт,
что прячут шакалы не зубы, а юные слёзы,
что всё испарится, а это уже не пройдёт…

 

Да, Влад, дорогой мой человек, – это не пройдёт…

 

Друг и Поэт ушёл, но в сердцах тех, для кого он писал, кого он любил, он остался. А еще остался удивительный светлый мир его стихов и это навсегда…

Светлая память!

 

 

Дмитрий Близнюк

 

Я не умею говорить правильные слова в память об ушедших, могу только предложить написанный мной Наташе честный комментарий и один стих (верлибр) который был написан задолго до смерти Влада, но имхо передает мое чувство, отношение к жизни и смерти.

"Смерть – самый страшная несправедливость мира. Мне очень жаль, что мы не договорили с Владом, расстались в ссоре. Но смерть и бессмертные стихи, бессмертие души смывают весь жир и макияж с отношений. "И остаются стихи. Договаривать за нас." (Н.П.) Даже не думал, что его уход так глубоко и так болезненно пронзит меня. Всё приму в этой жизни, все чаши горькие, сладкие выпью, радостей и страданий.  До каждой капли. Все, кроме наших смертей. Это подло. Единственная несправедливость – это наша смерть. Буду читать замечательные стихи Влада. Как и все хорошие стихи. Это лучшее, что я могу и хочу делать в нашем самом лучшем, прекрасном, и уже, вот-вот, почти, еще чуть-чуть, когда же уже? совершенном мире. Из возможных."

 

эхо невозможного
 
 
фонари проспекта
с двумя головами:
одна нависает над второй, как самец гадюки над самкой,
а люди внизу проходят сквозь
прозрачные мясорубки времени мельчайшие,
не замечают, как их крошат на морщины,
на пыль и седение.
тощие скукоженные ангелы старости
наполнены слабоумием, как розовым сиянием.
это - чувство угля, который швыряют в топку,
а там кубический джин огня
брыкается сотнями ног в чугунной колбе.
"бесссссмертие" -
если произнесешь вслух сто раз подряд,
услышишь
шум далекого прибоя.
это вечность бьется о берега
несуществующего моря головой,
как рыжий веснушчатый Наполеон в дурдоме.
это - эхо невозможного. желание золотой пробки
создать нечто сложное и прекрасное.
живую рыбку.
наградить сознанием, вместилищем эмоций,
чтобы понял однажды - ты умрешь. исчезнешь. но о чудо.
слепой котенок в ведре с водой не тонет,
он научился дышать под смертью.
вот-вот откроются его глаза.
но как же выбраться из ведра
Вселенной?
и длится осознание.
беснуется штрихованный дождь за окном.
неужели. неужели. неужели.

 

 

Марина Викторова

                                                                                                       

Я познакомилась с Владом в 2012 году, когда искала авторов для публикаций в изданиях международной медийной группы "Интеллигент", с которой сотрудничала.  Впервые встретилась с ним в одном из литобъединений Таллина. Помню, как он подошёл и сразу же наповал сразил меня своей эрудицией. Узнав, что по основной профессии я эпидемиолог, он завёл беседу о средневековой пандемии чумы и её особенностях на территории Европы, со всеми статистическими выкладками... Сейчас я не могу вспоминать об этом без улыбки. Так завязалось знакомство, и началась наша дружба. Когда здоровье Влада позволяло, мы проводили много времени вместе. Когда становилось хуже, переходили на телефонные разговоры и общение в эпистолярном жанре. Так или иначе, мы постоянно разговаривали. Обсуждали стихи, говорили о литературе, об искусстве, да и просто "о житейском", как выражался Влад. Он был не только невероятным эрудитом и очень талантливым поэтом, но и обладал изумительным вкусом и потрясающей интуицией. В каких-то суждениях мы с ним совпадали, в каких-то – не совсем, но не было, нет и, боюсь, не будет уже в моей жизни собеседника интереснее, чем Влад. К тому же он стал для меня настоящим гуру. Это благодаря Владу я прониклась поэзией таких авторов, как Георгий Иванов, Егор Летов, Денис Новиков... Это благодаря Владу я окончательно и бесповоротно полюбила Бродского, к поэзии которого, кстати сказать, сам Влад относился довольно сдержанно. Это Влад заставлял меня читать классиков японской прозы и смеялся над тем, как непросто мне это давалось, в то время, когда сам он наслаждался таким чтением. Это благодаря его страстной любви к поэзии Эмили Дикинсон, в какой-то момент я увлеклась переводами её стихов. Это из-за его фанатизма я стала интересоваться не только произведениями, но непосредственно личностью Кафки и кафкианством. Да что говорить... Сколько всего я так бы, возможно, и не узнала, и не распробовала, не появись Влад в моей жизни…

 

Участь
 
 
                                                 B.
Так вжиться в боль, чтоб выжечь тишину 
из тени  наползающего "завтра",       
так  черпать жизнь - скрести душой по дну   
минувших дней - отчаянно,  азартно, 

так преодолевать откат в себя -
вздыматься в ночь и оседать с рассветом,
так, безвоздушность словом теребя,
в ней умирать.. 
И воскресать.
Поэтом.

 
15.12.2013
 
 
 
 
Другу
 
 
Желтизны почти не видно в кронах,
но вчерашний август закатился
перезрелым яблоком к затону,
небо тронув боком золотистым.

За окном полощутся пайетки
ветром разлохмаченного клёна,
пляшут человечки-статуэтки               
на ещё живом, ещё зелёном. 

Пляшут, пляшут... Это – в застеколье.
Там, где ты - другое и другие.
Там - круглогодичное застолье
у непроходящей ностальгии.

Кондиционер гоняет страхи,
остужая прошлое фреоном,
чей-то ямб сменяет амфибрахий,
и опять стихи, стихи - прогоном.

О минувшем. Проза разночтений,
прогоркают давние надежды,
в переборе чьих-то изречений               
ты то врозь с собой, то снова смежно.

Кто-то подойдёт, огня попросит.
 - Нет, не жаль, курите на здоровье, -
и с улыбкой снова канешь в осень               
зыбким светом, смешанным с любовью.

 
09.09.2013
 
 
 
 
В.П.
 
Харон закурит папиросу,
сверкнёт обол на днище лодки,
и не останется вопросов -
лишь хлеб ржаной да стопка водки.

Нежна сентябрьская подушка,
прокрустово свободно ложе,
век по утрам твоим подружкам
троянского коня треножить...

Июльский снег закружит в лете...
Снежинок альбиносы-мухи
затянут песню о поэте
словами горьковской старухи,

к ногам приластится, играя,
Капитолийская волчица,
и загремят ключи от рая...
И пульс забьётся над ключицей...

08.09.2020

 

 

 

Руслан Гарбузов

 

С Владом Пеньковым и его стихами знаком с 2016 г. по публикациям на портале «Стихи. ру» под ником «Из Бургоса», где сам я обретаюсь как «Эргар». Общался с ним до последнего дня, точнее, вечера его земной жизни – 31 августа 2020 г.

Как всякий настоящий поэт, Влад таковым родился, но творчество его развивалось под влиянием двух трагических обстоятельств:

ПМЖ на территории одного из лимитрофов

и медицинским диагнозом, ежедневно подтверждаемым собственно ходом развития болезни, когда жизнь превращается в ожидание близкой смерти.

Первое обстоятельство позволяло кое-кому относить его к эмигрантам и даже называть русскоязычным поэтом, чему Влад яростно сопротивлялся, сам себя справедливо ощущая именно русским поэтом. Второе – наполняло его стихи романтической тайной. Именно романтической при всей реалистичности, а иногда и натурализме, их содержания.

 

Последнее, что он написал мне 31.08. 2020 г. в 20:50:       

 «…Я сейчас такую порцию звездюлей отхватил, что у меня до сих пор звёздочки в глазах. Но я об этом не могу и полслова, не имею права.

Просто звездец начался немного раньше, я ждал его в начале осени по привычке. Но это снова тайна – на этот раз моя».

За четыре года нашей виртуальной дружбы мы с В. Пеньковым довольно часто «обменивались» посвящениями. Моё последнее, «Паллиативную терапию», я начал писать ещё при жизни Влада… как-то чувствовалось, по стихам и переписке под ними, что близка терминальная стадия болезни. Не успел.

 

Медсестра  уже  не бреет,
никого не сволочит,
на глазах уже  добреют
санитары  и врачи:
 
от последнего экстерна
и до первого рвача –
до профессора Ихштерба –
иха главного врача.
 
С ними  Г и п п о?
  
С  нами  П о п о ,
Идиот   Г и п п о п о т а м.
Делит Азию с Европой
на условный попалам
 
И  к р и ч и т   о н , и  п о ё т  о н :
« С л а в а  д о б р ы м  д о к то р а м ! »
 
Заболел ли, заебали
сомалийки из Габеша?
На далёком Занзибаре
пляшут девушки  без кэша?
 
Возвращайся, абиссинец –
как  бы  не  был сир и  беден –
прямиком уже в Россию:
здесь таким дают без денег.

 

 

 
 
С Владом я познакомилась на Стихи.ру, и мы переписывались. С первых его прочитанных строк пришло счастье понимания его величины вместе с чётким осознанием – осталось недолго. И вот это ощущение – радость оттого, что ещё живой, ещё пишет – было каждый день, с каждым новым текстом. В последние дни он писал и общался так, что было впечатление пламени – до неба. И оттуда его слова. Я говорила о нем с Ченом Кимом (Александром Носковым), с Евгением Петровичем Чепурных. Не сговариваясь, они сказали: герой. Жил как герой, умер как герой.
Я тоже чувствовала это – в пламени, которое и было его настоящей жизнью.
 
 
как ни крути
а ветер будет рад
затихнуть
чтоб потом задуть по новой
 
твой дивный град
на девяти ветрах
и ты, Гвидон, в серебряной обнове
 
нельзя не плакать
но нельзя
нельзя
убить слезами
вещую свободу
 
плывёт корабль
отчётлива стезя
из чорноречья
на большую воду
 

 

 

Леонид Китайник

 

В.П.

               Памяти Влада Пенькова

Где доносит до Балтики ветер
из эгейских и ханьских широт,
с крыши пагоды можно заметить
океана разинутый рот.

В мокрых сумерках каждому слову
то кричать, то гореть, то горчить:
виноградная трель птицелова
и лоза, словно звездная нить.

 

 

 

Валерий Новоскольцев

 

Упокой, Господи, душу усопшего раба Твоего

Владислава...

 

Вифлеемская звезда
 
Владу Пенькову
Благослове́н еси́, Го́споди: научи́ мя оправда́нием Твои́м.
 
 
В сердце голубь, как в гнезде,
Сердце стало Домом Божьим...
Помолюсь ночной звезде,
Пусть ничто нас не тревожит.
 
Мир и так идёт вразнос.
Чьи там головы – на блюде?..
Голубь весточку принёс,
Что помилованы будем.
 
Что не стоит, ей-же-ей,
Биться лбом о крышку гроба...
В мире много голубей.
Этот, белый, он особый.
 
Он один такой на всех.
Вещий, вечный, чистый, смелый...
Смерти нет. Ложится снег.
Белый-белый. Белый-белый.
 
/2018 г./

 

 

Роман Смирнов

 

С поэзией Влада Пенькова я познакомился лет шесть-семь назад. По итогам одного крупного интернет конкурса его подборку опубликовали на портале “МК-Культура”.  Мне очень понравилось, очень. Я сам только начинал, а тут…  Сразу было понятно, что это большой поэт.

Точные, хлесткие, без комплексов строки. Лёгкие невероятно. Запоминающиеся.

Конечно, я начал следить за его творчеством. Искать другие стихи. Находил, влюблялся в этот ритм сбегания мальчишки по лестнице. А ещё в ностальгическую брутальность.

 Время шло.  Мы пересекались то на одной, то на другой литературной площадке. Заговаривать с ним я стеснялся. Но однажды случилось. И, знаете, в его комментарии к моим стихам не было ни грамма снобизма, а только благожелательность. Я почувствовал его протянутую ко мне руку. Брат, друг, общность. Вот такой вот человек.

  Не скрою, подражал пару раз. Ну, невозможно не поддаться таланту. Этим стихам. Вот, приведу один из подействовавших на меня

 

My sweet lady Jane
 
Увядай, стыдливая «десятка»,
в крупных пальцах Гали-продавщицы.
Во вселенной, Галя, неполадка,
а иначе б стал сюда тащиться....
 
У вселенной музыка плошает.
Леди Джейн от этого тоскует.
Смотрит клён – унылый и лишайный
на неё – печальную такую.
 
Дай мне, Галя, светлую, как утро,
порцию московского разлива,
чтоб напоминала камасутру
пена хлестанувшая красиво.
 
Чтобы взор, омытый этой пеной,
увидал, как отцвела Галюшка,
чтоб вселилась лондонка мгновенно
в розовую кукольную тушку.
 
Как дрожат изысканные пальцы,
как слеза стекает за слезою
на пельмени и коробки смальца –
на товар советских мезозоев.
.......................................................
 
Магазин, затерянный в хрущёвке.
Продавщица, пьяная от пота.
Кто мог знать, что враз, без подготовки,
я лишусь хорошего чего-то:
 
права по дворам ходить, мурлыча
песенку лохматых шиздесятых,
слушая, как плачут и курлычат
смуглые невольники стройбата,
видеть выси (оказалось, толщи),
бормотать, мол, поздно или рано...
 
Бросьте, Галя, что вам эти мощи
лондонки, сочащейся туманом.

 

Очень быстро стихи Владислава стали становиться масштабнее, аскетичнее… Появилась пророческая нота. Нота истинного русского поэта.  Я говорю, что очень быстро, но как трагически оказалось – в этой скорости был свой провидческий фатум…

Поэта не стало в первый день осени. И трудно было поверить, и трудно смириться сейчас.

Светлая память тебе, Влад!

P.S.

За несколько недель до смерти Влада пришли ко мне строки. Воодушевившись, я решил, что это будут стихи посвящение другу, коллеге, Владу Пенькову, но… судьба распорядилась иначе. Стихотворение стало на смерть поэта.

 

                     Владу Пенькову

Обессудьте. Я же просто автор.
Достоевский тоже – “Идиот”
От меня останется \до завтра\ –
лучшее, что здесь произойдёт.

Вспоминайте что ли пивом в кружке
или рюмкой водки ледяной,
как врастает в дерево кукушка,
словно Рильке в пояс часовой.

Обессудьте. Ни о чем не надо
говорить и даты сочетать.
Просто фото неудачно снято.
А стихи? Давайте же читать…

 

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка