Рейтинг публикаций

Два краснолицых мужика тащат через площадь гигантскую двадцатиметровую сосну, с кряхтением, сопением и матерными облачками пара около открывающихся и закрывающихся ртов. Сосну предполагается использовать в качестве новогодней елки дома у одного из этих мужиков, обвешивать ее игрушками и "дождиком", водить пьяные хороводы.
Пытаются втиснуть сосну в кстати подошедший трамвай. Орут, ругаются, вышвыривают из вагона визжащих пассажиров. Сосна не проходит, упирается в стены, крушит стекла. Умаялись, бросили. Трамвай дальше не пойдет, просьба освободить. Сосна валяется у остановки огромной рухнувшей колонной. Мужики, свирепо-растерянные, курят, плюются, не знают, что делать и как дальше жить.

На отрезке от лестницы до столовой он успел получить массивного пенделя, обернулся и, не разбирая, двинул обидчику по лбу.

и уже не считаю себя кем-то.

Я не бэйби-бой!
…Ты бэйби-бой, говорит зеркало.
Он не заметил (НЕ ЗАМЕТИЛ!), что зеркалом была Оо.

И вы говорите, что вы трезвый…

С того момента, как прозвучало слово «Америка», я пытался докопаться до сущности произошедшего. В пылкую любовь по интернету я не поверил. Быть может, у меня ретроградское отношение к жизни, но я на месте двадцативосьмилетнего парня не стал бы связывать свою судьбу с женщиной на семь лет старше.

Так они и жили... Впрочем, они еще работали. Аркадий – водителем на маршрутном такси, Маша – в детском садике. Оля (еще была достаточно хороша) – сидела в приемной крупного начальника и стучала на печатной машинке. А Петя…

Был он красивым этот известный писатель, самоуверенным, шикарным. Ездил по заграницам, декламировал свои произведения со сцены, и слыл, как говорится, подонком редкостным, хоть и обворожительным. Единственным, в своем роде.

Газеты эпохи развитого социализма мне были просто неинтересны. (Скучно, брат!) Лет до пятнадцати-шестнадцати я их не воспринимал. Но журналы листал с удовольствием. Толстые и технические, эти сразу - в костёр. (Как собственно и <Костёр>, и <Пионер>.) Из некоторых черпал полезную информацию.

- Почему это я в кого-то должен превращаться? - Спросил Заяц.
- А сегодня все превращаются, время такое. - Ответил Гаврилыч. - Вот, зайцы медведями стали, а ты кем?
- Медведями? - Недоверчиво переспросил Заяц. - Нет, ни в какого медведя я не превращался. Я сам по себе.

Пушкин с пистолетом на коленях и с лукошком в руках. Поэт ел морошку. Толстой, лежащий на рельсах в скрюченной позе, и Гоголь в гробу, чуть повернутый набок.

- Очень давно, я только начинал работать в такси, вез какого-то дедульку, совсем старенького. Спросил у него, мол, можно я покурю. Он – кури. Лето было, тепло, я окно открыл, туда и дым выдыхал, и пепел стряхивал, а потом и окурок выбросил. Дедулька так на меня странно посмотрел: «Что ж ты, милок, творишь? Там же твой Ангел-хранитель летит!»