Литературная критика

...если искать первоисточники этой прозы, то мнения читающей публики, безусловно, разделятся. Одни, более умудренные в воскресном чтиве, укажут на какую-нибудь «Жизнь и ловлю пресноводных рыб» (...) другие покосятся на Пришвина с Лесковым, а третьи будут бить себя в грудь Сорокиным.

...чем больше «объемлешься поэтом» – тем выше ИМ восхищение и всегда непосредственно, и никогда наоборот, и дальше – больше, больше…, при том, что живой Пушкин никогда не озабочивался стать иконостасом. Просто заданный им стандарт качества его жизни пронизан столь высоким Идеалом, что кажется и превзойти его нельзя – хоть бы каким боком «к нему прикоснуться»! Поэт и поэзия слились в нём в вершинной иерархии «структуры личности», и в видах этой «конечной точки» все мелочи жизни оказываются не более чем муравьиными хлопотами у подножия холма.

…место для рассказчика, повидавшего виды и прелести перевозки трупов на разных работах, оказывается таким, что не Царством мертвым ему называться, а чистилищем.

Казахстан-Одесса-Эссен – география широка, полет высок, зрачок колюч и остр.

…не только человек сохраняет книги, но и книги сохраняют человека. И это действительно так, видно даже на примере монстра.

Игорь Болычев стал героем эпоса, люди из уст в уста передают какую-то информацию о нём, спорят... сочиняют стихи, рассказы, анекдоты.

Cтихи В.Хатеновского оставляют долгое эхо. Тревожный гул тектонических сдвигов эпохи или скоморошья чудинка, хриплая ярость или смех, бунтарство, вызов или пророческая горечь – за ними всегда бесстрашие и мужество много пережившего, передумавшего человека, но чуткий читатель всегда уловит и отзвуки потаенной и надёжно укрытой от других жизни ранимого, гордого и нежного сердца...

...философ-буддист В. Пелевин в этой книге подсмеивается над своими прежними воззрениями.

То, что сегодня иногда кажется таким странным у Цвейга, является всеобщим законом. Человек живет ради любви, просто не всегда знает и понимает, что это такое, часто путая её с чем-то другим. А Цвейг ещё и показывает, как человек с этой любовью не может иногда справиться, так как она бывает тотальна и сильна. Любовь не есть действие, а есть дыхание и божественное преображение. Обрести это дыхание возможно лишь пройдя через ад, который человека выбрасывает обратно в жизнь в другом, преображённом состоянии.

... это не эскапизм, это естественное желание увидеть, каким мог бы быть мир, если бы человек был таким, каким должен быть.

Такой анти-Шмелев: там благость и рай, тут грязь и ад. Или это и есть рай. Если внимательно и тайно присмотреться.

Теrra incognita - это ...рассказ о бесплодной земле отчуждения, которая царила и одновременно не царила после Первой мировой войны, это абсолютное предчувствие гибели, и ее неоднозначность, невозможность. Нет в тексте прямого осуждения человека, есть только абсолютное удивление тому, что человек может жить-жить, и вдруг умереть, убить, при этом снова вернуться в тот единственный мир вечности, о котором помнил с детства, и которого всю жизнь так отчаянно, как ребенок, боялся.