Литературная критика

/Энсон Кэмерон «Жестяные игрушки», М.: АСТ, 2004/

Он уже упрочил свою молодую славу у себя на родине, в Австралии. Он
прокричал о современности, и современность ответила ему. А
может быть, не прокричал, но ясно и внятно озвучил свое
видение этой современности. Конечно, все это — художественное
творчество с его стороны, но, читая Энсона Кэмерона, считывая
его описания далекой южнополушарной страны-континента,
становится понятно, что современная современность повсюду на земле
одна и та же, с одинаковым перекосом, с одним душком.

«Жестяные игрушки» написаны в 2000 году. Действие проворачивается в
2000 же году, в Австралии. Герой — австралийский полукровка,
сын черной аборигенки и белого гражданина. В герое —
драматическое для двух родовых ветвей схождение рас. Его мать
покончила с собой, отец потерял все, что имел, и доживает на
выселках. Герой живет в провинции. Не принадлежит ни черному
обществу, ни белому. Ни полным низам, ни дальним верхам
общества. Сам по себе. Не художник, но оформитель — малюет по
трафаретам барные вывески и витрины, рождественских оленей и
национальную символику. Изредка употребляет кокаин, ввозимый
австралийскими китайцами из Колумбии. Пьет пиво. Серьезно
встречается с девушкой — австралийской японкой, сбежавшей от
своей дипломатической высокопоставленной семьи. Среди белых
заметно (с каждой минутой) темнеет, среди черных неуклонно
(ежеминутно) светлеет. Несмотря на «плавильный котел» наций,
полный чужак. Поэтому платит «красивой и хрупкой» австралийской
демократии тем же — издевкой и недоверием, а также
наплевательством (перманентным) на все высокие ценности. По воле
случая (совершенно идиотского) оказывается в финале
национального конкурса на новый флаг республики. Становится героем
новостей и попадает в оборот.

Кэмерон сделал хитрый и удачный ход, поместив своего героя в «серую
зону», на двойственный и незаангажированный участок. Оттуда
и проистекает вся критика «Жестяных игрушек». Все расовые
(оголенные и драпированные) перекосы Австралии в принципе
будут понятны в любой точке земного шара, поскольку, если где
нет расизма, там непременно присутствует национализм. А уж что
такое демократия, наверняка знают все народы. Как знают все
народы, что такое любовь, обман, война и коллектив. Об этом
роман Кэмерона. А «жестяные игрушки» — поделки из
консервных банок и гвоздей, которые привозит со всего Третьего мира в
свою коллекцию японская девушка. Словом, очень и очень
густой микс — а где-то рядышком, на обочине, смотрят долгим
древним взглядом на все свистопляски пришельцев бывшие хозяева
этого континента. Вот он, Мир, и Он сам пришел к ним,
нагрянул, когда его совсем не ждали и не звали.

Кэмерон с горькой иронией, но при этом легко и без ядовитой слюны
показывает, что превратиться в «аборигена» в социуме может
практически каждый. Показывает, как психология зависит от
социального, а социальное — для тех, кто видит его на два витка
вперед — формируется психологией.

«Жестяные игрушки» написаны уверенным и оригинальным языком. У
Кэмерона — тонкий, наблюдательный и жесткий стиль. Это пример
сдержанности, за которой хорошо видна эмоциональная личность,
вполне имеющая что сказать миру о себе, но еще больше - о
мире.

Вообще говоря, Кэмерона можно сравнить с Палаником. Одного поля
ягоды. Да и внешне даже в чем-то схожи. И сегодня, когда
переведенного Паланика у нас охотно покупают и читают, появившийся
переведенный австралиец только укрепит это направление.

В случае Кэмерона мне интересно отметить то, как он строит сюжет.
Поначалу все разворачивается и собирается ладно, складно и
отточенно. Кажется, что это еще один «крепкий», монолитный
сюжет, еще один потенциальный сценарий добротного фильма со
страстями и переживаниями. Кажется, что все развешиваемые по
стенам-страницам ружья непременно выстрелят. Каждое в свое
время, а, скорее всего, все разом, где-то под конец. Но радость
моя была велика, когда я стал понимать, что по стилю и
подходу все, вроде бы, так и должно быть, но вот для писателя
Кэмерона это не столь важно. Нет, в романе остается
«скованность одной цепью», начало перекликается с концом, все эпизоды
работают на основную идею, но нет вот этой штампованной
«высокопрофессиональной» «блокбастерности», от которой уже не
продохнуть. Это очень реалистично разворачивающийся, сюжетно не
замкнутый, свободный роман. Добротный, но не связанный
формой.

Настолько же художественный, насколько художественной бывает в
лучшие и худшие свои моменты жизнь. Настолько же анархичный, как
первоначальные, дикие импульсы бытия.

«Из кухни выплывает Шелковая Панда и протягивает мне
ламинированную винную карту, в которую завернуты наши два грамма. Я
не разворачиваю ее, а просто поворачиваю, словно чтобы
посмотреть на перечень десертных вин, и опускаю на колени, и
незаметно сдвигаю бегунок зиппера вниз, мимо шардонне и
рислингов, а когда застегиваю молнию обратно, пакетик лежит у меня
в штанах».

«Женщина, которую я люблю, пропала без вести в стране, где
китайские подделки под АК-47 находятся в руках людей, которых
не устраивает существующее положение вещей, когда они
вынуждены ходить в лохмотьях и скрываться в джунглях. При этом
положение вещей в прошлом устраивало их еще меньше, потому что
тогда они вынуждены были ходить в лохмотьях и скрываться в
джунглях без китайских подделок под “Калашникова”».