Комментарий | 0

Рассказы Петра Качунова. Люди простые (3)

 


 

 

Я попал в огород первый раз и поразился: участки в нем походили на заплатки на одежде – их словно бы ставили наспех, внезапную дыру затыкая. Растения были разными по цвету. Некоторые прямоугольники-участки тянулись к бокам, другие были направлены узкой частью ко входу. Овощи росли вперемешку. Картошка, например, занимала три больших участка: один в центре огорода, около белых кочанов капусты, два других – в дальних концах. Дед, я сразу заметил, работал слева, около соседского забора. Вместе с бабушкой Валей.

– А зачем деду внутренний забор? – вдруг вырвался у меня вопрос. – Ведь охраняется-то при этом огород не от воров, а от гостей.

– Дед этим демонстрирует, что он у себя дома отчет никому давать не обязан, – улыбался, рот до ушей, дядя Гриша. – Ты не вздумай его еще спросить, почему он подпол не в доме, а в запертой террасе сделал. Вообще не задавай ему вопросов. Будь тут поосторожнее, герой.

Мы дошли по узкой, проваливающейся под ногами меже до центрального участка. Здесь работали особы женского пола. Моя сестра помогала маме выбирать клубни из земли. У нее были старые варежки, а у меня – нет.

– Ну, давайте лопаты, мы вас сменим, покопаем картошку, – сказал дядя Игорь.

– Ой, а наши-то лопаты где, домашние-то? – переполошилась Тоня. – Иван вон свои взял, а мы забыли! Сходите-ка за ними, тут рядом!

Переглянувшись, зятья ушли.

А я все-таки задал вопрос – маме:

– Перед рождением сестры  отец Беловым канаву выкопал. А перед моим – нет. Почему?

Ответила мне Тоня:

– Об эту канаву мы теперь только ноги ломаем. Дорога провалилась сразу, как только ее подняли. Зачем нам такая работа отцова?

Мать, тем временем, принялась за свое: отыскала во мне все недостатки, какие есть у людей на свете:

– Ты почему ботинки-то успел в грязи выгвоздать? Теперь они у тебя до школы не просохнут, если помыть. Как учиться-то будешь? Здесь тебе делать нечего. Болтать будешь да всех от работы отвлекать. Сходи вон в правый конец огорода, к отцу. Может, он тебе чего придумает.

Клочок земли у отца и бабушки был поделен пополам. Они копали от середины в разные стороны – к бокам.  К бабушке я приближаться не рискнул. Знал, как она сердится, если что-то не так сделаешь. Я с отцом вместе начал клубни из земли выбирать и в ведра бросать – голыми руками.

– А где у тебя рукавицы? – поинтересовался, не отрываясь от работы, отец.

– Деда надо спросить, – я тоже все внимание на клубни переключил. – Плохой он командир, дядя Гриша говорит.

– Кто плохой? – спросил отец.

– Дед, – уточнил я. – Никудышный командир – ведь он первый в окоп залез, а я без рукавиц остался.

Я беспечно слушал, как клубни звенят о борт нашего ведра. Такие же приглушенные звоны раздавались во всем огороде. А отец побелел. Он, выпрямившись, испуганно смотрел на деда. Сообразив, что мои слова никто, кроме него, не слышал, отец меня стал воспитывать:

– Ты больше болтаешь, чем работаешь. Иди посмотри, как у матери дела. А я тут сам все выкопаю.

Я согласился, но до матери не дошел. Вдруг встал около капустных грядок, любуясь сложным видом кочанов. Что мне это напоминало, я еще не понимал.

Дед, разминая спину, выпрямился, и меня увидел.

– Ты чего хорошего там нашел? Поди-ка сюда, – сказал хрипловато.

Я, робея, подошел. Мне впервые представилась возможность деду сказать все о себе.

– Чего не работаешь? Урожаем залюбовался? – продолжил дед. Я догадался, что он явно напрашивался на лесть: надо, чтобы его огород все хвалили. Но я был увлечен видом кочанов.

– Капуста, как посудный набор, –  выпалил я.

Дед потерял ко мне интерес, склонился к  картошке, буркнув:

– Бездельничать нехорошо.

– Каждый кочан у вас на огороде похож на чайный сервиз, – разгадал я, наконец, загадку, что  мне вспоминалось при виде капусты. И от радости даже присел, говоря это, на корточки около деда.

Он вдруг озлился:

– Зачем не работаешь, а каркаешь у меня над ухом? Это тебя обижать взрослых твоя бабка научила, Наталья.

– Бабушка – толковая работница, – возразил я, так и не поднимаясь. – От ее дел наша семья богатеет. С Натальей мне тепло и хорошо всегда.

– А сервизом-то ей зачем попрекать нас? – ни с того ни с сего вступила в разговор баба Валя. – У вас он есть, у нас нет, но мы вам не завидуем. Нечему у вас завидовать.

Отец, оказывается, все это слышал.

– Да пошутил ребенок, глупый он еще, – твердо возразил он. – Я ему сказал: будешь болтать, тебе язык отрежут. Уйди оттуда, не мешай деду.

– Тебе где работать отцом назначено? – угрюмо спросил, глядя на меня холодными оловянными глазами, дед.

– Нигде, – опять признался я. – Ты ведь здесь командир, а я к отцу хожу.

– Туда и иди, – веско сказала Валя. – Нечего тебе тут нами руководить. Дома у себя командуйте.

Я – хороший, а они этого еще не поняли. Может, думал я, к ним нужен какой-то другой подход? Ничего, поговорим еще по душам!

– Капуста и впрямь похожа на чайные сервизы,  – убеждал я отца. –  Я не шутил. Это правда. Смотри: кочерыжка сверху прикрыта листом – это как бы заварной чайник, а вокруг него листы плотно уложены, словно блюдца.

– Иди деду это докажи, – невесело усмехнулся отец.

– Докажу! – уверен был я.

– Тебе с ним жить! – предупредив меня так, отец отвлекся и беспечно замолчал. Работой он меня не снабдил. Я долго смотрел на капусту, решая, правильно я ее сравнил с посудой или нет. Вдруг услышал реплику деда:

– Бездельник парень! Сервиз свой опять у нас на огороде ищет.

Он смотрел на меня, не отрываясь. Я – к нему.

– Я куплю тебе сервиз позже, когда отучусь в школе,  – решил я подарить ему надежду. – Мне тебя жалко, бедного. Тебе по городу почаще надо гулять с нами: на стадионе сходить и футбол посмотреть, на пляже летом купаться. Так повеселее будет жизнь. А капуста у тебя и впрямь на сервизы похожа, я не шутил.

– Не срами меня перед людьми! – вдруг дед повысил голос. – Сервиза нет, того-сего нет. Ты кем себя возомнил, что жалеть меня вздумал? Меня?! Ты кто? Никто – трава и только.

– Только город может сделать людей богаче, – говорил я свое, задушевное. – Вот огород у тебя большой. А почему? Лошадь тебе город выделяет – вот землю и пашешь на ней, а потом грядки делаешь. А в городе, кроме лошади, столько богатств: и горпарки, и кинотеатры.

– Отчет требует о лошади, ой, мамочки! – дед вдруг начал задыхаться. –  Скоро из дому погонит. Тебе кто велел, бабка твоя? У себя в квартире командуйте. Я отчет у себя дома давать никому не собираюсь.

Он говорил это все громче и громче. Все бросили работать и смотрели на нас.

– Я помочь тебе хочу, – стоял я на своем. – Город тебя развеселит, успокоит, ты, как бабушка Наташа, добрее всех будешь.

– Да кто вам-то, беднякам, траве-мураве денег когда даст?  Ни сада у вас нет, ни клочка своей земли, а ты учить меня вздумал, – дед был крайне возмущен.

– Зачем ты меня оскорбляешь то и дело? – изумился я непроизвольно. Дед смолчал. Он стал бронзоветь лицом.

– Ты чего голос-то подаешь без передышки? – вместо деда вдруг ответила мне Маня. – Сам от горшка два вершка, а говоришь и говоришь. Горе ты, горе материно. Мало тебе, что по больницам с тобой валандались месяцами, мать заставляешь переживать, нас учить вздумал? Оскорбляют его. Иди-ка гуляй отсюда, понял?

– Иди к тому, кто тебе денег даст на сервиз, – дед выглядел грозно. – Ты у меня ничего не заработал. Возьмите его, уведите, а то меня кондрашка хватит.

Говорил это он отцу. Тот потащил меня за шкирку к выходу из огорода. Бабушка бежала за нами.

– Позор один от тебя, – выговаривал мне отец, одновременно вытаскивая из двора на улицу. – А тебе, мать, я сто раз говорил: не умеешь ты его воспитывать – не берись!

– Мне главное, чтобы он был жив, – возражала бабушка. – А остальное – ваше дело. Твердила ведь я вам, мы останемся дома, мы останемся дома.

– Ладно, поезжайте, потом поговорим, – сказал на прощание отец. – Меня работа ждать не будет.

Я готов был продолжать искать варианты предложения помощи Беловым. Ударом для меня казалось только прекращение этих попыток. Ведь это откладывание помощи на неопределенный срок. Покончить бы со всем здесь же, в доме Беловых! И все были бы счастливы. Так очень утомленный человек хочет доделать последнее задание, еще одно, еще самое последнее – а без этого, мол, отдохнуть не удастся.

Но дома мне удалось переключиться – на уроки. Правда, душа у меня уходила в пятки, когда я их делал. Приедет опозоренный отец, с ним – Беловы, устроят мне долгое судилище…

Зря я беспокоился. О поездке той никто больше и не вспомнил. Никогда. Нигде.

Вечером, правда, пьяненький отец попытался со мной завести речь о Беловых.

– Сынок, – говорил он, качаясь. – Они – люди простые. Ты ведь не знал, что с дедом можно заговаривать только после работы на огороде, за выпивкой, правда? Не знал! А я – знал. Я про тебя все ему объяснил: и что тебе надо учиться…

– Иди уж спать! – поволокла его мама к кровати. – На ногах не держится, а все рассуждает. Спи!

На следующий день, вернувшись с работы, отец сказал мне:

– Дед – это человек, учти. Выпили мы вчера после работы, и он все понял про тебя: ты – еще глуп, тебе надо учиться, как следует. Мать теперь будет тобой заниматься, заодно и сестре поможете маленькой. Все хорошо будет, сынок.

– Но я же и так отличник! – ответил я.

– Не спорь со мной, теперь с тобой будет заниматься мать, – отец был непреклонен. – А к деду сходишь и прощения попросишь, он – человек простой, все у вас, глядишь, и обойдется.

– За что мне перед ним извиняться-то? – грубо спросил я.

– Тебе жить! – беспечно ответил отец и пошел ремонтировать пристройку для поросенка. Объяснять отец ничего не любил.

 

III

 

Мама начала проверять домашние задания сестры. Девочке приходилось просить об этом несколько раз в день. Наконец, мама отвлекалась от стирки и глажения белья, и они садились за стол в зале.

Я с просьбами не походил – вроде бы и незачем, ведь оценки у меня не становились хуже. Отец смотрел-смотрел на происходящее да вдруг сорвался: опять стал являться вдребезги пьяным. Бабушка в учебу не вмешивалась по-прежнему.

Утром в воскресенье отец впервые в жизни сам попросил показать ему хотя бы одну тетрадь. Держа ее в руках, он закричал:

- Ты что, все еще не хочешь никому подчиняться? Смотри – вот у тебя буквы косо нарисованы, вот ты ошибку наляпал…

- Да я ее сам тут же исправил! – перебил я его. Этого делать не следовало.

- Опять умничаешь? – взбеленился он по-настоящему. – Если мать проверять твои уроки не будет, нечего тебе дома делать, понял! Или проси ее об этом, или иди  куда глаза глядят.

- Зачем просить – ведь я же отличник! – я тоже взбеленился. – У меня и без глупых командиров все хорошо.

- А теперь гляди, какой ты отличник! – отец на моих глазах взял из портфеля ручку и стал перечеркивать страницы тетради. – Или будешь подчиняться взрослым, или тебе в этом доме не жить!

Жуть на меня напала. За порядок в тетради учительница спрашивала каждый день. Принести перепачканную  отцом – это позор перед всем классом. Или новую начать?

Вместо этого я совсем потерял рассудок и зарыдал в голос.

- Иди проси мать твои уроки проверять! – отец решил додавить меня. Он и не подозревал, что вместо этого – сломал.

Плача я бросился на кухню, увидел маму, сестру, тетрадки на столе и закричал на весь дом – чтобы страшному отцу все было слышно:

- Мама! Пожалуйста, не обижайте меня, пожалуйста! Проверь ты мои уроки, проверь!

- Принеси тетрадь, мы закончим – за тебя примусь, - вежливо сказала мама. У нее был необычный вид – спокойный, как у учительницы.

- Мама, он тетрадь всю крестами перепачкал, - кричал я. – Что мне делать, что?

- Вот трясун-то он какой! – захохотали мама и сестра согласованно. – Зачем было портить-то?

- Мне новую начать?

- Нет, я схожу завтра с тобой в школу, учительница и ругаться не будет на тебя.

Я жил потом дома – только в страхе.

 

Последние публикации: 
Любимый мой (6) (10/11/2020)
Любимый мой (5) (06/11/2020)
Любимый мой (4) (04/11/2020)
Любимый мой (3) (02/11/2020)
Любимый мой (2) (29/10/2020)
Любимый мой (28/10/2020)
Люся (22/09/2020)
Молчание (28/07/2020)
Издатель (23/07/2020)

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка