Онтологические прогулки

Десятый подвиг Геракла называется «Коровы Гериона». За ними герой отправился после того, как принес с северо-востока для дочери царя Микен Эврисфея, Адметы, пояс амазонки Ипполиты — символ борьбы за справедливость. На этот раз Геракл совершает своё первое из трех подряд путешествий буквально на край света — Запад, где заходит солнце и открывается вход в царство мертвых — Аид. Этот миф повествует о трудном и долгом пути становления добродетели, без которой никакое справедливое устройство общества невозможно.

Самое раннее упоминание об этом подвиге Геракла в дошедших до нас античных источниках принадлежит Гесиоду (VIII–VII вв. до н.э.):

История этого путешествия уже в античности (осо­бенно у древнеримских писателей и поэтов) обросла огромным количеством литературно-художественных подробностей, дополнительных сюжетных линий и второ­степенных персонажей, которые не столько проясняют, сколько заслоняют изначальный смысл десятого подвига Геракла. На мой взгляд, самое аутентичное устному мифу II тыс. до н.э. изложение десятого подвига Геракла принадлежит греку Псевдо-Аполлодору (≈ I в. до н.э.)^[ii].

Когда мы читаем античные (как, впрочем, и совре­менные) пересказы мифа о десятом подвиге Геракла, сразу же возникает вопрос, каким путем добирался Геракл до острова Эритея (Эрифея)? Какие такие «степи» Европы, о кото­рых упоминает Аполлодор, пересекал Геракл, и как, двигаясь через Европу, он вдруг оказался в Ливии? Никаких степей нет ни на северном побережье Средиземного моря (там только горные склоны), ни на южном (там расположены нынешние государства Египет, а также Ливия, Тунис, Марокко, которые углубляются в пустыню Сахара). О какой Европе и какой Ливии повествует Аполлодор? Ведь каким бы сказочным ни представлялся миф, он всегда «привязан к местности». Тем более не мог герой двигаться одновременно по южному и северному побережью Средиземного моря, а именно такой «шизофренический» вывод мы должны сделать, вкладывая современное значение в слова «Европа» и «Ливия».

Ответ на эти вопросы, на мой взгляд, должен быть таким. Европа — это название не кон­тинента, а тех финикийских поселений (колоний), которые располагались на островах и по всему побережью Средиземного моря. Напомню, что Европой звали финикийскую царевну, которую Зевс, обернувшись быком, увез на остров Крит. Именно через Крит^[iii], а далее вдоль моря по Северной Африке Геракл направился через Ливию к Океану, в котором и располагался конечный пункт — остров Эрифея. Ливия (Либия, названная по имени нимфы Λιβύη, «струистая») — это не современное государство Муаммара Каддафи, а мифологическая страна (в сущности, часть света) на границе известного мира — ойкумены, «земной предел» наряду с Эфиопией и Скифией.

Вот как в древности представлялся даже самым образованным грекам, например, знаменитому философу Анаксимандру (VI в. до н.э.) весь мир — ойкумена (среда обитания людей)^[iv]:

Океан (Ὠκεανός) — это божество, стихия величайшей мировой реки, окружающей землю и Средиземное море, дающей начало всем рекам, источникам, морским течениям; приют солнца, луны и звёзд. У Гомера Океан — «предок богов», именно от него «все происходит». У Гесиода Океан — титан, сын Урана и Геи (то есть Неба и Земли), брат Кроноса, Гипериона^[v] и Реи, брат и супруг Тефиды^[vi], с которой он породил три тысячи дочерей — океанид и столько же сыновей — речных потоков (древнегреческие речные боги). Океан не участвовал ни в нападении титанов на Урана, ни в битве титанов против Зевса, а потому сохранил своё высокое положение. По Аполлодору, он — отец первой супруги Зевса, Метиды. Боги почитают Океана, живущего в уединении, как престарелого родителя, заботятся о нём. На крайнем западе Океан омывает границу между миром жизни и смерти, там находится вход в подземное царство^[vii].

Чтобы больше не возвращаться к вопросу о географии десятого подвига, сразу скажу, что обратный (весьма извилистый) путь Геракла в Микены, действительно, шел по европейскому побережью Средиземного моря.

Красные коровы (о них речь пойдет чуть ниже), за которыми отправился Геракл, принадлежали жившему на острове Эрифея, богатом серебром и золотом, великану Гериону (Γηρυών^[viii]). Он был сыном Хрисаора (Χρυσάωρ)^[ix], родившегося с золотым мечом в руке от крови горгоны Медузы, сраженной Персеем, и красавицы-океаниды Каллирои (Καλλῐρόη)^[x]. Согласно поэту Стесихору (VII–VI в. до н.э.), Герион был крылатым, о шести руках и шести ногах^[xi]. Эсхил (VI в. до н.э.) описывал его о трёх телах, в трёх десницах державшего три копья, в трёх же левых руках — три щита и в трёх шлемах на трёх головах^[xii].

На мой взгляд, такой впечатляющий образ великана был «списан» древними создателями мифа с огнедышу­щего, извергающего пепел («руки» и «крылья») и потоки раскаленной до красна магмы («ноги») вулкана. Собственно, остров Эрифея и был поднявшимся со дна океана вулканом. Остров потому и назывался Ἐρύθεια — букв. «красный». Так звали одну из обитавших здесь Гесперид, рожденных богиней Кето (Κητώ, морской пучины) от Форкиса (Φόρκυς, бурного моря). Не случайно и то, что грозного пастуха коров Гериона, великана Эвритиона (Εὐρυτίων, букв. просторные поля^[xiii]), греки описывали как пылающего жаром, а постоянно подогреваемые вулканом поля называли чрезвычайно плодородными, дававшими по семь урожаев в год. Однако это, конечно, еще не толкование смысла десятого подвига, а только пояснение к эстетике некоторых образов этого мифа.

Чтобы понять смысл десятого подвига, прежде всего надо выяснить, что символизировали собою красные коровы, которых потребовал от Геракла привести в Микены царь Эврисфей. Образ коровы на Востоке, в т.ч. в Китае, Индии, Египте и, конечно, Малой Азии, откуда проистекала и Крито-Микенская культура, означал: 1) Великую мать, богиню Луны, материнский инстинкт, деторождение; 2) кормилицу, дающую плодородие и изобилие; 3) благодать, ниспосланную небом; 4) смирение и добро­детель^[xiv]. Красная корова символизировала материальность мира, которую следовало преобразовать, буквально сжечь, чтобы очиститься и обрести святость^[xv]. Логичнее всего — хотя бы методом исключения — предположить, что из этого «набора» Гераклу требовалось привести символ именно очищения (через огонь, который символизировал остров Эрифея), смирения и добродетели. О благо­дати и святости в ту эпоху речь еще не шла, а за материнским инстинктом Геракла вряд ли бы послали.

Переход Геракла через зной и солнцепек Ливии (Сахары) символизировал долгий и трудный путь обретения человечеством добродетели. На этом пути был неизбежен «бунт» против жгучего солнца, поэтому герой направляет свой лук против Гелиоса. Но бог солнца не только не про­гневался, а, напротив, помог Гераклу в выполнении высокой («солнечной») миссии, дав ему свой золотой кубок (ладью, чёлн), в котором герой переплывает Океан, а на обратном пути вывозит в нем коров с острова Эрифея и только после этого возвращает кубок богу Солнца.

На острове Геракл сразу подвергся нападению охранявшего на горе Абант^[xvi] стадо коров двухголового^[xvii] пса.

Орта (Орфа), порождения Тифона и Ехидны, брата Цербера и отца Немейского льва^[xviii]. Имя Ὄρθος означает бросаться, сгонять, спугивать^[xix]. Геракл убил пса своей дубиной. После чего началась битва с первым пастухом герионова стада — дышащим жаром великаном Эвритионом.

Пока шла битва между Гераклом и Эвритионом, второй пастух, Менойт, рассказал о случившемся Гериону, и тот, застав Герак­ла на бере­гу реки Анте­мун­та уго­ня­ю­щим коров, всту­пил с ним в борь­бу. Помочь Гериону взялась было богиня Гера, но Геракл ранил ее в грудь. Именно этот сюжет о ранении Гераклом богини Геры в грудь упомянут у Гомера:

Геракл убил Гериона, выстре­лив из лука стрелой, наконечник которой был смочен ядовитой желчью Лернейской гидры. После это­го он загнал коров в кубок и, пере­плыв Океан, вер­нул кубок Гелио­су.

Пригнать коров Гериона в Микены оказалось делом весьма хлопотным и опасным. Через юг нынешней Испании Геракл добрался до севера Италии (Лигурия), где сыновья Посейдона (лигурийцы^[xxi]) попытались отобрать у него коров. Убив Иале­биона и Дер­кина^[xxii], Геракл двинулся через Тиррению. В области Регия один бык отбился от стада, кинулся в море и переплыл в Сицилию, перешел через близлежащую землю (которая по его имени названа Италией, ибо тирренцы называют быка словом «италос»). Затем он вышел в долину Эрика, который царствовал над элимами. Эрик этот тоже был сыном Посейдона. Он загнал быка в свои стада. Геракл же, пере­дав коров Гефе­сту, поспе­шил на поис­ки это­го быка и нашел его в ста­дах Эри­ка, но тот ска­зал, что отдаст быка толь­ко в том слу­чае, если Геракл одо­ле­ет его в борь­бе. Геракл всту­пил с ним в борь­бу и, три­жды взяв верх, убил Эри­ка; быка он погнал вме­сте со всем ста­дом к Ионий­ско­му морю.

Когда они подо­шли к мор­ской излу­чине, Гера насла­ла на коров слеп­ня, и ста­до разде­ли­лось в обла­сти фра­кий­ско­го пред­го­рья. Геракл пой­мал часть ста­да и погнал его в направ­ле­нии Гел­лес­пон­та, дру­гая же часть оста­лась дикой. Едва согнав коров к реке Стри­мону, Геракл (почему-то, — А.Ч.) воз­не­го­до­вал на эту реку, из­давна быв­шую судо­ход­ной. Набро­сав в нее скал, он сде­лал ее несудо­ход­ной, и при­гнав коров к Эври­сфею, отдал их ему, а тот при­нес коров в жерт­ву богине Гере^[xxiii].

Примечательно, что, разыскивая беглого быка, Геракл оставляет стадо на попечение сыну Зевса и Геры Гефесту — богу огня^[xxiv]. Таким образом, вся история с коровами Гериона построена на противоборстве водной и огнен­ной стихии, Посейдона и Гефеста, где Посейдон символизирует первобытную природу, не знающую морали, а Ге­фест — очищение огнем как способ обретения добродетели.

Все злоключения, связанные с десятым подвигом Геракла, означили, во-первых, преодоление разного рода аффектов, с которыми всегда конфликтует добродетель. Более того, она только и рождается в результате преодоления их. Аллегорией последних был второй пастух при стаде коров Гериона — Мено́йт (от словосочетания μένεος τό — гнев, злоба, бешенство), с которым Гераклу в буду­щем предстояло сразиться в самом Аиде во время свершения последнего, двенадцатого, подвига.

Во-вторых, нападение сыновей Посейдона, — символа присущих человеку глубинных страстей, обусловленных животным инстинктом самосохранения — означало, что добродетель никогда не обретается раз и навсегда. Человек всегда может предпочесть должное выгодному, полезному, а тем более жизненно необходимому (например, в условиях голода нелегко поделиться с ближним последним куском хлеба). В-третьих, бегство быка и скрытие его в стаде опять же сына Посейдона Эрика говорит о том, что любые, даже самые добрые побуждения одних людей другими (недобрыми) людьми могут быть использованы во зло. Потом восстановить доброе имя первых оказывается делом очень трудным, поэтому бороться приходиться долго. Недаром Геракл трижды одерживает победу над гнусным Эриком^[xxvi], но тот так и не согласился вернуть быка, нарушая договор, поэтому Геракл был вынужден просто убить его (Эрика). В-четвертых, слепень, насланный на коров богиней Герой, и одичание части стада символизировали то, что принципы добродетели всегда могут и, действительно, попираются своеволием и сумасбродством людей, которые, как тот слепень, хотят во чтобы то ни стало настоять на своём, не сообразуясь ни с моральными принципами, ни со здравым смыслом.

С каждой из этих опасностей, чреватых моральной деградацией, человечеству суждено сталкиваться и бороться всегда. Наконец, принесение красных коров, символизирующих добродетель, в жертву богине Гере было актом возможного превращения абстрактной воли, которую символизирует богиня, в добрую волю.

По мере развития цивилизации и культуры проблема добродетели ставилась по-разному. Конечно, к понятию совести как благой вести от Бога античность подошла лишь к своему закату. В Европе это нашло своё выражение в этическом учении стоицизма^[xxvii] и, разумеется, в утвер­ждении христианской морали, но уже «Гомер лирики» поэт Стесихор (VII–VI вв. до н.э.) подошел к мифу о де­сятом подвиге Геракла совсем с неожиданной стороны. В обнаруженном в 1960 г. древнем папирусе содержатся фрагменты поэмы Стесихора «Герионеида», к сожалению, со многими лакунами.

В ней страшный великан Герион предстает как положительный, глубоко страдающий герой с тонкой и трепет­ной душой, а вот Геракл — орудием богов, едва ли не злым разбойником, напавшим на охраняющих покой мертвых в царстве Аида. Сохранившийся фрагмент начинается с диалога между Менóйтом (тем самым, чьё имя означает гнев, злобу и бешенство) и великаном, который посягает на то, чтобы стать одним из Олимпийских богов; но боги, собравшись на Олимпе, назначают ему смерть. Менойт обращается к Гериону со словами:

……………………………………………………………………[xxxi]

Конечно, Стесихор своей поэмой не изменил традиционно понимаемую оппозицию Геракл–Герион (добро–зло), но он оттенил важнейший момент мифа о десятом подвиге Геракла: добродетель начинается с памяти о мерт­вых. Именно поэтому Геракл отправляется на Запад, на край света, чтобы здесь, у врат царства Аида, взять и увести с собой символ добродетели — красных коров Гериона. Символично и то, что, завершая свой подвиг, по дороге в Микены в городе Агирия Геракл устроил святилище (казалось бы, уничтоженного им самим врага) Гериона^[xxix].