Таврида
Тимофей Сергейцев (30/03/2021)
Метод
Облако над Аю-Дагом
Медленно движется к морю.
Так человек шаг за шагом
Учится мысленно спорить.
Там, над бегущей волною,
Где нет ни точки, ни места,
Прошлого нет за спиною,
Как у небесной невесты,
Он и растает, как облак.
Скажем, прольётся грозою.
Душ переменчивый облик
Капелькой станет, слезою.
И, приобщённая влаге,
Капелька вовсе исчезнет.
Может, остаться в бумаге
И воплощаться в железе?
Кто-то вселяется в камень.
Некто воздвигнется в бронзе
Под заклинающий амен
Богоподобного бонзы.
Облако движется. Всё же
Мне предпочтителен этот
Старый и очень надёжный
Путь к бесконечному свету.
Гроза
Гневная масса над морем
Тысячью копий Арджуны
Давит — а мы и не спорим,
Метит отвесно в буруны.
Мира пылают опоры.
Их не потушишь водою.
Подленькие разговоры
Выросли страшной бедою.
Древней волною потопа
Ринулось небо на землю.
Там, где дымилась Европа,
Гибнет последнее племя.
Чёрный снаряд кипариса
Вспыхнул в разрядах электро —
Чуждый любым компромиссам
В Бога направленный вектор.
Плотное тёмное нечто,
Непостижимое сердцем,
Листья и ветви калечит
Срывом воздушных трапеций.
Всё это ночью. А утро,
Словно ни в чём не бывало,
Шепчет лазурную сутру,
Мир возвращая к началу.
Утро
Небо цвета абрикоса проникает в кипарисы.
И приходит с моря воздух, чтобы выдохнуть-вдохнуть.
Он влетает в помещенья лёгким бризом, биссектрисой
Сквозь застойные явленья пролагая свежий путь.
Запах кальция и мела вытирает с досок школьных.
Выбивает из подсобок ароматы табаков.
По пролётам чёрных лестниц эскападою окольной
Пробирается под крышу — и в окошко был таков.
Прогреваются паркеты, кафель, плитки тротуаров.
В шесть утра уже хлопочут поливальщики садов.
Незаметно поглощают дам, плетущихся из баров,
Двери тайные квартирок, арендованных у вдов.
Солнце жарит-жарит-жарит — чтоб ни облачка, ни дымки.
Небо, как на киноплёнке, древним кодаком горит.
И патина на деревьях, притулившихся у рынка,
Зеленее пыльной бронзы, тяжкой, как метеорит.
Таврида
Лежит слоями тишина.
Колышется, как дно морское.
И пыль мускатная нежна
Над мокрой палубной доскою.
Совокупленье трёх стихий
Вскипает линией прибоя.
Солёные пары ухи
Питают небо голубое.
А только съедена уха,
Как тут же созревают тучи.
И скачет сердце, как блоха,
И в невозможный верит случай.
Таврида спит. И снятся ей
Давно забытые народы.
Хозяева степных коней.
И римлян тягостные оды.
И грек, легчайший на подъём,
Всё жжёт над Херсонесом пламя,
Чтоб гераклитовым огнём
Сливаться с призрачными нами.
К полуночи
Винные южные ночи
с привкусом хвои и роз —
нервы пушинкой щекочет
эхо невидимых гроз.
Лунного света немного.
Туча прикрыла светило.
Чуть серебрится дорога.
Звёзды прибоем намыло.
Звёзды ли? Мокрая галька.
Тропка ли? Призраки моря.
Ну-ка, попробуй, отчаль-ка
к тем светлячкам на просторе.
Тихо по траверсу мыса
с берега выскользнет лодка.
Палуба гладкого тиса.
Древняя метеосводка.
Шито ли, крыто ли дело —
тёплая тьма не расскажет.
Может, кому нагорело
перышко в шляпу с плюмажем.
Час для привычного риска,
Выпивки и серенады.
Вспыхнет внезапная искра —
сердце добьётся награды.
В воздухе запах сокровищ
тает, как лёгкий дурман.
Семьи подводных чудовищ
год, как ушли в океан.
Падение Бахчисарая
Я приступом возьму Бахчисарай.
И пусть трепещет окруженье хана —
я завоюю персиковый рай!
Для этого и встану нынче рано.
Надеюсь, что понятен мой намёк
на щёки и на... стоп, речь о намёке.
А он так быстро в дело перетёк,
что тут пока оставим только щёки.
Такой загар не купишь у татар.
Им сколько не плати, всё будет мало.
Зато в ассортименте есть нектар,
амброзия и что-то с перевала.
Потёмкин, архитектор деревень,
наладил мир таврический навечно.
И нам сладка полуденная тень
под солнцем, пышущим
привольно и беспечно.
Край
Убогая сакля татарская
Надстроена над гаражом.
Заглохла тропиночка царская,
В кусты ускользнула ужом.
Но в воздухе плещется белое
Вино из цветов и травы.
И что б мы с собою ни сделали,
Растают морщины и швы.
Где море и суша повязаны
Извилистой линией сна,
Не липа кудрявится с вязами,
А пальму целует сосна.
И жар над дорогою к ужину
Ужмётся до солнечных дынь,
Чтоб каждую выкупил суженый
Из дальних морозных твердынь.
Прозрачные пики сиреневы
В навершиях розовых гор.
Душистыми пахнет кореньями
Столетний церковный кагор.
Берётся за звёздную перепись
Усердный трудяга-сверчок.
Врачует дремучие ереси
Прохожий монах-старичок.
Здесь каждому есть применение,
В Твоём заповедном краю.
И я, неумелое брение,
И я Тебе славу пою.
Южный оракул
Крымское лето лучится
в царской короне июля.
Что напоследок случится?
Белогвардейская пуля?
Или — лихая испанка,
бред по мотивам корриды?
Гордая наша осанка
станет судьбою Тавриды.
В Чёрном рассерженном море
бегством подстёгнуты волны.
Станешь ли заново спорить,
чашу терпенья наполнив?
Южнобережной лозою
будут отмечены будни.
Слёзы прольются грозою.
Жгучий медузовый студень
вместе с отливом отчалит.
Острые запахи йода
несовместимы с печалью
этого времени года.
Надо бы точно проверить.
Нужно во всём убедиться.
Кошки тут вовсе не серы
и не замучены птицы.
От городского уюта
тают в прибое ошмётки.
Памятью давних салютов
звёзды нависли над лодкой.
Партенит
Вино и сыр, и дым простых жилищ,
и тень вечерняя от жгучих кипарисов —
что мне шуршание бумажных тыщ,
и что тебе — судилище Париса?
Забудемся среди немых забот.
Пустые промыслы оставим финикийцам.
Их подберёт случайный пароход,
но пусть доставит не сюда, а в Ниццу.
Когда под море рыли котлован,
нашли и клад — и им и оплатили
подводных гад, прибрежный ресторан
и воздух с явным привкусом ванили.
Естественна, как речь в кругу мужчин,
нисходит ночь, минуя час собаки —
утихнет лай, настанут лад и чин,
и всё утонет в первозданном мраке.
__________
Предпочитаю вечернее солнце
ясному утру и жаркому полдню.
С неба кружок золотого червонца
падает звонко в копилку... Не вспомню
прежних событий и будущих тоже.
Воздух достиг состоянья муската.
Старый божок с алкогольною рожей
тихо бредёт в направленьи заката.
Прощай
Июль арбузами набит
и вроде смотрит на восток,
но холодок за вороток
нет-нет да осенью пролит.
Нет-нет да повернёт листок
той, серебристой стороной,
и порох вспыхнет между строк,
почти как меж тобой и мной.
Пусть катера идут внахлёст,
не поспевая за волной,
а колесо июльских звёзд
закручено удачно, но
недосчитаешься одной,
одна — конечно, не беда,
к тому же, что считать звездой? —
да и кому нужна звезда? —
важнее, верно, потолок,
как раньше говорили, кров,
и плов, и в сердце уголёк,
за них-то и прольётся кровь,
за это и сгорит июль,
и не вернутся никогда
в окне на море белый тюль,
богам привычная еда,
и мы, вернувшись, не найдём
своих растаявших следов,
прощай июль, случайный дом,
но, может, до свиданья, до...
Переселяясь
Переселяясь в деревья,
в запах листвы под дождём,
мы за невидимой дверью
всех остальных переждём.
Времени будет немного —
век или два, или три.
К морю сбегает дорога
или к чему-то внутри...
Серым подмоченным мелом
черчен морской горизонт.
И остаются без дела
плащ и калоши, и зонт.
Кто ж теперь носит калоши?
Значит, и прочее — блажь.
Вот запишусь в водоноши,
в общий ведёрный кураж.
Наводопею, как роща.
А сквозь меня, вдалеке
будет и легче, и проще
литься небесной реке.
Телепортация в Ялту
Луна, как рюмка лимончелло,
Венчает тёмное желе
Морской воды. И Азазелло,
Поднаторевший в добром зле,
Готовит крем из крымской ночи,
Сгущая в тёмный элексир
Волшебный запах — и не очень:
Как если бы он делал сыр.
Мелькнула тень Девлет Гирея.
Уже который век она
Глядит, как род его хиреет,
Не в силах снять оковы сна.
Оно и к лучшему. Не стоит
Дразнить большой уицраор.
Потомка за глаза устроит
Фруктовый сад, крестьянский двор.
Растаял мир Бахчисарая.
Эллады выцвел яркий миф.
Но ими ночь благоухает.
Слегка хрустит в земле костьми.
То скифа с жадными очами.
То слишком храбрых англичан —
Не то скучающих по чаю,
Не то по девичьим плечам.
Таврида розовой ставридой
Плывёт в солёной глубине.
Когда б не мартовские иды,
Когда б не выборы в стране...
Черпая море мерной кружкой,
Мой друг, решительный Сизиф,
Обзаведись хотя б подружкой.
Иль на троих сообрази.
Ах, запах, магия растений!
Им для чего-то пропитал
Какой-то парфюмерный гений
Животный жир и кальций скал.
Уводит в дебри этот запах,
Где гаснет южная звезда.
А вслед на мягких рысьих лапах
Крадётся древняя вода.
25.07.2016, Ялта
Отпуск
Минареты кипарисов что-то знают по-татарски.
Словно фрукт бахчисарайский, солнце по небу плывёт.
Если кто и огорчился, что Таврида стала царской,
То не тот, кто сам из прайда, сам из русских, сам из львят.
Белоснежный Севастополь солью смыл остатки крови.
Чистой свежею повязкой наши раны он хранит.
И когда обнимут ветры равелина торс суровый,
Им в ответ со дна сигналят боевые корабли.
Эти камушки Массандры горячее самоцветов.
Присмотрись, и ты увидишь: в глубине горит вино.
Нам на счастье тут не бродят малабарские циветты,
Не растут табак и кофе, дни не выкрашены хной.
Здесь делили славу мира на троих и без остатка.
И везде картина маслом, а совсем не акварель.
От родителей осталась там забытая палатка.
А когда совсем уедешь — зимних водорослей прель.
Последние публикации:
Ленинград –
(24/11/2021)
Крымское время –
(04/11/2021)
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
