Комментарий | 0

Уроборос (25)

 

Записки от дачной скуки, приключившейся однажды в июне

 

 

 

 

День тридцатый первый

 

Почему меня так успокаивают "Записки у изголовья" Сэй-Сёнагон (начало одиннадцатого века) или "Записки от скуки" века четырнадцатого? Обычная ("растительная") жизнь фиксируется с наивно непретенциозным вниманием. Оказывается, что лишь кроткое внимание есть действительное внимание. А если претензия возникает, то к внутреннему человеку, как у Кэнко-Хоси: «Обладать чем-нибудь, дающим превосходство над другими, – большой порок». Какое само по себе прекрасное суждение! И сколь оно неожиданно и удивительно! Само обладание преимуществом – порок. Вдумаемся в эту глубину, если мочи хватит. Тем более, выходит, пользование преимуществом – порок вдвойне. Не парадокс ли для нашего сознания? (Что тут скажут все наши бессчетно талантливые, в том числе на ниве науки и искусства?) И далее автор записок объясняет: «Человек, считающий, что он выделяется среди других тем, что высокороден, или тем, что превосходит их талантами, или тем, что славен предками, – даже если он никогда не говорит об этом вслух, – в душе совершает большую провинность». Вторая удивительность: вина здесь существует в царстве Души, которая, следовательно, бытийственна, ибо космически первична. В этих записках и у Сэй-Сёнагон, и у Камо-но Тёмэя, и у Кэнко-Хоси не существует недовольства, идущего вовне, того недовольства, на котором стоит вся западная литература. И не только литература – сам человек.

 

Уничтожать крестьян (и казаков) как земледельцев, уничтожать не только идеологически-идейно, но и физически "большевикам" выгоды никакой не было. Напротив, был один экономический и моральный вред. Разумеется, это все понимали. Почему же уничтожали со свирепой безоглядностью миллионами? Здесь мистика инфернального движения угасания человека. Откуда, из каких истоков эта иррациональная ненависть именно к людям земли, к людям, укорененным почти беспредельно (земля=Бог)? (Разве не в этом суть глубинного порока-несчастья: потеря корня, потеря центра стояния?) Бенефициары двух наших революций, 17 и 91 годов, одни и те же. Кто их избрал? Они сами: вполне по учению Ницше о "новой знати". Каковы иррациональные корни ненависти,  бушующей в мире и набирающей обороты? А то, что эти корни иррациональны, – вне сомнения. Ужас истории как раз в том, что почти все народы западной ойкумены заражена и поражена вирусом "расового превосходства": выражением финальной, катастрофической слабости, нулевой цифрой на счетчике духа.

         Рильке в прощальном письме Леониду Пастернаку (1926 года) называл ситуацию в России новым игом, "новой Татарщиной", когда вся истинная Русь снова ушла под землю, затаиваясь и копя силы, на поверхности остались только захватчики и предатели. Впрочем, никто в тогдашней Европе и не сомневался в русофобской сущности большевизма. Этой сущности "новые правители" держались руками и зубами. Иначе как бы грузин засел в Кремле, в русской православной святыне, на тридцать лет. Космично ли дерево в поле? Космичен ли сапиенс в городе? Всё, что не космично, – погибельно. Какое дхармическое или, иначе, космологическое право имел Джугашвили, плохо владевший русским и мысливший и видевший сны на грузинском, возглавить тысячелетнее русское царство? Какое дхармическое, а тем более космологическое право имел иноземный атеист Свердлов вынести смертельный вердикт крестьянской элите русского народа? И т. д. вплоть до Зеленского. А мы рассуждаем о том, что "князь тьмы" – поэтическая метафора. Какие дети вырастают на сквозняке?

 

Мы променяли природно-космичный, почвенно-ландшафтный ум на абстрактно-логически-машинный. Бога на идеологию.

 

Зря надеялся Рильке: Россия так и не выбралась из-под нового ига. "Паханат" – с презрительно-злобной усмешкой говорил тридцать лет подряд с экрана телевизора и в своих бессчетных книгах главный наш пастернаковед, кумир миллионов перманентно самовозобновляющихся большевичков. Впрочем, наконец-то он недавно сбежал; а не знаковое ли это событие?

 

Разве к власти и к императиву ненависти на Украине приведены не те силы, что ни в коем случае не могут иметь опоры в русско-украинском православном архетипе? Украинский диалект, которым владеет 48 процентов жителей Украины? Но Германия сплошь состоит из ярко выраженных языковых диалектов и что? Ни одной внятной причины для ненависти к русским иноверческая (во что-то же они верят) "элита" в Киеве не выдвинула кроме расовой мантры: "русские – орки, а мы – высшая раса". Но кто это "мы", если народ Великороссии и Малороссии имеет одну кровь и один духовный габитус. "Одна вера, одна кровь", – как говорил герой "Андрея Рублева" у Тарковского.

 

А быть может западная конгрегация поражена неким ментальным вирусом, изготовленным не инопланетными бесами, а в тех же американо-украинских био-лабораториях?

 

Но почему русский культурный слой во второй половине прошлого века кинулся в рационализм американского образца? Клюнули на интеллектуализм – на страшнейший вирус, в итоге (после красивых джазовых пьес) погубивший всё человечество.

 

Гордость собой – решающее качество интеллектуала. Что Ницше, что Батая. Гордость не позволяет им допустить, что их дискурс еще не совершенство, что он заблуждение грешной машинки интеллекта, туман мозговых паров и испарений. Батай пишет, что индусы верят в возрождение в иной жизни. И добавляет: "для меня же главное, чтобы не возродиться". Амба. С такими амбициями и без охраны? Плевать на космос. Достаточно меня: здесь-сейчас-Батая.

 

Евроамериканцы исходили и исходят из амбиций знания истины, "владения ключами". Отсюда натиск. Кроткая искренность самоуничижения их не посещала. В том числе и в сфере словесности. Индус не торопится: перед ним множество жизней. Русский неторопливо осматривается в неизвестном пейзаже, вслушиваясь в себя и в природу и понимая, что знать ему ничего не дано и что самый глупый и самый опасный сорт людей – те, кто вертят словами. Восток в человеке очень осторожен к словам, и как только начинается краснобайство или цирковые фокусы (чара) – закрывает книгу. "Большинство людей – черные маги".  Даже просто стоять рядом с ними опасно. Ибо черный маг сам не знает, что из него вылезет и в какой момент. Черный маг – это голем, полый сосуд, зеро-атмана-в-душе, и в него легчайше входят любые идеологемы. Любимый им жанр литературы – плакаты, то бишь афоризмы. Любимый жанр философии – рок-группы.

 

 

День тридцать второй

 

Брожу по лесу, всё поет и светится; и так хорошо понимается, почему ощутимо страшно умирать в городе и почему не ощущается страшной смерть на природе, посреди полей, перелесков, тропинок, речушек и озер. Смерть посреди людского муравейника страшна, ибо этот совокупный муравейник боится смерти и презирает умирающих. В природе ты видишь и ощущаешь как неразличимо сплетены жизнь и смерть, сколь естественно опадание, сколь оно близко к сути ростка и пробуждения.

 

Мы все боимся заглянуть в глубину пропасти, на краю которой сидим, в общем-то весьма довольные собой. Мы копаемся лишь в поверхностных конфликтах, занимаемся следствиями, а не истоками. Хотя сущность современного человека внутри его исторической парадигмы, может быть выражена одним словом – самовосхваление. В основе нашего мышления – самолюбование. В основе нашей художественности – самолюбование и самовосхваление "творцов". Сила Ницше и Батая – в напоре их самовосхваления. Из этого все импульсы: онтологические, гносеологические и этические.

 

Вот и ответ Джидду Кришнамурти на его неотступный вопрос Дэвиду Бому: почему современный человек не хочет отказаться от эго, которое ведет его прямиком к третьей мировой? Все формальные варианты ответов своего друга-физика Кришнамурти отвергал, повторяя: да нет же, всё это пустяки, должна быть причина, связанная с каким-то таинственным мощным влечением, впускаемым эго в кровь; что-то должно быть связано с кровью, здесь что-то неотвратимое, ведь головой-то все понимают, что именно культ эго ведет человечество к самоубийству, но есть, видимо, мне не понятная некая мощная сладость, поступающая из эго в кровь, которая не отпускает людей...

 

Флюиды расового превосходства одного этноса над другим синхронны флюидам личностного превосходства одной человеческой монады над другой. Я не согласен с Симоной: "народ книги", конечно, не первый занимался геноцидом. Более того, ветхозаветный летописец сообщает об этом без малейшего следа осуждения, ибо, вероятно, издавна жрецам являлись "голоса" Богов, сообщавших племени или роду о его божественности, так что идея "божьего народа" ("с нами Бог") одна из древних методик человека разрешить себе людоедство и разнузданность в качестве философии и стиля жизни. Это древняя практика "всерьез" считать себя и свой народ мудрейшим и достойнейшим на земле и потому имеющим право учить и поучать все другие. (В "Ветхом Завете": "Вы станете народом священников!" То есть будете учить всю ойкумену правильной жизни!) Эта древняя практика спекуляции на сакральных словах (филология во всей своей велиаровой мощи) была (и осталась) следствием великой слабости. Ибо когда духовной силы нет или она на самом донышке, возникает соблазн спасти положение волюнтаристским назначением себя в "сверхчеловеки": я божьего племени. И тогда можно куражиться. Не случайно в этот соблазн впадали почти все европейские нации, через Рим (и языческий, и католический), через эпоху конкистадорства и колонизаций вплоть до Наполеона и Гитлера, после чего эта мантра "с нами Бог", "мы – высшие люди" плавно переселилась в соединенные штаты. Услышав этот древний зоологический зов в крови, Зеленский и Кº моментально отдали честь "звездному" флагу.

         Чем безнадежнее духовная незрелость и неполноценность человека, тем яростнее он хватается за эту мантру своего "чуемого в крови" превосходства над ближним. Современный человек глубинно (и сверхглубинно) настолько слаб (настолько мелки его колодцы), что непроизвольно украшать себя бирюльками стало его сущностью и работой, работой самообмана, заключающейся "в трудах" непрерывного самовосхваления и самоукрашательства (дошло даже до массовых татуировок).

 

Западный мир (скорее уже в ментальном, а не только в географическом смысле) был и остается зоологическим. Этот примитивнейший людоедский зоологизм прикрывался и прикрывается двумя эффектными вуалями: интеллектуализмом и эстетикой. Зоологизм в форме идеи расово-ценностной иерархичности человечества – главный конёк, на котором сидел и сидит воспламененный мозг сегодняшнего умника и всезнайки. Так что за всей этой шикарной декорацией мирового спектакля, вполне акосмичного, стояла и стоит древнейшая каинова печать.

 

Для правильного и эффективного восприятия искусства нужно отключить рецепторы совести. Это так, и в этом Цветаева права. Но это и есть приговор искусству и одновременно человеку нашей эпохи. В сущности здесь сформулирована подоплека эстетического фашизма, проникшего в каждую пору современного человеческого типажа. Фашизм вполне обыкновенен. Мы боимся признаться себе, что мы чудовища. Что мы объяты черным туманом эстетической красоты, начисто забыв о существовании красоты бытийно-этической и духовно-космической. Эстетическая красота с ее четко рассчитанными приемами давления на психические рецепторы зоологизированного хомо, с её циничными приемами выбивания шаблонов удовольствия и неизбежно-предусмотренных аплодисментов, с ее "телом толпы" в качестве главного эгрегора-заказчика и эгрегора-приемщика продукции – движется в пространстве истории, где курс на понижение остатков морали прямо пропорционален эстетической возбужденности (и талантливости!) толп.

На днях мне пришло письмо, где молодой человек спрашивает: не могли бы вы объяснить коротко и доступно, что понимаете под "эстетическим фашизмом". Я ему ответил: прочтите небольшой рассказ под названием "Дядя Миша" в моей книге "Изгнание в язык". А если вам  недосуг, то вот очень кратко: современный человек западного (или прозападного) типа сознания – фашист, ибо движет им чванная самость; наступите ему на самолюбие, и он вас убьет. Его душит ненависть, что он не на самой верхушке почитания. Воспитующей же подоплекой, подпиткой этого монстра является тирания эстетики, эстетической красоты. Никогда в нормальные эпохи у нормальных людей красота не была эстетическим феноменом. Хватит у вас мозгов это понять или нет, уж извините, не моё дело. У большинства, с кем  я общался по этому поводу, мозгов не хватало, здесь камень преткновения. Они смеялись подобно персонажу Ницше, поставившего себя на вершину мозговых гималаев. Так вот, в мире непрерывно производится немыслимое количество произведений искусства, вещей и артефактов, идей и проектов, мыслей и образов – чудовищно, тошнотворно уродливых этически, разрушающих ментальные пространства сердца, акосмичных и антидуховных. Красота наша почти сплошь неистинна. То есть лжива. Эта захлестывающая всё и вся тирания уродства и есть эстетический фашизм, внутри которого мы живем.

В столь мрачных мыслях просматривал я свой старый блокнот и наткнулся на трехчастную заметку под названием "Формы и дух", показавшуюся мне любопытной и даже "на злобу дня".

         Теза:

Европа обожествила форму (то есть принцип тела), вот почему сдала гитлеровцам свои страны. Дух бесформен (неограничен), чувство формы у русских слабо, ибо сильно чувство духа. Вот  почему они защищали совершенно разрушенный Сталинград, где не было камня на камне. Вот почему немцы были изумлены: как можно драться за абсолютно сожженную землю, где нет ни зданий, ни ценностей.

         Антитеза:

С обретением формы дух вступает в человеческие пределы, становится чувственным и душевным одновременно, в величайшем разнообразии вариантов и оттенков. Начинается великая игра, где дается шанс самым разнообразным вариантам и вариациям кармической зрелости. Великий соблазн красоты начинает свою игру, и пока искушение красотой форм не покинет человека, пока он не раскусит этот коан, он не выберется из сладкой и мучительной ловушки.

         Синтез:

Мир и оформлен, и бесформен одновременно. Равно и человеческая психика устремлена сразу по двум каналам: к формам и к бесформенности, к чувственности и к духу. И покуда она не поймет единовременной тщетности того и другого, она не взойдет на свой олимп.

         Европейцы увязли в формах, любуясь в их переливах их содержимым – формой эго. Русские до встречи с европейцами относились к эго с презрением как к форме скотства, потому и все формы этого свинства презирали, да и Петра заодно. Русская стойкость духа была связана с чувством братства, где и жил Бог. Вот почему русский в форме европейца – полная тля.

         Русский в Сталинграде сражался за своё братство, зная пузом и потрохами о тщетности "я". Он сражался, защищая сам дух; в то время как европеец мог защищать от Гитлера (от материального разрушения) свои дома, дворцы, клозет; весь свой капитализм, ставший его сущностью.

         С того момента, как русский влезает в свою личную автомашину, он перестает быть вполне русским: он уже наполовину евроамериканец. То есть раб постава.

Последние публикации: 

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка