Комментарий | 0

Лев Андреич, и другие рассказы на "л" и "м"

 
 
 
Лев Андреич
 
Старик дежурил у нас во дворце. Был прежде резчик по дереву, но уж давно ничего не режет. А напоминает мне Андреич льва. И рычит он в точности как лев. А заставить его зарычать трудиться много не нужно: чуть что не по нем, слышится его старческий рык. Я, конечно, никогда Андреича не сердил. И он меня любил. А кто-то с ним на ножах: не договориться – рычит! Нужно знать характер львиный.
Пришлось и Андреичу с крысами сразиться. Крысы до того обнаглели, не прячутся. Ночью устроили беготню. Андреич проснулся от крыс. Спросонья, наверное, зарычал. А крысы носятся хоть бы что – не испугались льва! Андреич тогда вскочил, выбрался в коридор и палкой своей стариковской принялся крыс лупить.
Утром глаза у Андреича круглые, бессонные, и стоит в них ночной кошмар:
Палкой недолго махал -
Долго с гранита и стен
Отмывал он крысиную кровь.
 

 
Любинькин пиджачок
 
С Любой мне не везет. Когда она еще в колясочке ездила, приедет Маша в церковь, колясочку у паперти бросит и подолгу в церкви торчит. Вот и сперли Любину колясочку. А когда отцу Андрею сказали, он спрашивает: «А кто сторожил? А-а, Дима, ну понятно – у него всегда такой отсутствующий вид».
Шли годы, Любинька подросла. И вот как-то вечером, после молебна перед началом учебного года, звонит мне в церковь Маша: «Люба из церкви вернулась без пиджачка». Сразу вспомнилась мне эта колясочка. Что ж это с Любой мне так не везет?!  А Маша перезванивает – вспомнила Люба: пиджачок не на общую вешалку вешала, а в шкафчик. Открываю шкафчик – тьфу, слава Богу – передо мной на вешалке синий бархатный Любинькин пиджачок.
 

 
Мария Георгиевна
 
Подошла ко мне женщина в церкви: «Дима, вы китаец?» Откуда она про мое китайство знает? Ах, она приятельница отца Андрея. Но спросила она неслучайно. Мария Георгиевна долго жила в Китае и определила во мне что-то родное. С Китаем у нее связаны лучшие годы, и о китайцах хорошее мнение. Когда среди китайцев живешь, она мне рассказывала, ничего запирать не нужно, не украдут. Но если закроешься от них – тут же в окошко  влезут.
С тех пор мы с Марией Георгиевной приветливо здоровались, и она мне еще что-нибудь про Китай рассказывала. А один раз журнал принесла – дочкой похвастаться. Дочка у нее журналистка. Ездит по Пиринеям в машине с открытым верхом и все это описывает. Оказывается, благодаря поддуву теплого воздуха, можно ехать с открытым верхом и по морозу.
Уже тогда Мария Георгиевна тяжело болела, и через несколько месяцев умерла.
 

 
Малипухая
 
Зина ее зовет малипухая. Точно, росточком не вышла. Маленькая, кругленькая, катается по храму как шарик. Щечки румянятся, глазки смеются. А разговоры все у нее про кота Маркиза да про внука Никитку. Коту в церковь нельзя, да и Никитки что-то не видно.
Марья Семеновна самого северного происхождения. Из таких глухих мест Кольского полуострова, что и я не знаю. Проработала до пенсии в детском садике воспитателем в младшей группе. Любит деток, как увидит, глазки так и засияют.
Разболелась надолго, на целый год. А потом ожила, к нам вернулась, прежним шариком от подсвечника к подсвечнику перекатываться.

 
 
Маш-маш
 
Маша вышла замуж и приехала в гости мужа показывать. Мужа мы почти не рассмотрели, он смотрел на краю табуреточки без всякого выражения. Я даже не вспомню, какое у него было лицо. Вот Маша, это конечно… Что за глаза! Она всегда придает им такое выражение удивления. Хочется прямо спросить: «Маша! Маша! Ну чему ты удивляешься?»
Родилась у Маши дочь Марфа. Поехали мы на крестины. Крестил Марфу отец Митрофан в домовой церкви. Обычный дом в центре города, поднимаешься по парадной лестнице на верхний этаж и входишь в огромный зал с иконостасом. А по залу снует озабоченная Надя, уже не та, с которой мы ехали по аллее на голубом «Москвиче», раздвигая пешеходов. И не в машине дело, а сама Надя с тех пор прямо вся воспарила.
А потом из церкви мы попали в огромную Надину квартиру, где все дышит стариной и в любом углу темно и благородно. И вот доходишь по длинному изогнутому коридору до детской, где живут Машины младшие братья, на Машу совсем не похожи. Маша вся такая крупная, крепкая, с косой, а эти сусальные, хрупкие и милые, как елочные игрушки. Правда, про Ваню говорят, что он у них упорный, и в ученье музыке горяч. «А где же муж?» - спрашивает Таня. Маша обратила к ней вечно-удивленное лицо. И даже не сказала, а слегка поморщилась и ручкой сделала маш-маш, и сразу представился муж, как он у нас тогда на табуреточке с краю сидел, так и сейчас где-то «кверху лапками лежит».
 

 
Маша с Петушков
 
« Читал Ерофеева? – спрашивает меня отец Андрей, - так вот, Маша с тех самых Петушков, и даже всех тамошних персонажей знает», - «И деда с внучком?» – «И деда, всех, всех…»
За эти самые Петушки я страшно Машу зауважал. А потом узнал, что она и французский знает в совершенстве. Вот вернулась Маша из Парижу, стоит ко мне спиной, с подружками болтает, про Париж, наверно, рассказывает. И Машу прямо не узнать. В новой куртке, и на спине у нее петушки. А обычно одевалась она скромно, по-православному, и даже немного по-Петушковски. Смотрю на Машину спину и не узнаю. «Кто это?»- «Да это же Маша», - «Маша?» – «Маша! Маша! Ты что, не узнал?» – засмеялась Таня.
 

 
Митрополит нормальный
 
Прежний митрополит к нам не приезжал, а присылал по праздникам своего заместителя. Этот заместитель нормальный мужик был, бывший офицер-подводник. Нашего батюшку уважал. И при нем застолья были нормальные, никого от него не прятали, ничего не скрывали.
И поэтому всем нам особенно памятен день, когда впервые приехал к нам служить нормальный митрополит. Случилось это в разгар жаркого лета, на престольный праздник. И уже по тому, как шли приготовленья, все уже стали догадываться, что он такое, этот митрополит. Главный вопрос, конечно, был, одобрит ли он черепаший суп? Любит ли он креветки? И достаточно ли будет восьми салатов? Все это закупалось, свозилось, строгалось.
А потом он приехал сам. Послужил и проследовал на квартиру, где ждал его обед. Посетовал, что суп остыл; креветок, правда, одобрил и рассказал, как он лежал на спине на поверхности Красного моря и держал над собою зонтик от солнца. Вот какой оказался нормальный митрополит. Жаль только, что всех приходских людей от него закрыли, а выпустили их к столу только когда он уехал. А обедал он долго, так что все проголодались, и многие разошлись. А салаты по такой погоде от жары испортились.
 

 
Миша
 
У старосты Бори есть брат Миша. Он его давно с Украины привез. Миша тогда мне очень понравился, и мы подружились. Он меня штукатурить учил, а по вечерам, когда я дежурил, приходил в церковь в шахматы сразиться. Но шли годы, времена менялись, и Миша не оставался прежним.
Повезли нас в Лавру. Там нашему батюшке серьезную должность предложили: налаживать связи церкви и флота. И выделили помещение: нужно было отделать его по высшему разряду – с колоннами, лепниной, паркетом. Стали мы там работать. Миша быстро в Лавре освоился. Познакомился с чуваком, что кагором промышлял. Купит у него по дешевке кагор – и показывает представленье. Опрокинет бутылку и одним духом в себя зальет. Но это еще не главный фокус. Миша вообще любит поговорить, а когда выпьет, тут он готов любую тему до космических широт развивать. Из соседних отделов ребята работу бросят, Мишу послушать придут. Всем весело, кроме Паши. Миша с собой на работу сына с Украины привез. Миша всех веселит, а Пашу строжит, чуть не до слез.

 
Мощи
 
Еще до того, как мы строили в Лавре настоятелю кабинет, нас  привозили в Лавру прикладываться к мощам. Тогда в первый раз в наш город мощи привезли, и все хотели приложиться. К мощам километровая очередь стояла, а нас с настоятелем подводят с отдельного входа, но вот беда! Пускают без очереди от каждого прихода только по десять человек, а нас приехало значительно больше. Настоятель отобрал десятерых, остальные пошли в очередь становиться, а я отправился домой по берегу Невы. Погода хорошая, настроение тоже, ничего, что к мощам не пустили, мощи нужнее больным и духовно страждущим. А мне интересно было, как Нева выглядит не с гранитных набережных, а там, где она, как обычная речка, дикий бережок имеет.
Вот свернул я с проспекта и иду самым берегом, любуясь рекой. Только идти мне недолго, уперся в забор. И пришлось мне от реки отвернуть и пойти по территории пустого завода. Иду и думаю, работает этот завод или нет? Людей не видно и шума механизмов не слышно. И направился к выходу, а на проходной меня охрана тормозит. Двое мужиков: один с усами, крепкий, а другой в очках, интеллигент. Строгий мне вопросы стал задавать, как я оказался на закрытой территории, а у меня ни документов с собой… нас же в Лавру без всего привезли. И, как я оказался на их территории, вразумительно объяснить не могу. Шел-шел, свернул и попался к ним на завод. Строгий мужик уже готовился меня в милицию сдать, а другой, тот что в очках, вдруг говорит: «Вас откуда, из Эсменской церкви привезли?» «Да, - говорю,- из Эсменской». Он тогда к своему товарищу обращается: «Слушай, - говорит, - а ведь там мою половину крестили». А тот с усами головой кивнул, а строгости не теряет - за строгость нам, сторожам, деньги платят. Посовещались они еще, и меня отпустили.
 

 

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка