Комментарий | 0

Остров Несусвет (Часть1)

Нина Садур

 

роман - игра

 

                                                                                 Джеймс Браун Маленькая луна. Деталь

 

 

                                                                                  «Я знаю всё на свете:
                                                                                   Олю-Колю, дуб и ветер!
                                                                                   Ландыш. Котёнок.
                                                                                   Забытый ребёнок.
                                                                                   Что делать, не знаю,
                                                                                   Пока не разгадаю».
                                                                                                       (считалка)

                             

     

Ч А С Т Ь   П Е Р В А Я

      

ГЛАВА 1

СТОИТ ЛИ ПОДОЛГУ СМОТРЕТЬ В ОКНО?   

    

     

      В городе Ельцовске наступило лето.  

      Шестилетний Коля стоял на маленькой скамеечке и смотрел в окно. Там, внизу дворник поливал из шланга детскую площадку: кусты боярки и жёлтой сибирской акации, повсюду давно изведённой и чудом уцелевшей лишь здесь, на улице Сибиряков-Гвардцейцев. Жёлтая акация даёт мелкие, без запаха, цветы, которые никто никогда не замечает. Но она же даёт и звуки!  Хоть и короткие, но довольно громкие свисты получаются в августе, если из стручков акации, которые вырастают на месте жёлтеньких цветков, уметь делать свистки! Свистки умеет делать папа. Но август, когда ещё! А июнь – вот он, прямо тут!  

      Боярка и акация плотно обрамляли площадку наподобие изгороди, а узловатый куст сирени рос один.  Он далеко раскинул мощные задеревеневшие ветви с уже отцветшими ржавыми соцветиями и Коля удивлённо беспокоился – ведь ещё вчера он часами смотрел на бледно голубое мерцание, озарявшее весь куст, а сегодня – всё.  Но рядом рос молодой взъерошенный чубушник, в котором обожали горланить такие же взъерошенные воробьи, и на нём уже лопнули первые бутоны. А возле лавочки дрожала стайка белоногих ранеток, вдруг уронивших себе под ноги все свои цветы. Их сейчас смоет дворник. Лепестки лежали вокруг яблонь ровными кругами, будто бы отражали цветение своих макушек. Но на самих-то яблонях их уже не было! И это тоже озадачивало мальчика.  Когда зацветало какое-нибудь растение, Коля смотрел на него каждый день. Иногда по несколько раз на дню. До того дня, пока оно не отцветало. Тогда оно сливалось с другими растениями, и Коля терял его из виду. До следующего раза.

    

      Дальше, где всё кончается, на краю оврага, стоял огромный, почти до неба, тополь. Скоро с него полетит пух, а Коля понесётся по двору, поджигая белые пуховые дорожки, и лёгкий огненный ручеёк будет убегать, и гаснуть прежде, чем мальчик его догонит. Потом Коля заберётся к тополю, на край оврага. Здесь кончается двор. Здесь кончается город Ельцовск. За оврагом лежит необъятный пустырь, куда нельзя. Мальчик на миг замрёт на отвесном краю без мыслей, без чувств, в блаженном оцепенении скользя рассеянным взором по волнистым пространствам, пронизанным высоким и спокойным светом.  Пока кто-нибудь не выкрикнет его имя. И Коля метнётся обратно – слиться со своим именем снова.  

      Сейчас Коля ждал, что дворник направит шланг на корабль, гордо возвышавшийся между турником и сказочным домиком. Дворник подумал-подумал и направил! Тугая струя разбилась о борт корабля, и тот мокро заблестел в лучах заходящего солнца.

      - Оля!  Оля! –  не отрывая глаз от корабля, закричал Коля. - Наш корабль отплывает! Отплывает! Он в море отплывает, Оля!

      Но в ответ – тишина!

      Коля расстроился. Он обернулся. Он хотел крикнуть сестре что-нибудь обидное. Что-нибудь, вроде: Оля-моля, Оля-доброволя. (Когда он злился, дразнилки сами рождались в голове). Но, в этот раз, мальчик не выкрикнул ни одной дразнилки.

      Оля сидела в дальнем углу их большой комнаты, почти утонув в глубоком кресле. Вечерние тени окутали весь угол, затопили кресло и почти растворили силуэт девочки. Только лицо её было освещено каким-то белёсым, бездвижным светом, идущим, казалось, прямо из её ладони, поднесённой к лицу. Этот свет, не имеющий цвета, тепла и движения, но упорный и пристальный, будто высосал из лица девочки все краски, и оно застыло, ослабленное.

      Коля спрыгнул со скамеечки, подбежал к Оле и толкнул её сильно.

      Девочка немедленно заверещала. Она была жива! Коля с лёгким сердцем поскакал на одной ножке обратно – к окну.

      - Всё, всё скажу маме! – причитала сестра у него за спиной. А Коля её даже не слышал. Он взобрался на скамеечку и вновь выглянул в окно. И замер, поражённый.  За этот короткий миг всё внизу изменилось! Мокрый двор великолепно сверкал в лучах заходящего солнца. Но ни одной живой души нигде не было. Даже дворника. Даже шланга!  Никто не проезжал на самокате. И на велике. Никакой прохожий не проходил. Ни даже бабушек не было на лавочке. И Витька Чапкин не носился перед ними на своём скейтборде.  И колясок не было с младенцами! Младенцы хоть и неинтересные люди, (с ними ни о чём нельзя поговорить), но даже их не было! Ни намёка! Ни на кого! Только одинокий месяц стоял посреди бледного неба и, вместе с Колей, смотрел на всю эту пустынность.  А когда Оля   перестала ругаться, наконец, в своём углу и вновь погрузила лицо в безрадостный свет, Коля услышал её – эту тишину. Не такую тишину, когда все в доме спят, а ты нечаянно проснулся на минуточку и услышал всю летнюю ночь сразу. Нет! Это была тишина беззвучия. Тишина бездвижия. Бездыханная тишина. Тишина, когда все куда-то исчезли. И нигде их нет! Но Коле-то было всего шесть лет. И он владел только одним оружием против любой тишины. Игрой.

      - Поиграй со мной! – закричал и затопал Коля. - Ольга, немедленно поиграй! Брось свой противный смартфон!

      Коля, раскинул руки в стороны и, становясь самолётом, набрал высоту и сделал круг по комнате.

      - Отстань, приставучка! – взвизгнула Оля, когда самолёт задел её крылом.

Ей было целых одиннадцать лет, ей подарили настоящий смартфон, и малышовые игры её больше не интересовали!

      - Поиграй! Поиграй! – взревел мотор.

     Самолёт пошёл на второй круг, готовясь к тарану.

      - Я общаюсь с виртуальными друзьями! Отстань! – в голосе Оли зазвенела настоящая злость.

     - С какими такими вирт?.. – Коля застыл посреди комнаты. – Оля, ты, что же, ни разу не видела их?

     - Теперь все так дружат! – Оля что-то писала на своём смартфоне, хихикая и охая

     Коля покосился на окно, за которым все куда-то делись, потом посмотрел на свою единственную сестру.

     «Когда я стану большим, как она, а она маленькой, как я сейчас, я всегда буду с ней играть», - подумал мальчик. Но вслух он сказал про другое. Про то, что его встревожило очень сильно.

     - Оля, ты же не видела этих виртов! Так подумай своей головой! Вдруг там не милая девочка, как ты, а Дикий и страшный Старик с мешком? – голос мальчика задрожал от ужасного предположения.

      - Ой, мамочки, я боюсь! Умираю от страха! – кривляясь, пропищала Оля.     

      - Лучше со мной играй! Я же вот он и меня видно! – добавил мальчик с тайной надеждой.

      Но Оля даже глаз не подняла на младшего брата.

      - Да хоть бы я тебя совсем не видела! – огрызнулась злая сестра.  И добавила совсем уж обидное: - Колючка--приставучка!

      Коля, чтоб скрыть слёзы, отвернулся к окну. И вот, что там показалось – в открытом окне.  Сквозь пелену слёз Коля разглядел какую-то тёмную  расплывчатую тень,  медленно проплывавшую мимо окна. Сквозь тень виднелся месяц и крыша соседнего дома.

      - Дикий Старик посадит  тебя в мешок и утащит! –  сказал Коля тихим, но  твёрдым голосом, чтоб  вразумить сестру.

      - Не бывает никаких Диких Cтариков, - пробормотала Оля рассеянно.

      «Бывают или нет?» - заколебался Коля и снова посмотрел на окно. И снова там проплыла та же самая тень! Но уже в обратном направлении. Просто медленная, густая, непонятно чья - тень. Двигаясь, тень клубилась и расползалась, а потом вновь сжималась в один комок.  Так и плыла в тёплом заоконном воздухе. Не падая и не взмывая. Спокойно цеплялась за воздушные струи  мутными протуберанцами, подтягивалась к ним всей своей дрожащей массой, выбрасывала новые протуберанцы-щупальца, присасывалась к невидимым воздушным струям. Вновь подтягивалась. Словом,  тащилась, как могла.  И всё это у самого Колиного окна! Непонятно чья тень! Один месяц спокойно наблюдал за движением тени. Ему, видимо, было всё равно.

      - Брось свой противный смартфон! Брось! Дикий Старик утащит тебя, и ты исчезнешь! – закричал перепуганный мальчик.

      Коля выхватил смартфон у сестры, чтобы спрятать и не отдать! но тут в окне, уже никакая не тень, а торжественно всплыл -  самый настоящий Дикий Старик с мешком! Коля был потрясён! (Он, всё же, до конца не верил в Дикого Старика...  так зря же не верил!) Дикий Старик повис прямо напротив окна, и ничто не мешало ему выпучить глаза и вплыть  прямо в комнату детей! Был он лохматый, с торчащей клочьями бородой, а на туловище его болталось засаленное пальто с прилипшими травинками и пёрышками,  будто Старик валялся в нём по загородным оврагам. Сквозь Старика, сквозь его пальто светил месяц. И виднелась соседняя крыша. По  которой крался кот Маврикий. Прямо сквозь Старика ступал Маврикий осторожными лапами. Коля разволновался из-за кота, и едва  успел отскочил от  распахнутого мешка Старика!  Мешок был нацелен прямо на Колину голову! Старик призывно махал рукой – мол, полезай, мальчик! Полезай в мой чудовищный мешок! И глаза у этого висячего Старика сверкали безумием!

      Коля оцепенел от ужаса. Он выронил смартфон, споткнулся, упал  и кубарем закатился под обеденный стол, накрытый большой скатертью с кистями до пола.

      А Оля, ничего и никого не замечая,  сидела на полу  и  горько рыдала над разбитой коробочкой смартфона.

 

                                           

ГЛАВА 2

ОЛЯ ИДЁТ ИСКАТЬ

 

      - Получишь сейчас! – крикнула Оля и бросилась обыскивать комнату.

      Голос девочки звенел от гнева. Ух, как она разозлилась!  Рывком открыла дверь кладовки, из которой на неё тут же выпало старое пальто, остро пахнувшее нафталином. Пальто словно обняло её своими рукавами и забормотало: «Пойдём со мной в таинственный мрак, Оля! Там странно, страшно, там приключения и волшебство!» Чихнув, девочка ещё больше рассердилась. Она грубо оттолкнула от себя престарелое пальто, и то бессильно повалилось обратно, в тёмную кладовку. В шкафу, под диваном, в корзине для игрушек – нигде не было противного мальчика! Но возмездие неуклонно приближалось! Недобро усмехаясь, Оля остановилась возле  круглого обеденного стола. Большая скатерть с кистями, свисавшими до самого  пола, создавала прекрасное место для убежища.

      - Сам вылезешь или мне тебя вытаскивать? – вкрадчиво спросила Оля, постукивая пальцами по столешнице. – Если человек провинился, он должен сам отвечать за свои поступки! А ты, мало того, что нашкодил, так ещё и трусишь!   

      Оля задумчиво посмотрела на окно, обдумывая наказание для брата.

      В окне, в светлом небе,  стоял  бледный месяц. «Солнце ещё не зашло, а месяц уже вышел», - привычно удивилась девочка.

      Под столом было тихо-тихо. Казалось, там даже не дышали.

      - Ну, всё! – крикнула Оля. – Вылезай сейчас же! Ты  трус и негодяй!

      Слово «негодяй» прозвучало особенно эффектно! Коля должен был понять, что он ни к чему не годный человек и зареветь во всё горло!

      Но  никто не заревел. Было по-прежнему, тихо. Оля откинула  край скатерти и заглянула под стол.  Под столом было пусто. Совсем. Там не было вообще ничего! Не то, что Коли, а какого-нибудь кубика завалящего! Пусто и тихо было под столом. Это было настолько невероятно, что Оля глупо хихикнула. Мелькнула отчаянная мысль, что Коля отодрал планки паркета, пробил люк к соседям, спрыгнул к ним и теперь играет с котом Маврикием. А что ещё должна подумать одиннадцатилетняя девочка, если её маленький брат исчез из запертой  комнаты? Буквально сгинул! Но, может быть, он выпал из окна?!  Не дай Бог, конечно! Сколько Оля слышала историй про детей, вываливающихся из окон! Оля метнулась к окну, легла животом на подоконник и выглянула во двор. Двор был пуст. Так же пуст, как пространство под столом. И так же тих.  Облегчение сменилось тревогой – куда, собственно,  все подевались? Не только Коли, а вообще никого ведь не было! Заходящее солнце словно застыло над городом, и высокое бледное небо молча смотрело вниз. «Надо спуститься и всё узнать!» - поняла Оля и  побежала к двери.

 

      - Коля! Коленька! Ну, вернись же, пожалуйста! Ну, где же ты! – Оля даже охрипла, так она кричала, пока бегала  по  улице в поисках брата. Наконец, обессилев, вернулась в свой двор и опустилась  на край песочницы. Странно было ещё и то, что за всё это время никто ей не встретился. Ни один человек. А позвонить родителям Оля не могла, потому что смартфон её был разбит. Да и что она им скажет? Что их сын Николай улетучился? Волшебным образом исчез из запертой комнаты? Что Оля не хотела с ним играть и теперь его – ищи-свищи? И тут Оля поняла, что самое грустное не то, как её будут ругать родители! Самое грустное, что она осталась совсем одна. Не так уж  братик и мешал, если честно! И не такие уж глупые эти малышовые игры! Ах, как бы она играла сейчас с Колей! И в самолёт! И в поезд! И в прятки!  Ой, нет, только не в прятки… 

      Оля посмотрела на огромный старый тополь, растущий в дальнем  углу двора. Тополь  стоял на краю глубокого оврага. Овраг зарос лопухами с гигантскими листьями, продырявленными жуками, а по влажной, подёрнутой зелёной плесенью земле, ползали эти самые жуки. Жуков Оля боялась больше всего на свете. Всяких!  Даже божьих коровок!  За оврагом   раскинулся безбрежный пустырь. Детям  туда  не разрешалось ходить. Категорически.  Даже  большие мальчики, отъявленные хулиганы, которые любили взрывать петарды, возвращались оттуда седыми и смирными. А один мальчик – Витя Чапкин – он делал ужасные вещи до пустыря! Например, он наставлял лазерную указку на дворовых бабушек и, когда те начинали метаться под красным огоньком, кричал из засады, руки вверх! вы убиты!  Бабушки и не думали сдаваться, а поднимали такой гвалт, что стая ворон срывалась с макушки тополя, и гремела над двором, перекликаясь с храброй армией. К ним  немедленно подключался подросток Лёня, хаски  с пятого этажа. Вырвавшись на балкон, он начинал  самозабвенно выть, ликуя, что участвует в общей битве. А уж после этого все, кто мог, высыпали на  свои балконы или свешивались из окон  и, по мере сил,   вопили, кто во что горазд. Сам же Витя Чапкин, знаменитый хулиган, упиваясь славой,  нарезал  виртуозные фигуры на своём скейтборде, оглушительно свистел и обидно хохотал. Стоит ли говорить, как учился этот ребёнок? Так вот, этот отъявленный Витя  после пустыря стал отличником в школе!  Круглым! Его даже сняли с учёта в детской комнате полиции! Потому что он собирается стать военным!  

      Сейчас пустырь нежно зеленел некошеной травой, зарослями одичавшей малины, разросшейся без домов и людей, и ржавые остовы машин и разных других интересных  конструкций были почти не видны в зелёном мареве. Казалось, что это какое-то забытое море, и в нём замерли призрачные корабли.  Оля твёрдо знала, что Коля ни за что туда не пойдёт. Его не пустит тополь.  Этот тополь знал Олю с самого рождения! И Колю знал! Колю-то она и сама знала со дня его рождения. Получается, что они вместе с тополем наблюдали, как Коля растёт и развивается! Каким он становится живым и любознательным ребёнком! Нет, Коля не пойдёт на пустырь ещё и потому, что для этого нужно перейти овраг. А там, как известно, скользкая зелёная земля и на ней  кишат отвратительные чёрные жуки!  Боялся ли Коля жуков? Жуков боялась Оля.

      Девочка видела, какой безбрежный, необъятный мир вокруг. Отыскать в этой необъятности маленького мальчика практически невозможно. Именно практически. Потому что одно дело мечтать и рассуждать, а другое дело – практическое. Когда наступает   практическое -  нужно куда-нибудь идти и что-нибудь делать. Предпринимать шаги.

      До сегодняшнего дня тополь охранял детей от всего практического и неприятного. Тополь был такой огромный и высокий, что даже выше их пятиэтажного дома. Тополь сторожил их обжитой мир от мира необъятного. Одной стороной тополь был повёрнут в тот мир, полный ветра и безбрежности, скелетов умерших машин и тревожных дальних костров, а другой он  неусыпно следил за окнами Оли и Коли, за детской площадкой и множеством разных людей, ходивших и бегавших вокруг детей.  Оля, конечно, понимала, что не бывает говорящих тополей. Но он может хоть как-нибудь намекнуть ей, куда исчез Коля? Особенным способом пошевелить листьями, или качнуть веткой? «Я же тебе подарила зеркальце! – мысленно напомнила Оля дереву. – Покивай мне хотя бы!»

     

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ЗЕРКАЛЬЦЕ ДЛЯ ЭНГЕЛЬСИНЫ

      Когда Оле было шесть лет, как сейчас Коле, она привязала зеркальце к ветке тополя, чтобы, когда ветка вырастет до неба, оттуда кто-нибудь мог  свесить голову и заглянуть в зеркальце. Ведь там есть заблудившиеся души. Как, например, Энгельсина Погорелова – старая одиночка из первого подъезда. У неё никого не было. Кроме соцработника. Соцработник Энгельсину боялся, потому что та была очень справедливым человеком. Все во дворе знали, что Энгельсина Погорелова член КПСС и самая справедливая в районе.  Ей было так много лет, что теперешние бабушки были ещё девочками, когда Энгельсина Адольфовна уже  работала старой большевичкой.  Выходит, что товарищ Погорелова  была самой главной по старости в их дворе! С  ней   никогда не спорили,  потому что она одна знала, как надо. Когда Энгельсина, наконец,  умерла, до могилы её провожал только водитель похоронного автобуса и две, самые отважные, соседки. «А дальше уж сама», шептали оробевшие  старушки, бросив по комочку земли на гробовой кумач.  Они  прекрасно помнили про церковные колокола. Энгельсина неизменно, на каждый колокольный звон, собиравший  народ на вечернюю службу,  высовывалась в окно и горячо реагировала. Старший колокол солидным   басом бухал: «Бум!» Энгельсина тут же громко выкрикивала: «Врут!». «Бум! Бум! Бум!» - запевал старший колокол, не подозревая о гневе Энгельсины.  Энгельсина же, нервозно прокашливалась, и,  словно опираясь   изношенными связками на  крепкое плечо  силача колокола, натужно  кричала в такт ему: «Врут! Врут! Врут!».  На него же опиралась, ему же и кричала. Так калека ругает и бьёт своего поводыря. Вся жизнь во дворе смущённо замирала в эти минуты. Колокола, не слыша Энгельсины,  начинали спешить, разгораться, сталкиваться,  петь высокими страстными голосами. Словно хотели оторваться от  колокольни и взлететь в небо. Энгельсина же  их преотлично  слышала. Она вопила своё «Врут!», будто надеялась удержать их от полёта. Бум-бум-бум! – Врут! Врут! Врут!!!  Её  треснувший голос не поспевал за такой безоглядной радостью, падал до  глухого сипа. Казалось, что голосовые связки её сейчас лопнут. Но она не переставала.  Она шипела почти беззвучно. Так шипит труба перед взрывом. И в тот момент, когда колокола забирались на  самый верх и рассыпались ликующими младенческими звонами, а  хрипы Энгельсины совсем помирали от надсады, вырывался на балкон Лёня - дурак.  Лёня больше не мог терпеть! Лёня – дурак, (в каждой бочке затычка), задирал голову к вечернему небу и вливался  в страстный   дуэт вдохновенным, сочным, волнообразным воем. Так они, в три голоса и гремели на всю округу. Каждый о своём.

      Поминать в церкви  Энгельсину Погорелову нельзя было, потому что партработники этого не любят. Эта тема долго обсуждалась во дворе, некоторые бабушки даже всплакнули, жалея горемычную бобылку. А потом всё  стало забываться. Энгельсина  как бы расплывалась  и стиралась из их общего пространства. Оля, которая впервые видела похороны, (красный гроб и чёрный пластмассовый венок),  очень сильно переживала. Всё-таки целый человек и вот исчез совсем.  Девочка всегда робела перед высокой,  хмурой старухой с чёрными глазами. А это потому, что та, ещё до своей старости, работала секретарём райкома. Оля считала, что райком  это  такая небольшая комната перед Раем. Типа кладовки. Там нет окошка. И в этой  узенькой кладовке Энгельсина  Адольфовна Погорелова кем-то работала. Но у кладовки нет ни двери, ни окна. И Энгельсина там застряла. И позвонить она не может. Потому что телефон отключили за неуплату. И покричать, как раньше, не может  – окна-то нет!   И дурак Лёня не придёт на выручку. Потому что он уехал на Север, и хозяев своих увёз, и они все  там стали полярниками!  Лёню дураком называла как раз Энгельсина. Лёне был годик, и он не обижался на столетнюю Энгельсину. Лёня  переживал, что Энгельсина так страшно рыдала от колоколов, и сам начинал нервничать и  плакать, что не в силах ни понять невинной своей душой  такую бездонную ярость, ни помочь  беспробудному человеку.

      Но теперь помнить Энгельсину  было практически некому. Оля расстраивалась, видя, как двор забывает суровую старуху.  Может быть, мёртвая Энгельсина уже одумалась? Может быть, ей уже не хочется сидеть в кладовке перед Раем?  И она, наконец, согласна, чтоб её поминали в церкви? Олино зеркальце для этого и предназначено было! Энгельсина свесит голову с неба, заглянет в зеркальце своими горящими глазами,  увидит, в кого она превратилась и  горько-горько заплачет: «Люди добрые! Помяните  вы меня,  окаянную,  в вашем мире живых!»

      Ветка с зеркальцем давно унеслась куда-то вверх и потерялась в могучей кроне. Сейчас-то Оля понимала, что ни одно дерево не может достать до неба. И вряд ли Энгельсина Адольфовна Погорелова будет шариться в тополиных ветках в поисках зеркальца. Зачем ей детские игрушки в её кладовке?  Но не мог же и тополь забыть про зеркальце?! Подарок есть подарок!  

       

      Тяжёлая тревога сжала сердце девочки – Коля ведь не может  оказаться там, где сейчас Энгельсина?! Не может, потому что не может! Это практически противоестественно! Слово «практически» было очень надёжным в некоторых случаях. Когда, например,  нужно отбросить грусть, и боязнь, и сидение на одном месте, а пора  встать, пойти и начать что-нибудь  делать! Вот это делание и есть суть слова «практически». Оля деловито  подытожила главные события сегодняшнего дня. Во-первых – она обидела Колю! Во-вторых, Коля убежал из дома. В-третьих, он убежал так далеко, что заблудился. В-четвёртых, он сейчас очень испуган. В - пятых, Коля ищет Олю! В - шестых – Оля ищет Колю! Последний пункт списка  необычайно вдохновил девочку.  Оля  ещё раз  посмотрела на тополь, ожидая хоть малейшей подсказки, но тот, словно спал в лучах заходящего солнца. «Старенький стал, – поняла подружка тополя и решила: – Ладно, пусть спит! - И отвернулась со вздохом.  - Сейчас я пойду на пустырь. Совершенно одна.  Страшные жуки покажутся мне практически пустяком. Потому что пустырь буквально кишит разными неведомыми опасностями.  Но я буду ими практически пренебрегать».

       Но занеся ногу над оврагом, надеясь быстро и отважно перебежать его, практически, невзирая на жуков,  Оля почувствовала взгляд. Он словно ударил девочку в спину. Она резко обернулась и в тот же миг тьма рухнула на город Ельцовск.   

 

ГЛАВА 4

КТО СИДЕЛ В ДОМИКЕ

 

      Это догорел, наконец, последний луч заката над пустырём. Край неба всё ещё устало зеленел, а чёрная ночь затопила и пустырь, и овраг, и двор с детской  площадкой. «Я прямо не чувствую саму себя, - переживала  девочка,  растворяясь в темноте, пахнущей травой и листьями.  – Ни рук, ни ног, ни волос, ни носа! Я теперь понимаю, почему Коля закрывает глаза, когда хочет, чтоб его не видели. Этот день закрыл глаза.  Интересно, меня хоть кто-нибудь видит?» В тот же миг во дворе вспыхнули лучистые фонари, и всё вокруг стало праздничным и взволнованно-театральным. А тревожная  история стала немножко походить на приключение.  «Ах, видел бы Коля всю эту прелесть!» - с волнением Оля вертела головой в разные стороны. Всё сверкало, радовалось и немножечко двигалось.…

      Наконец, Олин взгляд остановился на игровом домике. Довольно беспечно девочка подбежала  к нему и заглянула в тёмный вход. Но тут же отпрянула. Потому что из глубины, навстречу ей блеснули два огонька – два чьих-то глаза! «Пока не выяснено кто там, бояться, практически, бесполезно!» - рассудила Оля. «Как лучше, - быстренько подумала девочка, – «бесполезно» или «бессмысленно»? Бесполезно, когда нет никакой пользы. А бессмысленно, когда нет смысла. И там и там – чего-нибудь нет…»  Иногда мысли сами лезли в Олину голову, и ей приходилось их думать, чтоб они отвязались.  «А есть ли кто-нибудь в домике?» – пришла, наконец, практическая  мысль. Возможно ведь, что ей померещились огоньки-глаза?  Девочка любезным голосом спросила:

      - Скажите, пожалуйста, тут есть кто-нибудь?

      Именно любезным, а не простым вежливым голосом обратилась девочка к тому, кто в домике. Ведь любезность означает, что собеседник вам не просто интересен, а даже немножко мил, тогда, как вежливость означает обыкновенность. Будничность. И заурядность. Заурядного же нет ничего, что в домике кто-то сидит? Отсюда и любезность. (Если б Оля знала, что такое книксен, она бы его сделала! Но она не знала и поклонилась старинным ласковым поклоном: склонив головку и  плавно поведя  рукой-калачиком ото лба до земли.)

     В домике молчали.

     Тогда Оля  так же любезно, но уже  настойчиво попросила:

      - Вы не могли бы выглянуть?!

      - Щас! – донеслось из темноты.

      Если честно, Оля не ожидала никаких ответов!  Если честно, она думала, в домике-то зверёк сидит. Маврикий, например. А почему она любезничала и кланялась домику, она бы затруднилась объяснить.

      

      Девочка растерянно молчала.

     - Ну, выглядывать? – нетерпеливо   спросили из домика.

     - Да, - прошептала девочка.

      Внутри завозились. Оля попятилась.  В проёме появилось небольшое, настороженное лицо.  Оно было прямо человеческое! Щёки и подбородок круглые, губки бантиком, нос картошечкой, над глазами брови домиком, а  сами глаза вытаращенные и моргают. «Прямо, как мы!» - ахнула девочка.

      Лицо уставилось на Олю и молчало. Только  ещё быстрее  заморгало, как будто само обалдело от такой встречи!

      «Интересно, это злое лицо или добродушное?» - разглядывала его Оля. - И зачем оно залезло в наш домик? Ведь оно довольно взрослое на вид!»  Пробно кашлянула, лицо  ответно улыбнулось. «Оно добродушное!», решила Оля и сказала:

      - Здравствуйте!

     Вместо ответа, лицо зевнуло. Да так, что крошечный ротик неожиданно растянулся в огромный,  до самых глаз,  зев. В алом провале  сверкнули два ряда острых зубов. Втянув и вытолкнув воздух, зев, клацнув, сомкнулся и  сложился в бантик.      

      - Ты меня разбудила! – с глубоким осуждением  сообщило лицо дребезжащим голосом.

       Оля  рассердилась.

     - Маленький мальчик пропал! Это повод проснуться? – дерзко  воскликнула она.

      Оля была уверена, что лицо разозлится и, возможно, снова покажет зубы. Но оно, подавляя новый непомерный зевок,   вяло поинтересовалось:

      - А где он?

      Слегка озадаченная, Оля повысила голос:

     -  Он же исчез! А я – ищу!

     Лицо  вмиг оживилось.

     - Как звать? – гаркнуло  пробудившееся лицо.

     - Коля! – крикнула Оля в ответ.

     - Не его! Тебя!!! – завопило лицо.

     - Оля!!! – закричала во всё горло  Оля.

     Лицо почему-то обрадовалось. Оно  ловко выбралось из домика и, оказалось довольно низеньким и коренастым  созданием  с большой головой. На макушке у него болтался  старомодный шиньон в виде шишки. Шиньон был слегка скошен. Зелёное  хлопачатобумажное платье с белым отложным воротничком и   пуговками на  пышной груди украшала красная  стеклянная брошь размером с блюдце. На поясе платье было схвачено красным же  кожаным ремешком.  А на коротких – бутылочками - ногах сияли новенькие белые босоножки. (Такие чуть не купили Оле в Детском мире, но они оказались ей маловаты). «Вот же, принарядилась, коротышка! – подумала Оля с досадой. - У людей неприятности, а она красуется!» Создание явно ждало похвалы,  жеманно потупясь и поворачиваясь то одним, то другим боком. Но Оля не восхищалась. Принципиально.

      Созданию надоело вертеться и оно деловито бросило:

       - Иду искать!

      И побежало  к дальним кустам боярышника.

      Короткие ножки-бутылочки  оказались очень проворными. Создание бегало кругами вокруг детской площадки, громко топоча босоножками. Шиньон-шишка от сильной тряски отчаянно прыгал на макушке, пока не съехал к уху. Руками, согнутыми в локтях, создание  равномерно двигало из стороны в сторону, в такт бегу, и высоко и ровно  поднимало на удивление сильные ножонки. «Как настоящая спортсменка!» -  увидела Оля. Создание, правда, оказалось отличной бегуньей!  Оно  беспрерывно  кричало:

      - Оля! Где Коля? Коля, тут Оля!

      И нарезало круг за   кругом. Один за другим. Один за другим.

      «Так не ищут! Так не ищут!» - волновалась Оля, поворачиваясь вслед за удивительным бегом. Создание же,  замыкая очередной круг, и, в который раз достигнув тополя, внезапно подпрыгнуло и дёрнуло  его за нижний листик. Старик зашумел, сердито отдёрнул ветку, и пошёл намывать своей верхушкой по звёздному небу. Яркий золотой месяц качался на самом кончике верхушки.   Создание  же покатилось  дальше, горлопаня во всю ивановскую: «Оля-Коля! Коля-Оля!» «Так не ищут пропавших мальчиков! – переживала Оля дальше. – Должны быть служебные собаки! Разные улики и отпечатки! Вертолёты с громкоговорителями!» Но выбора-то у девочки не было, и она терпеливо ждала, когда создание набегается.

      Наконец, ему надоело, и оно трусцой подбежало к Оле.

      - Поиграй со мной? – попросило создание.

      - Не могу! -  Оля затрясла головой.

      - Почему? – спросило создание.

      - У меня настроение плохое, – ответила девочка резковато.

      - Почему? – не отставало оно.

      - Потому что у меня потерялся брат! – в конец рассердилась Оля. – Когда братья теряются, никто не играет!

      - Тогда я пойду? – полу вопросило создание  разочарованно и сунуло ногу в отверстие домика.

      - А как же Коля?! – испугалась Оля. - Он же маленький! Он неизвестно где!

      Создание  вытащило ногу обратно и растерянно огляделось  по сторонам.

     – Я думала, вы мне поможете! -  упрекнула Оля,  опасаясь, что создание уйдёт, и она опять останется одна посреди летней ночи. -  Вы такая взрослая! Такая… тётя! На учительницу похожая!

      Эти слова поразили создание. Оно застыло, разинув рот. А потом, с приятным удивлением, оглядело себя: зелёное  платье и ножки-бочоночки в  нарядных босоножках.

      - Да! Да! На учительницу! – подтвердила  Оля. – А учительницы знают всё!

      Создание разволновалось. Оно пригладило скошенный шиньон,  отчего тот  окончательно съехал к уху, и стало хлопать себя по бокам, бормоча: «Но где же мои очки?», пока Оля, довольно резко не одёрнула его, заявив, что оно прекрасно видит и так!

      -Учительница я! – важно  кивнуло создание. - Заслуженная!

      - А по какому предмету? – поинтересовалась Оля.

      - По литературе!

      Девочка оживилась:

      - Это мой любимый пред… - но не успела закончить, потому что создание перебило её:

      - Нет,  по географии я учительница! Лучше по ботанике! – неистовствовало создание, стараясь объять все сферы знаний.

      И  вдруг загорланило:

                    - Наша ботаничка
                    Тонкая, как спичка!
                    На высоких каблуках
                    И с ботаникой в руках!  
 

      После чего  менторским тоном провозгласило:

       - Я по всему учительница! Дети! Меня зовут Дора Помидоровна Томатова! Садитесь, два! Спокойной ночи, малыши!

      Закончив свою яркую  речь, новоиспечённая учительница сунула  в домик голову.  Оля же,  придя в себя,  заговорила обидным голосом:

      - Вообще-то взрослые не лазают по детским домикам! Я-то надеялась, что вы поможете мне искать моего братика! Но теперь вижу, что толку от вас никакого!

      И, делая вид, что уходит, добавила задумчиво: - А имя у вас довольно странное…

      Дора Помидоровна Томатова с неудовольствием вытащила  голову обратно.

      - Ты хочешь сказать, довольно дикое? – напряжённо  спросила она.

      - Я хотела сказать - странное!

      - А может быть глупое? – голос  Доры  задрожал.

      - Просто странное! – отвечала Оля.

      - Или же невероятное?! Редчайшее?! – вдохновлялась Дора.

      - Обыкновенное странное имя! И нечем тут хвастаться!

Пока они препирались, от кустов боярышника отделилась согбенная тень (в чёрном пальто). На голове у тени высилась, длинная, как труба, шапка-гречишник.. На ногах же тени блестели галоши.  Ковыляя вдоль боярышниковой изгороди, задевая цветущие ветки, осыпая мучнистой пыльцой потёртый драп рукавов и ворота, шурша высокой шапкой по мокрым веткам яблонь, кряхтя, дотащилась  тень до тополя, и, спряталась за огромным узловатым стволом. Да! А за спиной тень несла большой мешок!  И этот мешок дрыгался! Ничего этого девочка не видела – она была очень рассержена на Дору. Она прямо вся сверкала и пыхтела от этой Доры!  А сама Дора  беспрестанно стреляла глазами в разные стороны так, будто ей было интересно  всё на свете. Поэтому, скорее всего, она, как раз,  заметила  тень с мешком и в шапке. Тут возможны два варианта: либо  Дора специально скрыла от девочки странную тень. Либо тень просто не заинтересовала заслуженную учительницу. Зато учительницу остро интересовала Оля.

      - У тебя есть помидоры? – взволованно спросила Дора.

      - Какие помидоры? – Оле  стало казаться, что разговор окончательно теряет всякий смысл.

      - Которые со сметаной! –   приставала Дора.

      - С чего бы это у меня взялись помидоры?!

      -  На первый взгляд кажется, есть! Что у тебя в кармашке? - Дора  отогнула край Олиного кармана и заглянула туда.  Конечно, там не могло быть никаких помидоров    

      - А вы бесцеремонная! –  ахнула  Оля.

      - Посмотри, на кого я похожа? – не унималась Дора и, повернувшись в профиль, задрала подбородок: - Месяц, можешь посветить!

      Так получилось, что месяц как раз проплывал над этим местом, и он пролил на Дору своё  неземное сияние. Дора, застыла, как артистка. Серебряный июньский свет освещал её всю. Она  плавно откинула шиньон со лба, чтоб Оля могла её лучше рассмотреть. Дора кого-то напоминала… кого-то давно забытого. Кого-то – вот, прямо, вот сейчас Оля вспомнит! Пухлая щека, курносый нос, маленький круглый  подбородок и кудрявый  шиньон на макушке… Дора не вспоминалась!

      - На помидор, что ли? – наугад   ляпнула Оля.

      - Фу, как это невежливо! – Дора обиделась. Но тут же простила и порадовалась сама себе: – На картинку я похожа!

      - А вы самовлюблённая! – поразилась девочка. – Прощайте же! Спите дальше в своём домике! Дора Помидоровна Томатова! Завтра придут дети и прогонят вас!

      Оля знала, что дети не придут. Они давно не играют на детской площадке – все посещают развивающие кружки или сидят дома за компьютерами. Детская площадка целыми днями стоит пустой. Заслуженная учительница была обречена на одиночество. Но  девочка замёрзла – июньские ночи в Сибири всё-таки очень прохладные! А от этой Доры проку не было никакого! «Придётся мне одной идти на пустырь! – грустно думала Оля. – Ах, нет у меня верных и отважных друзей, готовых броситься со мной в пучину бедствий!». Оля направилась было к кустам дикой малины, черневшим на краю оврага, но внезапно Дора преградила ей путь. Вся она немножко потемнела.  Лицо стало и строгим, и жалобным одновременно.  Круглые глаза таинственно светили на Олю. Кажется, даже шиньон на макушке вытянулся вверх  и стал похож на  конусообразную шапку.

      - Погоди… Вот, погоди, девочка Оля! – бормотала Дора. – Я тебе скажу такое! Я тебе скажу такое!

      - Вы хотите меня напугать? – спросила Оля.

      И Дора торжественно подтвердила:

     - Да!

    Оля искала в Доре поддержку и друга. А Дора оказалась вон какая!

 

ГЛАВА 4

ЗАГАДКИ И ОПАСНОСТИ

 

     - Ну как же вам не стыдно? – возмутилась Оля. – Мне ведь и так страшно!

      - Разве это «страшно»? – горячо зашептала Дора. – Вот, я расскажу тебе по-настоящему трагическую историю! – голос Доры окреп. – Историю моей жизни! – Выкрикнула  она надрывно. - Слушай же, о,  девочка Оля!

       И Дора понеслась:              

                                                Дора-Дора помидора!
                                                Мы в лесу поймали вора!
                                                Стали думать и гадать,
                                                Как же вора наказать!
                                                Мы связали руки-ноги
                                                И пустили по дороге!
                                                Вор шёл-шёл-шёл
                                                И корзиночку нашёл.
                                                В этой маленькой корзинке
                                                Есть помада и духи.
                                                Есть рисунки и картинки.
                                                Выбирай, кем будешь ты?!

 

      - Ну? Кем?! – Последние слова Дора прямо прогремела! Прямо в лицо оглушённой девочки!

      - Я не знаю! Я не знаю! – заметалась Оля. – Что мне выбрать?!

      - Если ошибёшься, Колю не увидишь никогда! – заходилась Дора. И это была не шутка!

      - Я помада! – наугад  выкрикнула девочка в сильном волнении.

      - Ошиблась! Ошиблась! – обрадовалась Дора и стала прыгать вокруг Оли. – Оля ошиблась! Оля ошиблась!

      Дора ликовала так неистово, что в тополе закаркали сонные вороны.

      - Я не помада! – отпиралась  Оля. Она готова была разрыдаться! – Я пошутила! Это не считово!     

      Оля доказывала, что человек имеет право на ошибку. А Дора упиралась - нет, нет, нет! Не имеет! Оля требовала пересчитать считалку. А Дора уверяла, что забыла слова. Оля быстро перебирала в памяти все возможности. Кем лучше стать? Рисунком? Картинкой? Духами? Помада отпадала… Значит оставалось три варианта! И она не имеет права на ошибку! Ведь Коля надеется на неё и ждёт! И вдруг, как озарение, низошло понимание:

      - Я духи! – звонко выкрикнула Оля. – Я духи!

      - Ура! – фальшиво обрадовалась Дора. – Ты не духи! Ты картинка!

      Но Оля укоризненно покачала головой и Дора пристыженно замолчала.

      - А теперь, Дора Помидоровна, - попросила Оля-духи не сердито, а задумчиво, - объясните  мне про вора.

      - Вор шёл-шёл-шёл… - заюлила Дора.

      - Как он шёл, если «мы связали руки-ноги»? – вежливо, но твёрдо выпытывала девочка.

      - «И пустили по дороге!» – извернулась Дора.

      - Покажите собственным примером, как можно идти по дороге, если у вас связаны руки и ноги?

      - Вот! – сказала Дора.

      Дора прижала руки к бокам и плотно сдвинула ноги. Потом она стала тихонечко шаркать своими босоножками по дорожке. «Улитки быстрее ползают!» - фыркнула Оля. Встав за Дорой, зашаркала следом. Очень медленно, но у них получалось продвигаться.  Но тут Олю  начало качать.  

       - У меня качается туловище! – пожаловалась Оля.

       - А каково акробатам на проволоке?!  – упрекнула Дора через плечо.

      Оля представила,  каково акробатам  и тут же упала. Падение было неудачным, девочка несколько раз перекатилась со спины на живот и снова на спину.  Месяц вверху кувыркался и катился следом за ней – так  ей казалось, когда она видела небо.  Она хотела сказать Доре, что месяц кувыркается, но тут…

 

      Это был такой пронзительный, оглушительный, залихватский и переливчатый  свист, что, казалось, сейчас сюда сбежится весь город! «Что это?» - перепугалась Оля! Ей померещилось, что тройка бешеных коней мчится прямо на неё, а возница в алой рубахе, подпоясанной узорчатым кушаком, намахивает над головой кнутом и свистит, свистит, как сумасшедший...  глаза его горят, кудрявый чуб, выбившись из-под  щегольской мурмолки, упал на соболиные брови, а тоненькие усики хищно подрагивают над сжатыми зубами.  Вот  вздыбились вороные! Уже храпят над самым лицом  девочки! И сейчас ударят её огненными копытами прямо в грудь! «Бежим!» - завизжала  Дора в  великом страхе и, вздёрнув  Олю с земли, (практически  вытянув из-под копыт одичалых коней), потащила за собой. От греха подальше.

     

      – Спасите-помогите! – голосила Дора,  мчась  как танк через площадку.

      Оля не отставала. Она ведь чуть не погибла! Она спотыкалась, падала, вновь вскакивала и летела, ни жива, ни мертва, за Дорой. В голове бились мысли: «Откуда кони? С пустыря? Кто этот парень в старинной одежде? Цыган? Царевич? Откуда царевичи на пустыре?! А костры там горят иногда, да, на пустыре. И жильцы  забираются  на край оврага, всматриваются  вдаль - кто – ладошка козырьком над глазами, а кто и -  в бинокль.  Может, этот цыган и  украл Колю?!»

       А  тем временем Дора несла совсем уже околесицу:

       - Убегаем - убегаем – в ямку бух! Раздавили-раздавили сорок мух!

      «Ничего себе мухи! – звенели новые мысли в голове бегущей девочки. – Это меня чуть не раздавили! Мухи-то тут причём? Сорок мух, это целый рой! Всё равно, рой мух  меньше меня одной. Какая смешная Дора! Да, но это Дора меня спасла! Бросилась прямо на коней! Рискнула своей жизнью! Есть ли  у Доры жизнь?  А всё-таки, что это за кони? Они и страшные и прекрасные. Как это так?!  А парень был бы симпатичным, если б не нёсся, как угорелый… прямо как Витька Чапкин на скейтборде…». Тут Дора толкнула Олю в спину, мысли мгновенно улетучились,  и девочка  кубарем вкатилась  в домик. Следом  степенно  забралась Дора.

      - Чик - чик, мы в домике, -  Дора шептала и щёлкала пальцами у окошка. - Замочки закрыты.

      Оля прижала ухо к фанерной стенке. Но ни топота, ни конского ржания, ни, тем более, свиста не слышалось – снаружи стояла тихая июньская ночь.

    

      - Помидоры будешь? – спросила Дора.

      - Спасибо я не голодна. – вежливо отказалась Оля, с любопытством озираясь.

      Домик оказался им впору. Они сидели на корточках, упершись коленками друг в друга. Правда Оле пришлось вытянуть вперёд шею и сгорбить плечи, в то время как Дора сидела с прямой спиной и горделиво поднятой головой. А её вздыбленный шиньон, походивший сейчас на петуший гребень, даже не касался потолка! В домике пахло песком, листьями и жарким днём.

      - А я перекушу. Набегалась на свежем воздухе! – Дора потёрла твёрдые ладошки, предвкушая славный ужин.

      Она набрала в горсть камушков и жеманно обратилась к Оле:

      -Будьте любезны, передайте, пожалуйста, соль.

      Оля почерпнула немного песка и протянула Доре. Та, оттопырив мизинец, взяла щепоть песка и посыпала им камушки-помидоры.

      - Я всё же очень советую тебе подкрепиться перед дальней дорогой, девочка Оля! –  Дора, протянула ладошку с камушками, но Оля наотрез отказалась от лакомства.

       Тогда Дора приступила к трапезе одна. Видно было, что она очень проголодалась. Дора разгрызала камушки с таким хрустом, будто это не помидоры, а кусочки сахара! Оля  пришла в восхищение! Дора, видя это, улыбнулась и  вновь протянула  ей  несколько спелых помидорок. Оля выбрала два  круглых кварцевых помидора и стала чиркать их друг о друга. Теперь Дора очаровалась – коротенькие голубые искры снопами вылетали из - под пальцев девочки.

      - Так можно костёр разжечь! – сообщила Оля,  азартно чиркая камушками.

      - Давай! Давай! – заволновалась Дора и подсунула под пальцы Оли листик тополя.

      - Он сырой! Нужна бумажка!

       Обе  завертелись в поисках бумажки, но в домике её не нашлось. « Я знаю, в настоящем времени таких существ не бывает!» – размышляла девочка. Но одно дело знать, другое дело – видеть!  В настоящем времени Дора бегала, ругалась, декламировала стихи и бросалась на коней! И Дора была учительница!

      Оле надоело  высекать искры. Она вернула камушки, пахнущие скрытым огнём,  Доре, и та их с аппетитом разгрызла.

      - Жареные помидоры! – подытожила  Дора, и подружки  прыснули.

 

ГЛАВА 5

КТО СКРИПЕЛ ГАЛОШАМИ

     

      Хорошо ли, приятно ли, а, главное, полезно ли – расхаживать в галошах на босу ногу по ночной росе? Поскрипывая новенькой резиной, выставлять вперёд то одну ногу, то другую, упиваясь их красотой! Мол, смотрите, как блестят мои галоши! А кругом ночь, вообще никто не смотрит. А старый Тополь ноет и скрипит, скрипит и ноет: то у него ветки болят, то в стволе стреляет, то макушка кружится, а то, и совсем околесицу понесёт – про  внучатую племянницу, которая его, старика, забыла!

      - Это которая на Бурлинской растёт? – Дикий Старик спросил исключительно для поддержания разговора.

       - Там! Там! – зашумел  зелёный старикан. – У Музучилища стоит! У самого балкона, где рояль!

       - Гордая! – понял Дикий Старик.

       - Музыкантша, – подтвердил Старый Тополь.

       А Дикий Старик слушал-то в пол уха про племянницу! Он её прекрасно знал, племянницу эту! Посередь рябин заполошных долговязая стоит, гордится! Ни с кем не водится, оглобля!   Дикий Старик слушал болтливого товарища, а сам  выставлял ногу с галошей из-за тополя. Туловище в пальто за  могучим стволом  прячет, а ногу с галошей – в бок!  И вертит ею в лунном свете. Галоша то так блеснёт, то так!  Залюбуешься!  Дикий Старик ещё одно знал - скоро Старый Тополь начнёт рассылать пуховые письма своей бессчётной родне по всей Западной Сибири, и гордая Музыкантша тоже получит весточку. Тополь  сам это знал преотлично! Тополь ворчал, потому что стояла июньская ночь, все гнёзда с яичками сладко спали в хитрых развилках и дуплах его огромного тела, а листьев у него было миллион тыща сто один! И это был мощный, свежий изумрудный плащ! Полу земляной, полу небесный. Он сиял хлорофиллом и каждым листиком своим шептался с воздухом! Получался шум и песня. И Тополь ворчал, чтоб Дикий его друг не догадался, что он хвастун и гордец!

      «Хвастун и гордец!» - догадался Дикий Старик. Разозлился,  встряхнул мешок, в котором захныкали и, шаркая, вытащился из-под сени  Тополя.

      - Куда? Куда? - зашумел, заволновался оставляемый друг.

      Дикий Старик разозлился ещё больше, потому что тоскливо иметь настоящие ноги… да ещё и украшенные на концах таким блеском, когда у товарища твоего всего одна нога и та вросла в землю! Он прибавил шагу, а Тополь кричал ему вслед:

      - Галоши прекрасны! Прекрасны галоши!

      «Ага, прекрасны! Сколь вертел ногой в галоше, ничо не видел! А как начал уходить, сразу прекрасным стал!»

      А Тополь пел и пел про галоши.

      А Дикий Старик злился и злился, уходя.

      Пока не оставил позади себя взволнованное дерево. И оказался в тишине пустынного двора. Прямёхонько перед домиком. Никого не было нигде. Один  Месяц внимательно смотрел сверху на  Дикого Старика. «Хорошенький какой домик! – бурно обрадовался Дикий Старик с мешком за спиной и великолепном гречишнике на голове. - А  нырну-ка щас в него! Покумекаю – кого бы ещё своровать!»

      Но, подойдя ближе, Дикий Старик услышал разговор. В домике два голоса спорили. Тоненький голосок храбрился, а голос потолще пугал.

      - Всё! Я пошла домой! – чирикнул тоненький голосок.

      - Вылезешь, тебе голову оторвут! – посулил голос потолще.

      - Ну, кто? Кто, например?  Кто?! – наскакивал тоненький со слезой и гневом.

      - А хоть кони давешние? Забыла уже? – гундел толстый.

      - Это были облака! Они набежали на месяц и отбросили тень. А тень проскакала по земле! – умненько рассуждал тонкий.

      - Высунься и узнаешь, кто там проскакал, – прямо издевался толстый

      - И высунусь!

      - И высунься!

        И правда, из окошка высунулась детская головка. Такая испуганная и такая славненькая, что Дикому Старику немедленно захотелось  запихнуть  её в свой мешок, чтоб напугать ещё больше. Но головка повертелась-повертелась да как закричит:

      - Дора Помидоровна, здесь никого нет! Я пошла домой!

      Дикий Старик чуть не оглох и чуть не упал. Он забежал  за домик,  ругмя ругая звонкую девчонку.  А девчонка выскочила из домика и ну – прыгать!

      - Дора Помидоровна, здесь нет никого! Никого! Никого! – это была Оля.

      Ей надоело сидеть в домике и играть в бесконечный ужин с заслуженной учительницей. Поэтому она прыгала и вертелась, раскрючиваясь обратно – в стройную одиннадцатилетнюю девочку.  Недовольная Дора вылезла следом за ней. Очень неохотно она согласилась, что – да -  здесь никого нет. «А я-то? Я тогда где? Я – вот он!» – кипел Дикий Старик за домиком. Но выглянуть не решался, мало ли что!

     

      Наступила минута прощания. Оле  не терпелось пойти домой. Ей очень хотелось, чтоб Коля сидел на полу в их комнате, вывалив из корзины все свои игрушки, и ждал сестру. А  мама доставала бы пирог из духовки. А  папа уже принял  бы душ после работы  и листал медицинские журналы в ожидании ужина. Но, даже если это не так, и Коля не нашёлся, ей всё равно пора возвращаться. Потому что,  если и она потеряется, то родители могут практически угаснуть от горя.

      Но как прощаться с Дорой? Здесь нужны какие-то великолепные, торжественные слова!  Ведь встреча их была необыкновенной. И ночь была тоже необычной. Значит, нельзя было просто сказать, ну, пока, завтра выйдешь гулять? Нужна была речь.  Папа  произносил речи на юбилеях разных профессоров. После этих речей профессорам дарили часы, и они бесследно исчезали. Оля предполагала, что больше не увидит Дору, и что будет скучать по ней, как папа по исчезнувшим профессорам,  но и оставаться дольше  она  уже не могла. Тревога с новой силой  сжала сердце девочки – пока она самозабвенно играла с полуночной подружкой, Коля, возможно, где-нибудь сидел совсем один и – лил горькие слёзы! Нет, Дора не могла помочь в её в поисках!  Дора   умела только играть! Но не могла же девочка вечно развлекать эту интересную, но довольно эгоистичную особу! Оля должна была начать настоящие поиски. С собаками и вертолётами. Поэтому прощание было неминуемо.  Девочке представился актовый зал Медицинского института. Зал полон. Все смотрят на трибуну. Но за трибуной не папа, а она, Оля! Она в белом медицинском халате. На шее у неё висит стетоскоп, и она обводит усталым взглядом лица коллег. «Многоуважаемая Дора Помидоровна Томатова!» - начинает она юбилейную речь великого прощания…  Оля рассказала, что Дора Помидоровна Томатова открыла ей глаза и многому научила. Что она совершила прорыв…  и внесла вклад,  и преодолела  трудности и посрамила косных недоучек…  Речь была длинной, немного расплывчатой и путаной. Внезапно в речь вклинилось что-то про полостную хирургию и долго не хотело уходить. Слова сами лились. Они были научные. Попадались даже латинские слова.  Успокаивало то, что юбилярша в этом месте задремала. Наконец, сделав усилие, Оля вытеснила полостную хирургию из своей речи, но на её место тут же вклинился Департамент Здравоохранения. С ним было легче справиться – всё, что делалось в медицине Ельцовска, делалось  не благодаря, а вопреки Департаменту. Здесь уже не было латинских слов, но было много восклицаний и намёков. Мелькали даже едкие  шутки! В итоге речь получилась юбилейной!  Закончила ораторша  фразой просто великолепной: «Дорогая Дора Помидоровна! Наша восхитительная встреча  навсегда останется в памяти потомков!» После этого девочка  пожала руку Доре, отчего та проснулась, а Оля повернулась и, не ожидая аплодисментов,  пошла домой, слегка досадуя, что Дора  не прослезилась, как профессор, а смотрела на неё с  обыкновенным любопытством. Идя по дорожке, девочка ни разу не оглянулась. Вдруг Дора решит, что ей грустно уходить? Или, ещё хуже – вдруг Дора сама ушла, не дождавшись, пока Оля скроется в подъезде?!  Да и какой смысл оглядываться, если вы больше никогда не увидитесь?

      Взявшись за дверную ручку, девочка на долю секунды помедлила. На такую ничтожную долю секунды, что её даже временем нельзя назвать. И в эту долю …

                                                                                                                                                                                                                                                                                                     

ГЛАВА 6

МЕТАМОРФОЗЫ ДОМИКА

 

      Раздался острый, как нож, холодный, переливчатый и долгий разбойничий свист. Он пронзил всю июньскую ночь. Так не свистят ни чужие хулиганы, ни Чапкин! Так не свистят ни в кино, ни в книжках. В  этом свисте были и тоска, и воля, и мечта, и ужас. Так не свистит никто! И так свистели сегодня уже  повторно на улице Сибиряков-Гвардейцев, которой заканчивался город Ельцовск, который, в свою очередь,  заканчивался обрывом, за которым и начинался необъятный и неизведанный пустырь, весь изрезанный оврагами и балками и  по которому не ступала нога человека. Олю пронзила страшная мысль: «Дора в опасности!» Храбрая девочка без колебаний отпустила дверную ручку, за которой её ждали мама, папа, и, конечно, уже найденный Коля! Она бросилась обратно – в ночь и неизвестность - спасать свою подругу!

 

      - Он свистел! – Дора, стояла посреди площадки,  обличающе указуя  перстом вверх.

      Дора как-то изменилась за те минуты, что Оли не было рядом. Оля бы сказала, что Дора слегка постарела, если б девочка знала, что это такое. Щёчки у Доры сморщились, как печёные яблоки, уголки губ опустились, а от шиньона остались три волосинки. Впрочем, Оле некогда было её разглядывать.

     - Кто? Где? – Оля вертела головой  в разные стороны.

     - Он! Он! – тыкала Дора пальцем в небо. – Прямо над тобой!

     - Я никого не вижу! – кричала Оля. – Там нет никого!

     - Месяц Ясный там! – кричала Дора. – Он свистел!

     - Месяц не может свистеть! – возмутилась Оля. – Он планета!

      Дора аж поперхнулась. Потом опасливо посмотрела вверх.

      - Слышал? Ты планета…

      - Ну, вы же учительница! Вы должны знать! – возмутилась Оля.

      - Я учительница. Я должна знать,  – подавленно повторила Дора.

      - Ах, Дора Помидоровна! Мы стоим на самом виду! Если мы подвергаемся опасности,  нужно немедленно спрятаться!

      Оля взяла Дору за руку и повела за собой, осматривая кусты, куда бы спрятаться в этот раз. Дора покорно плелась за девочкой, повторяя за ней каждое слово. « Немедленно спрятаться… немедленно прятаться… немедленно рятаться, немедленно таться, немедленно ться!» - бубнила Дора. Пока Оля не воскликнула с досадой:

      - Похоже, что мы всю ночь так и будем  бродить и прятаться!

      - Бродить, родить, дить, ить!… - подхватила Дора, как эхо.

      Шиньон её поник и безвольно опал на оба уха. Но Дора продолжала баловаться. Такой уж у неё был характер!

      Вдруг Оля обратила внимание на то, что домик как-то изменился.

      - Что с нашим домиком? – воскликнула она удивлённо.

      Дора слегка оживилась. Шиньон затрепетал над ушами.

      - А что с домиком?

      - У нашего домика выросла труба!

      И, действительно, над крышей домика высилась печная труба. Это, конечно, был гречишник Дикого Старика, Он торчал над крышей наподобие трубы, потому что  Дикий Старик так и сидел за домиком. А его высоченная шапка виднелась над крышей. И казалась трубой! Дикий Старик ведь прямо прирос к этому месту! Ни туда, ни сюда! До такой степени он не любил громких восклицаний и беспорядочной беготни. Он мечтал, чтоб все ушли, наконец! Но никто никуда не уходил, а продолжал бегать и восклицать. И Дикий Старик злился, сидя за домиком. Пошевеливая трубой. К тому же он сегодня своровал много новых детей. Они спали сейчас в мешке, а некоторые плакали во сне – им снились их мамы. Они там все слиплись от конфет и медовых пряников – их Старик прямо в мешок насыпал, прямо им на головки – пусть утешаются. Они наревелись, наелись и спят.  Но Дикий Старик очень боялся, что посторонние услышат, как плачут ворованные дети. Тогда возникнут большие неприятности! Дикий Старик злился и кипел! Кипел и злился!  Но Оля ведь  ничего этого не знала.        

      - Надо посмотреть, что это за труба? –  волновалась Оля и тянула Дору к домику. Но Дора неожиданно упёрлась.

      - Ну что вы, Дора Помидоровна, не бойтесь! Я ведь с вами! – уговаривала девочка Дору. – Мы просто посмотрим!

      - Не пойду! Не хочу! – ныла Дора.

      - Неужели вам не интересно, что это за труба такая? А вдруг там печка? А в печке чайничек? И что-то новенькое образовалось в нашем домике?

      Оля тащила за руку хнычущую Дору, а та упиралась и ехала на своих босоножках, оставляя бороздки  на песке.  

     - Нет там печки! –  упрямилась  Дора! - Нет там чайничка!

     - А вдруг есть? Труба же  появилась! – подзадоривала Оля.

     - Это не труба! Это шапка! –  Дора, наконец, выдернула свою маленькую, твёрдую ручонку из горячей руки девочки.

    В самом деле! Труба вдруг дрогнула и сдвинулась к краю крыши, а потом тихо поплыла по дорожке в сторону оврага. Труба венчала собой некое тёмное приплюснутое создание. Дотащившись до оврага, оно с треском вломилось в кусты и покатилось вниз.

     - Ой, мамочки! Я боюсь! – взвизгнула Оля, прижав кулаки к губам, чтоб не завизжать в полную силу. – Кто это?!

    - Это Торба!

      Так страшно прозвучало это  удивительное имя, что Оля поняла – вся опасность сосредоточена в нём – в  создании с трубой на голове!

    - Это он свистел? – спросила девочка, вся дрожа.

    - Свистел Месяц! – отрезала Дора и добавила обидное: – Ты глупая девочка, ты настоящая двоечница!

      Дора вновь помолодела! Шиньон её закрутился  на макушке в лихую баранку! Брошь сверкала на груди, как фара. А щёчки налились и зарделись, как два небольших помидора.

      Оля возмутилась.

     - Я  первая в классе по успеваемости! – начала было она.

    Но Дора перебила её учительским тоном:

    - Усвой уже, наконец, простую истину, девочка Оля! Торба свистеть не может! У него нет зубов! Значит – что?

    - Что? – переспросила Оля.

    -Значит, свистел Месяц! Садись, два!

     Но садиться было не на что, и, вместо этого, они задрали головы и посмотрели на Месяц. А Месяц посмотрел на них. Девочка на миг зажмурилась - так пристально Месяц посветил  ей в глаза.

     Оля  жмурилась и моргала, а всё вокруг слегка серебрилось и даже  немножко кружилось: и кусты, и Дора, и даже песок в песочнице. Оля захихикала, она решила, что теперь всегда будет видеть мир вокруг серебряным и кувыркающимся! Но Дора  дёрнула её за  руку и  гаркнула прямо  в ухо:

     - Оля!

    Мир дрогнул,  погас и снова стал обыкновенным.

    - Ты слышишь, Оля? Слышишь?!

    И Оля услышала.

    Со стороны оврага, возможно, с пустыря доносился детский плач.

    -Это Коля! – закричала Оля. – Наш  Коля нашёлся!

    - Тише! Тише! – зашипела Дора, - Слушай дальше!

     К детскому плачу примешивались другие звуки. И такие! От них мороз пробежал по коже.

    - Что это? – прошептала девочка.

    -  Чёрт повесил колдуна! – торжественно объявила Дора.

 

 ГЛАВА 7

ПАНИКА

 

      В следующее мгновение на дорожке показался небольшой упитанный ребёнок в клетчатом костюмчике. Он нёсся, что было сил  на своих ножках и орал во всё горло.

      - А-а-а! – он орал.

      Оля сразу поняла, что это не Коля, но она всё равно бросилась к малышу с протянутыми руками и ласковым голосом закричала:

      - Малыш, не бойся! Я тут!

      Малыш заорал ещё громче. Оля поняла, что он очень напуган, да оно и немудрено, - даже взрослый занервничает, если услышит за спиной у себя такой вой, скрежет и хохот, какие неслись за спиной этого крошечки!  И, чтоб заглушить эти страшные звуки, Оля завопила ещё ласковее:

      - Беги ко мне! Я сестра! Я сестра! Я надёжная!

      Малыш поверил. Он подбежал к Оле, обхватил её руками  за коленки и мгновенно затих. Оля попробовала взять его на руки, но он оказался  весьма увесистым и выскользнул на землю, как небольшой снаряд. Лицо у мальчугана было круглое и тугое, в ямочках. Глаза большие и чистые.  Крупные пшеничные кудри подпрыгивали,  когда он тряс головой, и выглядело это очень мило!

    - Ты потерялся, мальчик? – нежно спросила Оля, вытирая ему слёзы ладошкой.

     Малыш отрицательно затряс головой, кудри весело запрыгали над ушами и Оля улыбнулась. Малыш тот час улыбнулся в ответ. Он не был похож на Колю, но мог бы стать ему прекрасным товарищем!

     - Что же с тобой случилось? – продолжала расспрашивать Оля.

     - Мой брат потерялся! – доверительно сообщил мальчик слегка осевшим, (наверное, от долгого ора), с басовитыми нотками голоском и пытливо посмотрел на Олю.

     - Это уже чересчур! – подскочила возмущённая девочка. – Ещё один брат потерялся! Дора Помидоровна! Вы слышали? Да куда же все они деваются?!

      - Очень интересный вопрос… - неторопливо начала Дора, приготовляясь долго, развилисто рассуждать. Но малыш перебил её,  выкрикнув  дребезжащим тенором:

      - Его  похитил Дикий Старик с мешком!

      Оля всплеснула руками!

      - Дора Помидоровна, вы слышите? Зачем детям забивают голову такими глупостями?

      - Чтоб они меньше орали! – отрезала Дора.

      Оля лишь покачала головой, и, обратясь к карапузу, постаралась ласково убедить его:

      - Диких Стариков не бывает, мой мальчик!

      Дора хотела возразить, но бойкий малыш и тут опередил её:

      - Дикий Старик с мешком похитил моего брата! И он похитил Колю!

      - Ты знаешь Колю? – ахнула девочка. – Откуда ты знаешь Колю?

      От волнения она схватила ребёнка за плечи и  стала трясти его вместе с его кудрями. В малыше что-то булькало. Но мальчик молчал, растерянно моргая и улыбаясь той улыбкой, за которой следует громкий плач.

      -  Выйди к доске и ответь классу, откуда ты знаешь Колю? – свирепо обратилась Дора к малышу.   

      Никакой доски, конечно, не было, вдобавок мальчик широко разинул рот, чтоб зареветь.

      - Не плачь! Не плачь! – испугалась Оля. -  Как тебя зовут, мальчик? – она спохватилась, что совсем забыла спросить его об этом.

      - Энике его зовут! –  фыркнула Дора с презрением.

      - Энике меня зовут,  – сипло подтвердил тот и снова обнял её за коленки.

      Оля со вздохом обняла его в ответ. Она больше  бы удивилась, если б он сказал: «Вова». Ведь ни одного Вову невозможно представить в таком диком положении. А вот Энике в клетчатом костюмчике - вполне. Где же она слышала это имя? Где? Она задумчиво посмотрела на Дору – та знакома с малышом, так, может, объяснит, кто он и откуда? Но Дора была  неприступна. Видимо, шёл урок.

      - Девочка Оля! – строго обратилась Дора к ней. – Выйди к доске и расскажи нам, видела ли ты когда-нибудь крышу с трубой?

     Оля просто сделал два шага вперёд и легко ответила:

      - Много раз! Я видела множество крыш с трубой!

      Энике бурно восхитился её ответом и забил в ладоши, но Дора так строго глянула на него, что ученик   подавленно затих.

     - А теперь скажи нам, Оля, - продолжала Дора, - видела ли ты сегодня крышу с трубой!

      - Ах! – догадалась Оля, о какой трубе идёт речь. – Я видела, но она оторвалась от крыши и приземлилась...

     Дора, довольная, кивала в так её рассказу:

     - И на чью голову эта  труба приземлилась? – подталкивала Дора к правильному ответу.

     - Приголовилась! – вклинился маленький озорник.

      Дора погрозила ему пальцем.

     - Эта труба приземлилась на голову одному сплющенному созданию… - с запинкой отвечала Оля.

      Энике пришёл в восторг от слова «сплющенный» и скорчил рожу учительнице. Та сделала вид, что не заметила.

     - И что это было за создание?! – в голосе Доры звенело напряжение – сможет ли и здесь лучшая ученица не срезаться с ответом?

      И Оля не срезалась.

      - Торба, - прошептала она.

      - Торба! – драматично повторила  за ней   Дора.

      - Торба! – пискнул следом малыш Энике.

      - Торба!!! –проорали разом все трое.

      Казалось, что сама природа замерла и не дышит от  звуков этого имени.

      - А-а-а! – завопил  в ужасе Энике и рванул к оврагу.

      Но ведь именно туда и свалился  злополучный Торба!

      - Стой! Энике! Остановись! – закричала Оля, вспомнив ещё и про чёрных жуков! Как они ползают по жирной земле, подёрнутой зелёной плесенью, одни круглые и с рогами, другие узкие, длиной в пол спички. И какие у них усики, и членистые лапки и отвратительные, мягкие, складчатые брюшки.

     - А-а-а! – вопил Энике!

     - И-и-и! – визжала Оля.

     - Стойте! Урок ещё не окончен! – голосила Дора.

      И все они  неотвратимо неслись к оврагу!    

    

       Энике бежал впереди всех.  В любой момент он мог свалиться в лапы Торбы и жуков. Оля бежала за Энике. Дора за Олей. Месяц – за ними всеми. Дора всё время мешала Оле, потому что заглядывала ей в лицо и что-то говорила без перерыва. Слышалось слово «помидоры», и это страшно сбивало с ритма бега.  А Энике уже почти достиг обрывистого края! Тогда Оля, вспомнив физкультурные забеги в школе, поднажала из последних сил! Девочка  вырвалась вперёд и  Дора осталась позади. Зато  Энике  стремительно приближался! Его широкая спина уже прыгала у самых Олиных глаз. Девочка протянула руку, пальцы её коснулись спины малыша, немного шероховатой ткани клетчатого пиджачка и тут ноги её сорвались  в пустоту. «Овраг. Жуки!» - обожгла мысль.

      Какие-то сильные и гибкие ветви хлестнули Олю по лицу. Она схватилась руками за эти ветви, задохнувшись терпким запахом листьев – запахом тополя, и, качнувшись вместе с напрягшимися ветвями, повисла над оврагом. Слева от Оли висел Энике. Справа – Дора. Энике крепко держался за пучки травы, росшие на краю оврага, а Дора - за острый камень, выступавший из глинистой стены. Камень медленно выдирался из своего гнезда, Оля зачарованно смотрела на него, а Дора продолжала назидать что-то полезное, чего Оля уже не слушала - она ждала, когда Дора сорвётся. Эта храбрая учительница, пренебрегнув личным спасением, горела одним благородным позывом – вложить как можно больше полезных знаний в головку падающей девочки!  А дальше – хоть в лепёшку!

      Дора пока висела, но что же Энике? Оля осторожно повернула к нему лицо, на миг погрузив его в густые тополиные листья, укрывшие её с головы до ног – такие могучие ветви Старый Тополь спустил к ней на помощь; итак, повернувшись к Энике лицом, Оля встретилась с ним глазами. Чистые глаза мальчика были полны слёз. Губы его дрожали. Но он улыбался! Сколько мужества было в его маленьком сердечке! Крепко сжав побелевшими кулачками два пучка острой осоки, он даже подрыгал ногой – пошалил, чтоб развеселить Олю. Клетчатый костюмчик его скрипел и трещал под мышками, травинки в горстях постепенно рвались – полёт был неизбежен. «Какое краткое знакомство! - огорчённо подумала девочка. – Мы даже не успели поиграть!»

      - Энике! – мягко обратилась к нему Оля, - Прошу тебя, виси смирно.

      - Оля! – дрожащим шёпотом отозвался малыш. – Можно, я  расскажу тебе всю свою жизнь?

      «Он не успеет!» - огорчилась девочка, - ведь травинки в его кулаках рвались одна за другой!  Но вслух сказала:

      - Да!

Слёзы, наконец, хлынули из голубых глаз ребёнка, залили румяное лицо, закапали с подбородка, и он зашептал, подавляя рыдания:

                                                     Энике Бенике ели вареники!
                                                     Энике Бенике клёц!
                                                     Вышел Пузатый Матрос!

    

       Он успел! Лишь на слове «Матрос», подводившем итог его жизни,  маленький Человек сорвался вниз. Он так и не выпустил пучки травы из своих кулаков. Он кувыркался, плотно сжав зубы. Он верил  в лучшее до последнего момента! Но -  бум-бум-бум – разнеслись глухие удары круглого тельца о стену оврага. И тут же, тяжело рассекая воздух, мимо Оли  пронеслась Дора, держа перед собой отломившийся камень. Учительница сорвалась тоже!

     Где-то далеко внизу изумрудные лопухи всплеснувшись, сомкнулись над упавшими телами. Оля спрятала горящее лицо в свежие листья тополя, - никто не должен был видеть её слёз. На дне оврага, под лопухами торчали острые, как ножи камни, и не разбиться о них  было практически невозможно. Друзья  распластаны сейчас на этих камнях…  Израненные, они жалобно зовут её, Олю,  а дикие жуки подползают всё ближе, а они не могут даже пошевелиться, потому что у них множественные переломы позвоночника! И разрывы брюшной полости. Но папы здесь нет, и он никого, никого не вылечит! А им так нужен доктор! Они бессильно вращают глазами… (потому что из неповреждённых органов у них остались только глаза и ещё, пожалуй, рты)… поэтому они вращают глазами  и  тихо просят пить. Но кошмарный, неописуемый Торба крадётся к ним, угрожающе пыхтя, из трубы его уже вылетают искры, а жуки уже понаползли со всех сторон, отвратительно шурша хитиновыми лапками и щёлкая жвалами…

      - Прости, - прошептала Оля, прижавшись лицом к дорогим веткам, - Я отпускаю тебя…

      Девочка разжала пальцы, чувствуя, как сквозь них прохладным потоком уносятся густые, шумящие листья, и, когда освобождённые ветви взметнулись к свету, она полетела стремглав в сумрак - на самое дно оврага, к своим упавшим друзьям.

      «Причём здесь море?» - мелькнула нелепая мысль. Вслед за мыслью, так же нелепо, но неотвратимо, встали вокруг летящей огромные, глубокие, как тёмный изумруд, морские волны. Они бережно подхватили девочку, и, качая и шумя, стали держать её, пока она падает. Волны шумели всё сильнее и сильнее. Волны пахли горечью тополиной крови, но, вероятнее, так пахла морская соль. Волны качались.

 

К о н е ц   п е р в о й   ч а с т и.

 

 3 июня 2020г    

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка