Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

Начало

Продолжение

5.

Тезей обматывал километрами пути свою жизнь, но распутывая клубок
Ариадны, а город – лабиринт тем временем развертывался перед ним,
и казалось, ему не будет конца. Из маленького городка он превращался
в огромный мегаполис. Так прорастает изнутри вас бычий цепень
или неприятный цветок опухоли.

Ночевал Тезей в гостиницах при тавернах, в которых сидели чревоугодливые
греки, другие греки готовили им обильную пищу, а стройные гречанки
то и дело подливали вино с водой в пустеющие бокалы. Праздник
продолжался днем и ночью, бесконечный, как сам город.

Купцы и ремесленники, городские чиновники и просто бездельники,
не имеющие четких пристрастий в жизни – все они собирались в этих
тавернах – по вечерам, чтобы расслабиться после тягостного рабочего
дня (поговорить о любовницах, семейных неурядицах, о том, как
хорошо было при тиранах и как плохо стало при царях), днем, чтобы
провести деловые переговоры. Корабль с известняком уйдет в Коринф,
три судна с железом поплывут в Мемфис, из Милета два корабля доставят
шерстяные ткани, а в Тир будет продана керамика. Закон о социальных
пособиях педагогам и постановление о педофилии, декрет, запрещающий
пожимать руку в знак приветствия и протягивать руку помощи.

Каждый из них в это время становился не тем, кем он был и не тем,
кем он станет, а лишь тем, кто он есть. В тавернах люди из функций
превращались в голос, ради слова и ради действия, превращаясь
в желудок, удовольствия ради. Они становились прямыми, которые
связывают несколько точек, а не пунктирами в хаосе жизни.

Тезей был лишь наблюдателем, его не ждала теплая уютная жена,
– Ариадне, вероятно, только предстояло ею стать, пока же они говорили
по мобильным телефонам.

БИ ЛАЙН ДЖИ ЭС ЭМ – С НАМИ УДОБНО.

Они рассказывали о собственных чувствах, о прожитом дне и планах
на день грядущий. Ариадна просто ждала его, где-то там, она говорила,
что ее время замерло в его отсутствие. А Тезей описывал, что видит
вокруг. Он рассказал Ариадне, что не знает, почему этот город
назван лабиринтом: «Здесь только одна центральная улица, правда,
с боковыми ответвлениями, которые уходят в неизвестные мне места,
куда сворачивать нет смысла», – сказал он ей. Ариадна отвечала,
что это только кажется, что есть лишь один путь, что это иллюзия,
которой можно увлечься. «Любой путь будет тебе казаться единственным
и верным, Тезей. Если ты свернешь в проулок, то очень скоро он
обернется такой же широкой дорогой, какой была прежняя. Главное,
не забывай, что у тебя есть цель», – твердила она. Он соглашался:
«Ну да, ну да, этому еще в MBA учат: «Мысли глобально, действуй
локально». Не зная, что такое МВА, она отвечала: «Правильно, держи
в сознании и то, что ты пребываешь в космосе, и то, что перед
глазами твоими – лишь малая его часть. А главное, помни, что все
это – только беспорядочное движение слабо организованных частиц,
не имеющих понятия, куда и зачем».

Золотая нить все вилась, и клубок становился меньше. Тезей знал,
что Минотавра он встретит тогда, когда клубок распутается до конца.

6.

Тезей устало брел, стараясь не смотреть по сторонам, чтобы не
распылять внимание и силы. Дело было вечером, на небе собрались
тучи, решившие устроить нечто вроде концертной программы с музыкой
сфер и танцами капель. С первыми шлепками дождя Тезей поднял глаза,
и понял, что надо где-то переждать ненастье. Невдалеке впереди
он увидел магазин, который назывался «Зеркала». «Давненько я себя
не наблюдал», – усмехнулся он и зашел внутрь.

Его окружили множество зеркал – самой разной формы – круглые,
квадратные, маленькие и большие. Тут его постигло недоумение –
ни в одном из зеркал не нашлось его отражения. В некоторых зеркалах
отражалась через витрину улица, в других – зеркала на противоположной
стене, в тех зеркалах, которые стояли на полу, прислоненные к
стене, виднелся потолок. Но ни в одном из зеркал Тезей не увидел
самого себя. Недоумение сменил полусмех, полуиспуг: «Может, я
уже умер?», – подумал Тезей, и сердце его тревожно забилось.

Из недр магазина вышел мужчина под шестьдесят, и насмешливо произнес:
«Нет, приятель, ты не умер». «А что у вас за зеркала, в которых
не отражается живой человек?», – спросил его Тезей. «Чувак, ты
не умер, потому что ты не жил вовсе. Это маркетинг, сечешь? Чтобы
ты отражался в зеркале, надо заплатить. Пока ты не платишь, ты
не живешь. Ты не платил и не жил, не платишь и не живешь, не будешь
платить – так и не станешь живым, настоящим, – довольно агрессивно
продолжил продавец зеркал, – Ты вслушайся в само слово – «настоящее».
Это то, что основано на стоимости, на цене, на покупке. Бери зеркало,
рекомендую вон то маленькое, за 150 оболов, оно как раз годится
для походника. Ты спросишь, а зачем тебе зеркало за 150 оболов,
когда у тебя в кармане и так не густо? Ну, чтобы бриться, например.
Ты ведь однажды решишь найти стоящую работу. А с такой харей,
прости уж, тебя ни один работодатель не возьмет…». Закончив речь,
продавец с уверенностью и вызовом посмотрел на Тезея, и добавил:
«Бери, принц, бери, не вечно ж тебе мыкаться и бродяжничать, да
за всяким мурлом охотиться».

Тезей почувствовал, что гордость его, как принца и как охотника
за Минотавром, конечно, уязвлена, но продавец в чем-то прав. Он
пощупал свой карман, там действительно было не густо. А потом
раздался раскат грома, и на улицу хлынул дождь. Размышлений больше
не было: «Нет, торговец, я не возьму твое зеркало, – сказал Тезей,
– На медузу я пока охотиться не собираюсь, Минотавра твое зеркало
также не покажет – он ведь не покупает и не продает, да и собственной
рожи не испугается – ему бояться нечего – он ее в зеркале не увидит,
так же как я свою».

«Твое дело, – пожал плечами продавец, – Удачи тебе на твоей охоте».
Он уже направился вглубь магазина, на свою точку, откуда он вел
скрытое наблюдение за всеми вновь входящими, но Тезей его остановил.
Он решил занять торговца притчей. Потому что надо было переждать
дождь. «Послушай, торговец, что я тебе скажу. Мне рассказывали
про одного приятеля, – начал Тезей издалека, – так вот он не имел
в доме зеркала. У него была стандартная городская работа, ну,
такая, которая проще всего ведет к импотенции – ты сидишь девять
часов на одном месте, составляешь баланс, сводишь дебет с кредитом,
ведешь статистику и отчетность. Почему-то у него не было в доме
зеркала, хотя у таких людей всегда стоят зеркала. Но этот оказался
исключением. Конечно, все те проблемы, о которых ты мне сказал
– типа там внешний вид и самоутверждение – самоуверение – самосознание
– его беспокоили. Когда облик начинает расплываться, и норма уже
не про тебя, это может доставлять неприятности. Коллектив и все
дела…»

Ну? – спросил продавец, все еще не понимая, к чему ведет Тезей.

«Он нашел выход. У него был фотоаппарат «Поляроид», тот который
делает мгновенные снимки. Купил когда-то, ну, ты понимаешь, зачем
– жена, юг, красивый групповой портрет на фоне достопримечательности…
Жены, в общем, давно не было, да и на юг они так и не поехали
– не сложилось, но фотоаппарат все лежал. Однажды этот человек
обратил на него свое внимание, думая о том, как он выглядит. Он
сфоткал себя на «Поляроид». И ужаснулся – вид у него оказался,
как говорится, не для прайм-тайма на Первом канале. Он причесался,
умылся, побрился, зубы почистил, и снова себя сфоткал. И сравнил
две фотки. Оказалось, что на второй он выглядит куда более прилично.

Делать свои снимки по утрам вошло у него в привычку. А карточки
он не выкидывал, складывал их в альбом: карточка до, и карточка
после, карточка до, и карточка после. Так он и мостил свою дорогу
в вечность».

Продавец радостно закивал, и кинулся за прилавок. Оттуда он с
гордостью вынес коробку с надписью “Polaroid”. «Да-да, совсем
как этот. Но мне не нужно. Ты еще предложи составлять дневник
собственной жизни с помощью кассовых чеков, день за днем – гербарий
человеческого увядания», – презрительно кинул ему Тезей. За окном
утих дождь, и Тезей выскочил на улицу. «Если что, полюбуюсь на
свое отражение в луже», – подумал он.

Пока герой находился в магазине, спасаясь от ненастья, в районе
появился минотавр. Он изнасиловал, а потом убил рогом 17-летнюю
школьницу, все еще девственную, которая выскочила на улицу, чтобы
поплясать босиком под дождем. Только что она прикидывала, какого
кавалера ей выбрать на выпускной вечер. Родители смотрели из окна
своего дома, как Минотавр убивал их дочь, и ничего не могли с
этим поделать. В минуту, когда появляется чудовище, у каждого,
кто его видит, в голове вертится лишь одна мысль: «Это судьба,
это судьба, это судьба». Все псы округи предыдущей ночью натужно
выли на полупустую луну.

7

Желтые листья промывались дождем. Граждане были тоже желтые, но
они прятались под зонты, и потому не блестели как листья. Скорее
они тускнели трухой.

Грипп широким шагом гулял по улицам, множась в поцелуях, задушевных
разговорах, при совершении операций купли-продажи в розничных
магазинах, при поездке в трамвае и во время ожидания трамвая,
когда все забиваются под навес остановки из боязни промокнуть,
наконец, самым верным способом грипп передавался во время соитий.

Тезей ехал на трамвае, в самой его середине. Половина пассажиров
кашляла и чихала, другая весело улыбалась, один из улыбчивых порылся
в сумке и достал какой-то пакетик. Затем снова принялся рыться
в сумке. Оттуда появились жестяная кружка и термос. Веселый налил
из термоса воды в кружку, высыпал из пакетика порошок туда же,
помешал ложечкой, найденной им в собственном кармане пальто, выпил
это дело, после чего стал предлагать вторую порцию выпить кому-то
из чихальщиков. Чихальщики хмуро мотали головами. Отдельные из
них принялись неистово сморкаться. «Зачем пить симптоматическое
средство? Ты сам говоришь, что у тебя простуда. Вот и у меня простуда.
Так какая разница, как мы выглядим, какая между нами разница?»,
– ответствовал один из них жизнерадостному. Тот мгновенно потускнел
и осунулся. Чихальщики одобрительно посмотрели на собственного
делегата, который тем временем зашелся в приступе кашля.

Тезей морщился при каждом кашлевом спазме соседей – он боялся
подцепить заразу, болеть ему было нельзя. Он вышел на следующей
остановке, хотя мог проехать еще две или три, прежде чем его путь
и маршрут трамвая разошлись бы.

Он избежал большого злоключения. Несколько минут спустя трамвай
сошел с рельс и улетел под откос, завалившись там на бок. А затем
запылал, когда в него кинули бутылку с горючей смесью. Минотавр
тут был не причем. Партизанили в городе работники профсоюза трамвайных
кондукторов и водителей, которые потеряли работу после того, как
трамваи автоматизировали. Теперь управляли ими транспортные программы,
а чтобы попасть внутрь, надо было пройти через контрольные турникеты.
Естественно, людям, слабым, неспособным, завистливым, тягаться
с автоматами было сложно, а еще тяжелее с этим было смириться.
В городе шла кропотливая война всех против всех.

8.

Очередной день утек вместе с дождем. Установилась теплая погода,
как обещали синоптики, надолго. Тезей этому радовался, потому
что в лабиринте стал чувствителен к переменам погоды (как большинство
жителей лабиринта). В трамвае неделю тому назад на него накашляли,
и несколько дней он был совсем слаб. Болезнь он перенес на ходу.
Тем самым он перенял еще одну черту горожан – делать все урывками
и мимоходом. Но силы к Тезею вернулись, а выздоровление наделило
его аппетитом. Проголодавшись, он искал взглядом заведение, где
ему можно было бы подкрепиться. Район блестел яркими вывесками
с итальянскими названиями: «Прадо», «Антинори», «Галерея», «Порто
Черво», «Марио», «Палаццо Дукале». В моде была Италия. Греки устали
от собственной изысканности и обратили свои взгляды на варваров
и их кухню – простую и вкусную. Впрочем, и тут они умудрились
остаться греками, поскольку все итальянские рестораны были сплошь
пафосными, и продавалось там все втридорога. У дверей каждого
из заведений стояли швейцары, стилизованные под нубийских или
галльских гладиаторов. Они мерили проходившего мимо Тезея такими
презрительными весами блюдец своих глаз, что у него отпадало желание
есть, зато становилось противно, и хотелось уйти подальше. Но
этот гипноз действовал ровно до того момента, когда Тезей доходил
до конца дома, где размещался ресторан. Затем перед его взором
оказывалось новое заведение, и все повторялось. У каждой из этих
роскошных харчевен стояли дорогие колесницы, инкрустированные
золотом, индусы-рабы, перетаптываясь на месте, держали на руках
паланкины. Хозяева колесниц шли в помпезные италийские едальни
не ради еды, – для людей такого достатка пища – что-то вроде грязи,
и питаться они могут грязью, которой бедняк побрезговал бы – а
они не только не брезговали, а просто не замечали, им слишком
через многое пришлось пройти, чтобы достичь высокого положения.
В дорогих ресторанах кормили практически грязью, а посетители
смотрели друг на друга, и знакомились с женщинами – хозяйками
паланкинов.

Мир этот был похож на колесо, вращаемое силами божественных белок.
Владельцы колесниц общались с женщинами из паланкинов, платили
по их счетам, спали с ними, покупали им новые паланкины, а затем
отправлялись на какую-нибудь войну, например, на Троянскую, и
гибли там. Или захлебывались в дорогом вине, или умирали от отравы,
подсыпанной в еду поваром по наущению жаждущих чужого богатства
недругов. Женщины находили новых героев. Соперники сменяли соперников,
любовники – любовников, кумиры – идолов, идолы – богов, боги –
любовников, любовники вскармливали рыбу в неглубоких, но стремительных
реках античного мира.

Обо всем этом Тезею поведал умудренный жизнью владелец японского
суши-бара, который пристроился сразу после роскошных ресторанов.
Тезей зашел туда, увидев вывеску: «Добро пожаловать, мы открылись!!!».

(Продолжение следует)