Онтологические прогулки

Персей с головой Медузы Горгоны в руке

Геракл был сыном Зевса и смертной женщины Алкмены, жены микенского царя Амфитриона. По своей земной родословной — и по линии приемного отца, и по линии матери — Геракл был прямым наследником и потомком Персея, сына Зевса и Данаи. С другой стороны, обстоятельства жизни и судьба Геракла во многом были предопределены другим сыном Зевса — Танталом, а в еще большей степени Пелопсом, сыном Тантала. Но в любом случае как божественное, так и земное происхождение (и прямо, и опосредованно) были связаны с именем Зевса — символом закона, по которому существует Космос. Так, в мифе о рождении Геракла через противоборство потомков Зевса выражена мысль о том, что человек — это не случайный, а закономерный результат существования и противоречи­вого (посредством всевозможных конфликтов и столкно­вений) развития Вселенной^[i], нашей планеты и жизни на Земле.

Именно общинно-родовые и семейные отношения оказываются главной аллегорией космогенеза. При этом надо учитывать, что в мифологической системе даже потомки Персея и Тантала — это, в сущности, еще не люди, а полубоги, символизировавшие (причем одновременно!) космические, земные, социально-исторические и антропо­логические стихии, которые причудливым, драматическим, а то и трагическим образом проявились в судьбе Геракла как собирательного образа человеческого рода.

***

Историю земной^[ii] родословной Геракла целесооб­разно начать с аргосского царя Акрисия поскольку он был предком всех — и Персеидов, и Пелопидов, а его потомком по обеим линиям был Геракл.

Акрисий (Ἀκρίσιος^[iii]) происходил от Эпифа — легендарного царя Египта, сына Зевса от Ио (Ἰώ, от др.-егип. iw’t, ih’t [‘io], корова, телица). Ио — чрезвычайно важный персонаж древнегреческой мифологии. В сущности, она представляет собой аллегорию появления народов в том мире, который знали древние греки.

Ио — дочь аргосского царя Инаха (или Иаса), прекрас­ная жрица Геры в Аргосе. За свою любовную связь с Зев­сом она была превращена ревнивой Герой в белоснежную корову и находилась под стражей Аргуса Панопта. Гермес по поручению Зевса убил Аргуса, а Гера наслала на корову слепня, который преследовал ее по всей земле. Спасаясь от укусов слепня, Ио странствовала по Элладе, Эпиру, Иллирии, Скифии, Азии и Египту, пока наконец не обрела в Египте свой прежний человеческий облик. Здесь она родила от Зевса сына Эпафа, сделавшегося впоследствии царем Египта и построившего Мемфис (вернее, священный город Хеммис). От дочери Эпафа Ливии и Посейдона про­изошли Агенор и Бел, а от них Данай и Египт, Кефей и Финей, Фойник, Килик, Кадм и Европа. Отождествление Ио с египетской богиней Исидой основывалось на том, что обе они изображались с коровьими рогами. Ио (якобы от ἰέναι, идти, странствовать) — странствующая по небу Венера (Афродита Урания), которая вечно охраняется усеянным тысячей глаз Аргусом Паноптом (Всеглазым — всевидящим), т.е. звездным небом (Ураном), однако предание переместило ее странствование с неба на землю.

В земном мире Ио — мифологический отзвук древнего индоевропейского обычая миграции племени или молодых воинов во время Священной Весны по следам священной коровы. Еще Эвгемер догадался, что аргосская Ио предводительствовала переселением нескольких родствен­ных фратрий куретов (аргивян, пеласгов и ахайев) в до­лину Нила. От их потомков произошли позднее народности персов (от Кефея), ахайев-армян и киликийцев (от Агенора и Килика), индийцев (от Фойника), финеидов (от Финея), данайцев (от Даная и данаид), кадмейцев (от Кадма), ахайев критских (от Европы) и т.п. Часть потомков аргивских куретов оставалась длительное время в долине Нила и на о. Фарос (династия Египта и египтиадов, Протей) до изгнания их оттуда на о. Лемнос (миф о Кабейро и Гефесте и их премудрых детях Кабейрах). Если это действительно так, то эпоха странствий священной коровы Ио приходится на 3600–3500 гг. до н.э. ^[iv]

Отец Акрисия Абант родился от брака Данаиды Гипермнестры и Эгиптиада Линкея и унаследовал от отца царскую власть в Аргосе. Братом-близнецом Акрисия был Прет, или Пройт (Προῖτος, его имя можно перевести как «перечащий»^[v]). Родила их Аглая, дочь аркадского героя Мантинея. Ещё в материнском чреве Акрисий начал враждовать со своим братом Претом. После смерти отца близнецы начали воевать за власть; победил Акрисий. Прет ушёл в изгнание, но позже вернулся в Арголиду с войском тестя — царя Ликии Иобата. В результате Акрисию пришлось уступить брату половину царства с горо­дами Герейон, Мидея и Тиринф.

Акрисий был женат на Эвридике, дочери Лакедомона (Λᾰκεδαίμων, сына Зевса и плеяды Таигеты), чьим именем была названа страна и где Лакедемон выстроил город, назвав его в честь своей жены, Спарты. У Акрисия от спартанки Эвридики было две дочери — Эварета, ставшая женой царя Элиды (Писы) Эномая, и Даная.

Опасаясь пророчества, согласно которому он должен был погибнуть от руки внука, Акрисий заточил свою дочь Данаю в медную подземную темницу. Однако Зевс проник к ней в виде золотого дождя, просочившись через стену, и овладел ею. Даная родила от него сына Персея. Когда Акрисий услыхал голос ребенка, он приказал казнить слу­жанку, а Данаю заставил сказать, кто отец ребенка. Когда она назвала отцом Зевса, Акрисий не поверил ей и прика­зал заключить ее с ребенком в ящик и бросить в море. Их прибило к острову Сериф, где рыбак Диктис приютил Данаю и воспитал Персея^[vi].

Царь ост­ро­ва Сери­фа Полидект, брат Дик­ти­са, влю­бил­ся в Данаю, и так как не мог с ней сой­тись из-за воз­му­жав­ше­го Пер­сея, созвал близ­ких людей и ска­зал им, провоцируя Персея, что якобы нуж­да­ет­ся в помо­щи (просил необыкновенно быстрых лошадей, чтобы посва­тать­ся к до­че­ри Эно­мая Гип­по­да­мии, которая стала женой Пелопа). Когда Пер­сей ответил, что он и в голо­ве Горгоны ему не отка­жет, Полидект потре­бо­вал от Персея при­не­сти ее.

Руко­во­ди­мый Гер­ме­сом и Афи­ной, Персей при­был к доче­рям Фор­ка (Φόρκυς — морское божество, бог бурного моря, бог чудес, сын Понта и Геи^[vii]) — Энио, Пеф­редо и Дино^[viii]. Они были сест­ра­ми Гор­гон и ста­ру­ха­ми от рож­де­ния. На всех трех они име­ли один зуб и один глаз и обме­ни­ва­лись ими пооче­ред­но. Пер­сей овладел этим зубом и гла­зом, и когда те ста­ли про­сить его, чтобы он отдал похи­щен­ное, пообе­щал это сделать, если они ука­жут ему доро­гу, веду­щую к ним­фам. Эти ним­фы име­ли кры­ла­тые сан­да­лии и заплеч­ную сум­ку под назва­ни­ем κί­βισις; была у них и шап­ка-невидимка (шлем).

Когда доче­ри Фор­ка при­ве­ли его к ним­фам, он отдал им глаз и зуб, а от нимф полу­чил то, ради чего ста­рал­ся к ним про­ник­нуть. Он надел на себя сум­ку, при­кре­пил сан­да­лии к лодыж­кам, а голо­ву покрыл шап­кой. Надев ее, он видел всех, кого хотел, дру­гие же его не виде­ли. Взяв от Гер­ме­са кри­вой сталь­ной меч, он поле­тел над оке­а­ном и застал сестер Гор­гон спя­щи­ми. Их зва­ли Сте­но, Эври­а­ла и Меду­са. Един­ст­вен­ной смерт­ной сре­ди них была Меду­са: по этой при­чине и был Пер­сей послан, чтобы при­не­сти ее голо­ву. Голо­вы Гор­гон были покры­ты чешу­ей дра­ко­нов, у них были клы­ки такой же вели­чи­ны, как у каба­нов, мед­ные руки и золотые кры­лья, на кото­рых они лета­ли. Каж­дый, взгля­нув­ший на них, пре­вра­щал­ся в камень.

Подой­дя близ­ко к спя­щим сест­рам, Пер­сей, руку кото­ро­го направ­ля­ла боги­ня Афи­на, отвер­нул­ся и, глядя в мед­ный щит, где видел отра­же­ние Гор­го­ны, обез­гла­вил Меду­су. Как толь­ко голо­ва была сруб­ле­на, из Гор­го­ны выпрыг­нули кры­ла­тый конь Пегас и Хри­са­ор [отец великана Гери­о­на, которого впоследствии убил Геракл, совершая свой десятый подвиг]. Медуса роди­ла их от бога Посей­до­на.

Пер­сей, вло­жив в сум­ку голо­ву Меду­сы, дви­нул­ся в обрат­ный путь. Гор­го­ны, встав с ложа, кину­лись пре­сле­до­вать Пер­сея, но не смог­ли его увидеть, так как на нем была шап­ка-невидим­ка.

При­быв в Эфи­о­пию, где пра­вил царь Кефей, он увидел, что дочь это­го царя Анд­ро­меда выстав­ле­на на съе­де­ние мор­ско­му чудо­ви­щу. При­чи­ной было то, что Кас­си­о­пея, жена Кефея, всту­пи­ла в спор о кра­со­те с дочерями Посейдона, нере­ида­ми, и хва­ли­лась тем, что она кра­си­вее всех на све­те. По этой-то при­чине и раз­гне­ва­лись нере­иды, а Посей­дон, гне­ва­ясь вме­сте с ними, наслал на эту зем­лю навод­не­ние и чудо­ви­ще. А бог Аммон вещал, что избав­ле­ние от бед­ст­вия насту­пит тогда, когда дочь Кас­си­о­пеи, Анд­ро­меда, будет отда­на на съе­де­ние чудо­ви­щу. Жите­ли Эфи­о­пии заста­ви­ли тогда Кефея сде­лать это, и он при­вя­зал свою дочь к ска­ле.

Увидев Анд­ро­меду, Пер­сей влю­бил­ся в нее и дал обе­ща­ние Кефею убить чудо­ви­ще, если спа­сен­ная Анд­ро­меда будет отда­на ему в жены. Полу­чив от Кефея клят­ву соблю­сти это усло­вие, Пер­сей всту­пил в поеди­нок с чудо­ви­щем, убил его и осво­бо­дил Анд­ро­меду. Когда Финей, бра­т Кефея, который был пер­вым обру­чен с Анд­ро­медой, соста­вил про­тив Пер­сея заго­вор. Пер­сей, узнав об этом, вынул голо­ву Гор­го­ны и всех заго­вор­щи­ков тот­час же пре­вра­тил в камень.

При­быв на ост­ров Сериф, Пер­сей застал мать вме­сте с Дик­ти­сом при­пав­шей к алта­рям богов в поис­ках убе­жи­ща от пре­сле­до­ва­ний Поли­дек­та. Тогда он вошел в цар­ские покои, где Полидект при­ни­мал сво­их дру­зей, и пока­зал им, отвер­нув­шись, голо­ву Гор­го­ны; и все они ока­ме­не­ли точ­но в таком же поло­же­нии, в кото­ром были, когда взгля­ну­ли на Гор­го­ну. Пер­сей сде­лал своего приемного отца Дик­ти­са царем ост­ро­ва Сери­фа, а сан­да­лии, сум­ку и шап­ку отдал Гер­ме­су, голо­ву же Гор­го­ны — Афине. Гер­мес вер­нул полу­чен­ные от Пер­сея пред­ме­ты ним­фам, Афи­на же поме­сти­ла голо­ву Гор­го­ны посредине сво­его щита.

Вместе с Данаей и Андромедой Персей поспешил в Аргос, чтобы повидаться с Акрисием, отцом Данаи. Но тот, боясь полученного им прежде предсказания о том, что он погибнет от руки сына Данаи, оставил Аргос и бе­жал в землю Пеласгиотиду. Но когда в Фессалии были устроены погребальные игры в честь умершего царя Лариссы, туда прибыл и Персей, желая принять в них участие. Там же был и Акрисий, прибывший на ритуал погребения. Во время состязаний по пятиборью Персей метнул диск и нечаянно попал в ногу Акрисию, отчего тот сразу же скончался. Узнав об исполнении пророчества, Пер­сей похоронил Акрисия за городской стеной и, стыдясь вернуться в Аргос, чтобы не стать царем страны, которой правил скончавшийся по его вине человек, прибыл в Тиринф к Мегапенту, сыну Прета, и поменялся с ним: он отдал ему Аргос, и Мегапент стал править аргивя­нами, Персей же — Тиринфом^[ix], где потом будет жить Геракл, когда совершал свои 12 подвигов. Кроме того, Персей фактически правил в Микенах, им же основанных.

От Андромеды у него родились сыновья: Перс, которого он оставил у Кефея (согласно мифу, от него пошел род персидских царей); в Микенах же — Алкей, Сфенел, Элей, Местор и Электрион, и еще дочь Горгофона.

1) От Алкея и дочери Пелопса Лисидики^[x] родился внук Персея Амфитрион — будущий приемный отец Геракла.

2) Другой же из сыновей Персея, Электрион, женился на дочери Алкея Анаксо, и от этого брака родились дочь Алкмена — мать Геракла, которая, как и ее двоюродный брат Амфитрион, приходилась Персею внучкой.

3) От Сфенела, еще одного сына Персея, и Никиппы, другой дочери Пелопса, родились Алкиноя и Медуса, а позд­нее Эврисфей, т.е. опять-таки внук Персея, приходившийся приёмному отцу и матери Геракла двоюродным братом. Он и воцарился в Микенах. Кстати, глашатай Эврисфея, Копрей, также был сыном Пелопса, т.е. дядей Эврисфея и двоюродным дедом Геракла^[xi].

Таким образом, мы видим, что в конфликте между Гераклом и Эврисфеем (не менее, чем родословная, связанная с Персеем) важна и другая линия, идущая от Тантала и связанная с именем Пелопса, который приходился Гераклу (по матери и приемному отцу Амфитриону) двоюродным прадедом и которого, кстати, Геракл почитал как бога. В сущности, в последний период своей жизни Геракл повторил то, что когда-то сделал Пелопс — посредством войн объединил Пелопоннес под властью своих потомков. Исторические обстоятельства и, соответственно, перипетии земной жизни героя, связанные с наследием Пелопса (внуком которого был приемный отец Геракла Амфитрион), играли, пожалуй, даже бóльшую роль, чем генетическое родство с Персеем.

***

Отцом Пелопса был Тантал (Τάνταλος^[xii]) — сын Зевса и фригийской царицы Плуто, царь Сипила в южной Фригии (Малая Азия), славившийся своим богатством. По одной из версий мифа, Тантал был женат на дочери бога златоносной реки Пактола Еврианассы (по другой версии Дионы). Как любимец Зевса, Тантал имел доступ к боже­ственным советам и пирам. Но он был смертен и потому завидовал богам и не упускал случая досадить им, например, разглашал тайны богов, услышанные на собраниях олимпийцев.

Трагична судьба детей Тантала — дочери Ниобы и сы­на Пелопса. Они стали жертвами неприязни со стороны богини всего живого Деметры и бога искусств Аполлона. Так, Ниоба (Νιόβη, вероятно, имя не греческое, а малоази­атское) была близкой подругой богини Лето (Λητώ^[xiii]). Однажды, возгордившись своими детьми — Ниобидами, которых было великое множество, Ниоба вздумала сравниться с Лето, у которой была лишь двойня — Аполлон и Артемида. Дочь Тантала заявила, что она плодовитее богини Лето, и та разгневалась. По другой версии, Ниоба стала говорить, что её дети — прекраснейшие из людей, тогда как дети Лето противоестественны: Аполлон женоподобен, а у Артемиды — мальчишеские замашки.

Раздражённая высокомерием Ниобы, Лето обратилась к своим детям, которые своими стрелами уничтожили всех детей обидчицы. Артемида умертвила всех дочерей Ниобы в её собственном доме, а сыновей, охотившихся на склонах Киферона, убил Аполлон. В другой трактовке из дочерей Ниобы спаслась только Хлорида — χλωρός, «жёлто-зелёный», «бледно-зелёный», «бледный» — одна из нимф весны, цветов и ростков, ставшая Флорой.

Девять дней убитые лежали не погребённые. Наконец, на десятый день были преданы земле богами, так как Зевс обратил сердца людей в камень. После смерти детей Ниоба пришла в Сипил к своему отцу Танталу и там, взмолившись богам, превратилась в камень, из которого днём и ночью струятся слёзы. По версии Гомера, в камень были превращены и другие люди, так что некому было по­хоронить детей Ниобы. По версии мифа, принятой Овидием, Ниоба после обращения в камень была унесена вихрем на родной Сипил, где каменное изваяние её срослось с вершиной Фригийской горы. Ещё в древности объясняли этот миф тем, что вершина горы Сипила имеет формы человеческого тела в согнутом положении^[xiv].

Когда Тантал стал рассказывать людям секреты богов, богиня Деметра — через нимф — начала распускать слухи об измене жены Тантала и том, что отцом Пелопса является не он, а кто-то из богов. Уязвленный и униженный Тантал, убив Пелопса и разрубив его на куски, пригласил богов на пир и, решив над ними посмеяться, подал им угощение, приготовленное из тела собственного сына. Но олимпийцы поняли обман. Разгневанные боги, отвергнув эту нечестивую трапезу, приказали Гермесу вернуть Пелопса к жизни. Гермес, погрузив разрозненные члены Пелопса в котел с кипящей водой, оживил Пелопса. Юноша вышел из кипятка наделенным необычайной красотой (Пиндар, Олимпийские оды, I 37–50). Только одно его плечо, которое в задумчивости съела Деметра, опечаленная исчезновением дочери Персефоны, Гефесту пришлось изготовить из слоновой кости. С тех пор у потомков Пелопса на левом плече сохранялось белое пятно.

Среди преступлений Тантала против богов называют также похищение или укрывательство похищенной золотой собаки из храма Зевса на Крите, некогда охранявшей новорожденного Зевса, и клятвопреступное отпирательство в содеянном (Schol. Pind. 01. I 60). За свои преступления Тантал был наказан в подземном царстве вечными мучениями: стоя по горло в воде (либо подвешенный за ноги), он не может напиться, так как вода тотчас отступает от губ; с окружающих его деревьев свисают отягощенные плодами ветви, которые вздымаются вверх, как только Тантал протягивает к ним руку («Танталовы муки»). Над его головой нависает скала, ежеминутно грозящая падением (Ноm. Od. XI 582–592; Apollod. epit. II 1)^[xv].

После оживления юный Пелопс рос на Олимпе в обществе богов и стал любимцем Посейдона. Согласно поэтике Пиндара, Посейдон влюбился в него и унес на Олимп. Там он назначил Пелопса своим постельничим, стал кормить его амброзией, но вскоре вернул его на землю, даровав ему колесницу с упряжкой крылатых коней.

После того, как Тантал был осужден за свои преступления перед богами на вечные муки жажды и голода в Аиде, Пелопс покинул Олимп. Он унаследовал от отца власть над областью Сипила, но, теснимый троянским царем Илом, решил переправиться в Грецию, захватив с собой свои несметные сокровища.

В Элиде Пелопс решил добиться руки Гипподамии, дочери Эномая, царя Писы, сына бога войны Ареса и плеяды (нимфы) Стеропы^[xvi], женатого на дочери Акрисия, Эварете. Эномай, которому была предсказана смерть от руки зятя, заставлял женихов Гипподамии состязаться с ним в беге на колесницах. Он давал своему сопернику преимущество во времени, а затем без труда нагонял его, владея конями Ареса, и поражал ударом копья в спину. К моменту появления Пелопса в Писе Эномаем было убито двенадцать или тринадцать человек^[xvii].

Согласно одной версии мифа (Пиндар, Олимпийские оды, I 67–88), Пелопс легко выиграл состязание (или похитил Гипподамию) благодаря своим крылатым коням, подаренным ему Посейдоном. Но более распространен другой вариант мифа, по которому Пелопс воспользовался помощью Миртила (сына Гермеса), возничего царя Эномая. Пелопс пообещал Миртилу, влюбленному в Гиппода­мию, но не дерзавшему вступить в состязание с Эномаем, половину царства Эномая и обладание Гипподамией в те­чение одной ночи. Гипподамия, покоренная красотой Пелопса, уговорила Миртила оказать Пелопсу содействие. Миртил заменил металлическую чеку в колеснице Эномая восковой, вследствие чего колесница разбилась и Эномай погиб^[xviii]. Перед смертью Эномай проклял своего возницу и предсказал ему смерть от рук Пелопса.

Пелопс сам правил лошадьми, а подле него в колес­нице стояла Гипподамия, которую Эномай всегда приказывал сажать к женихам, чтобы её красота отвлекала их^[xix].

После того, как Миртил попытался овладеть Гиппотамией, в соответствии с обещанием Пелопса, последний столкнул Миртила в море. Падая, тот проклял Пелопса и весь его род. За свое вероломство Миртил поплатился жизнью, но и над родом Пелопса нависло проклятие, долгое время преследовавшее его потомков. Это «проклятие Пелопидов» (возможно, проклятие Гермеса — отца Миртила) считалось одной из причин трагических испытаний, выпавших на долю сыновей Пелопса — Атрея и Фиеста и их потомков^[xx], истории о которых являются, пожалуй, самыми кровавыми во всей древнегреческой мифологии^[xxi].

Очищенный Гефестом от крови Миртила, Пелоп воздвиг храм Гермесу, его отцу, а на ипподроме в Олимпии возвел в честь Миртила курган, чтобы умилостивить дух убиенного и избавиться от проклятия. Пелопс унаследовал трон Эномая, а затем распространил свою власть на всю южную Грецию (Олимпию, Аркадию, Аргос и весь полуостров), которая с тех пор получила название Пелопоннес.

У Пелопса было от Гипподамии шесть сыновей, но его любимцем был Хрисипп^[xxii], рожденный от нимфы Аксиохи. Из зависти к нему и по наущениям Гипподамии Атрей и Фиест убили сводного брата и бросили тело его в коло­дец. Пелопс открыл преступление и изгнал виновных из отечества. Из мифов о Пелопсе известно еще сказание о том, как он пригласил для беседы аркадского царя Стим­фала, а затем разрубил его на куски. За это преступление всю Грецию постиг голод, а впоследствии и болезни, о ко­торых повествует, в частности, миф о третьем подвиге Геракла — Стимфалийские птицы^[xxiii].

С именем Пелопса в античности связывали установление Олимпийских игр. В Олимпии его потомком, Гераклом, было построено в честь Пелопса святилище, где хранились его кости. Культ Пелоп­са в древ­ней­шую эпо­ху, до того, как Олим­пия ста­ла куль­то­вым местом Зев­са, играл осо­бую роль. Олим­пий­ские игры совер­ша­лись в те вре­ме­на в его честь: он счи­тал­ся гос­по­ди­ном свя­щен­но­го окру­га Аль­ти­са. Как сооб­ща­ет Пав­са­ний, жите­ли Элиды отда­ва­ли пред­по­чте­ние Пелоп­су перед все­ми осталь­ны­ми геро­я­ми в такой же мере, как Зев­су — перед все­ми осталь­ны­ми олим­пий­ски­ми бога­ми. Маги­ст­ра­ты зака­лы­ва­ли Пелоп­су чер­но­го бара­на — осо­бо тор­же­ст­вен­ную и важ­ную жерт­ву.

Древ­ность куль­та Пелоп­са в Олим­пии под­твер­жде­на рас­коп­ка­ми, открыв­ши­ми остат­ки свя­ти­ли­ща Пелоп­са, отно­ся­ще­го­ся ко вто­рой поло­вине II тыся­че­ле­тия до н. э. На территории Альтиса в Олимпии находился священный участок Пелопса и святилище Гипподамии, в которых совершались ежегодные обряды и жертвоприношения. В па­мять о состязании Пелопса с Эномаем возводили бега на колесницах, входившие в программу Олимпийских игр. В мифе о Пелопсе широко распространенный мотив похищения невесты или состязания за невесту сплелся с ис­торическими воспоминаниями о древних связях южной Греции с малоазийскими племенами, восходящими к се­редине второго тысячелетия до нашей эры^[xxiv].

Пелопиды (Πελοπίδαι) — потомки Пелопса: Атрей, Агамемнон, Орест и другие легендарные герои античности, с именами которых связано возвышение Аргоса. На сказаниях о Пелопидах, как уже сказано, сложились многие греческие трагедии^[xxv]. Память Пелопса долго чтилась в Греции пышными жертвами. Всё древнее эллинское племя ахейцев считало его своим предком^[xxvi].

По большому счету, именно из-за территориального наследства Пелопса, т.е. из-за власти над Пелопоннесом, и разгорелся основной конфликт, определивший судьбу Геракла. Возможно, в мифологическом противостоянии Геракла и Эврисфея нашло отражение столкновение двух реальных царских династий — пелопидов и персеидов (потомков ахейцев и дорийцев) за господство над Пелопоннесом^[xxvii]. Однако, как показывают мифы о Тантале и его потомках (Ниобе и Пелопсе), в системе мифологического моделирования мира, общества и его истории это, скорее, символ противоречивого единства живого и неживого на Земле, а также жизни и смерти в судьбе и главных героев, и всякого общества, и человечества в целом. «Танталовы муки» — это не только символ жажды и голода. Это символ неутолимой жажды жизни. Особенно того, кто ее погубил. Именно неразрывное единство жизни и смерти обусловило драматическую судьбу и весьма противоречивый характер Геракла, в котором героизм и благородство часто неотделимы от безумия и жестокости, с которыми неживая природа (образ Тантала) губит жизнь на земле.

Кроме того, образы Ниобы и Пелопса — это аллегории природных катаклизмов, тектонических процессов, в результате которых происходила гибель уже появившихся форм жизни. Также очевидна связь образа Пелопса, истории его расчленения и воскрешения с формированием территории Пелопоннесского полуострова и ближайших к нему островов (Крита, Эвбеи, Серифоса и др.), ставших земной колыбелью греческого мира, омываемой почти со всех сторон морем. Отсюда — образ Пелопса как возлюбленного Посейдона. Подаренная богом моря колесница символизирует мореплаванье, которым с незапамятных времен занимались и предки греков, так называемые пеласги, и ахейцы. И даже образ побочного, но самого любимого сына Пелопса, Хрисиппа, как свидетельствует его имя Χρύσιππος (от χρύσεος — золотой, драгоценный, бесценный^[xxviii]), — это лишь аллегория золотоносных рек и месторождений.

Символично, что имя Пелопса весьма созвучно названию пеласгов, населявших территорию будущей греческой цивилизации. Вероятно, оба слова восходят к глаголу πέλω, означающего, во-первых, двигаться, устремляться, во-вторых, оказываться, находиться, быть^[xxix]. Если имя Пелопса (Πέλοψ) ассоциируется с прилагательным πελός, т.е. красно-коричневый или бурый^[xxx] — своеобразным цветовым символом греческой цивилизации, то название пеласгов ближе к существительному πέλᾰγος — морской простор^[xxxi]. В сущности, как имя, так и образ Пелопса — это символ той природной среды обитания — земли и моря — в которой некогда возник греческий мир. Кроме того,
мифы о «злодеях» Тантале и Пелопсе свидетельствуют о египетских и малоазиатских корнях древнегреческой культуры.

Пелопс и Гипподамия