Комментарий | 0

Суиниада Томаса Стернза Элиота: Стихотворения 1920 г.

 

Илья Имазин. Портрет Т.С. Элиота в 1920 г.

 

От переводчика

В 1920 г. выдающийся поэт и литературный критик XX столетия, признанный классик англо-американского модернизма, лауреат Нобелевской премии Томас Стернз Элиот переживал глубокий личностный и мировоззренческий кризис. В значительной мере его тяжелое эмоциональное состояние было обусловлено неудовлетворенностью браком, который поэт заключил в 1915 г. с балериной Вивьен Хейвуд. По его собственному признанию, сделанному уже в преклонном возрасте, он вступил в этот брак, «желая сжечь все мосты и остаться в Великобритании». Вскоре после женитьбы у супруги обнаружилось психическое расстройство, на протяжении долгих лет омрачавшее, а временами делавшее попросту невыносимым существование поэта (о чем он не раз с горечью исповедовался в переписке и доверительных беседах лондонским друзьям: Эзре Паунду, Вирджинии и Леонарду Вульфам и др.). Элиот был также неудовлетворен своим социальным положением, подобно Францу Кафке (вспомним дневники последнего), терзаясь дилеммой «творчество – служба», что стало источником тяжелого невроза. Необходимость работать то преподавателем, то банковским клерком отнимала драгоценное время, которое поэт желал без остатка посвятить литературной деятельности. Наконец, Элиот глубоко, тонко чувствовал и выражал общее подавленное настроение, господствовавшее в послевоенной Европе, в которой духовный кризис совпал с экономическими и политическими потрясениями. Интеллектуалы его поколения, названного, с легкой руки Гертруды Стайн, «потерянным», переживали шок от масштабов дегуманизации, которую явила человечеству Великая война; характерным стало и разочарование в созидательных возможностях западноевропейской цивилизации, в ее ценностях, недавно казавшихся незыблемыми. Освальд Шпенглер уже опубликовал «Закат Европы», а старший собрат по перу и наставник Элиота, Эзра Паунд – программную поэму «Моберли». Собственную эпохальную фреску создавал в этот период и Т.С. Элиот: сплав его глубоко личных и навеянных «духом времени» переживаний нашел отражение в ключевом поэтическом произведении англоязычной литературы прошлого века – в обессмертившей автора поэме «Пустошь» (более известный вариант перевода – «Бесплодная земля», 1922). На полях или в окрестностях «Пустоши» сложился самостоятельный цикл стихотворений, некоторые из которых представляли собой предварительные наброски и фрагменты, не включенные в окончательную, сурово отредактированную при участии Эзры Паунда версию поэмы. В 1920 г. этот цикл был опубликован отдельным сборником под непритязательным заглавием «Стихотворения».

Стихотворения 1920 г. отличаются предельной гротескностью, шероховатостью, антиклерикальностью, эксцентричностью и желчностью. Это осознанный вызов автора классическим эстетическим, теологическим и философским системам, своеобразная, очень английская по духу, «пощечина общественному вкусу». Полагаю, допустимо рассматривать этот сборник как один из лирических манифестов потерянного поколения, очень едкий, болезненный даже для Элиота, который вскоре (1927), словно опровергая собственный желчный скептицизм, обратился к католицизму и религиозному миросозерцанию. Вероятно, именно в этом цикле, а также в поэмах «Пустошь» и «Полые люди» (1925), обнаруживается тот мировоззренческий слом, понимание которого дает нам ключ к Элиоту позднему, нашедшему выход из кризиса в религиозной поэзии. Интересно отметить, что в том же 1920 г., когда были опубликованы «Гиппопотам» и «Шепоты бессмертия», Элиот-критик воздал должное богословской лирике Джона Донна и английских поэтов-метафизиков XVII в.

В «Стихотворениях» на смену сумрачно-интроспективному Пруфроку, – предвестнику потерянного поколения, который в дебютном сборнике Элиота (“Prufrock and other observations”, 1917), балансируя на грани самоубийства, восклицал: «Нет! Я не Гамлет и не стану им. Я лишь орудие, я человек из свиты…», – приходит скотоподобный Суини. Суини – териоморфная ипостась Пруфрока, его теневая изнанка, в которой, если рассуждать в духе аналитической психологии К.Г. Юнга, захваченность инстинктом противопоставлена пруфроковской болезненной рефлексии: самосознанию, потерявшему связь с первичными влечениями, противостоит естество, в самосознании не нуждающееся и ниспровергающее культуру ради торжества этих самых влечений.

Многое в «Стихотворениях» едва намечено, зашифровано, многое осталось так и не разгадано исследователями; то, что известно, переводчик постарался отразить в комментариях. Большая часть стихотворений цикла была переведена ранее замечательными мастерами слова – А. Сергеевым, В. Топоровым, Я. Пробштейном и др. Однако здесь сборник 1920 г. впервые публикуется в полном объеме – раньше он выходил в урезанном варианте, без 4 стихотворений, написанных по-французски. Сокращенная версия почему-то воспроизводится во всех русскоязычных собраниях стихов поэта, что несколько искажает представление о так наз. «Суиниаде». Переводчик попытался преодолеть эту неполноту и восстановить композиционное единство цикла.
 
Илья Имазин
 

 

GERONTION
 
Ты не познал ни юности, ни старости,
Но, словно сон в послеобеденной дремоте,
Они тебе приснились.
 
 
В ЭТОТ засушливый месяц я, старец,
Коему мальчик читает вслух, жду дождя.
Не стоял я у раскалённых ворот,
Не сражался под тёплым ливнем,
По колено увязнув в топи, не размахивал клинком,
Отгоняя мушиные полчища.
Дом мой гниёт, в нём – упадок.
И еврей примостился на подоконнике, хозяин,
По Антверпену разметавший потомство,
В Брюсселе покрывшийся волдырями, облезший в Лондоне.
Над моей головой ночью кашляет в поле козёл,
Камни, мох, крапива, арматура, экскременты.
Вечером женщина, занятая на кухне, готовит чай,
Чихает и нос суёт в дребезжащий чан.
Я старец,
Тупая башка на семи ветрах.
 
Знамения нынче взамен чудес. «Так пошли нам знаменье!»
Слово в слове, бессильном вымолвить слово,
Тьмой спеленато. В юную пору года
Тигром приходит Христос.
 
В развратный Май, кизил, каштан, иудин цвет
Будут поделены, съедены, выпиты
Под бормотание; мистером Сильверо
Из Лиможа, с ласковыми руками,
Что всю ночь топтался в соседней комнате;
Хакагавой, что поклоняется Тицианову племени,
Мадам Торнквист, что в тёмной комнате
Сменила огарки на свечи; фройлян фон Кульп,
Что обернулась в холле, взявшись за ручку двери.
Челноки без нитей
Выткали ветер. Я старец, и в доме моём,
На семи ветрах под холмом,
Не призраки, но сквозняки.
 
После такого признанья какое прощенье? Только подумай:
В истории множество хитросплетений и ухищрений,
Ответвлений, ложных обольщений и тайных амбиций,
Что тщетой оборачиваются для нас. Только подумай:
Она нас одаривает, когда мы утрачиваем бдительность,
И чем она нас одаривает! да с таким притворным смущением,
Что дар лишь усиливает вожделенье. Одаривает так поздно,
Что мы уже и не верим, а если и верим ещё,
То в памяти только, где всё улеглось. Одаривает так поспешно,
Вручая в слабые руки, – так можно с идеей разделаться,
Покуда отказ не сменился испугом. Подумай:
Ни страх, ни мужество нас не спасают. Наш героизм
Произрастает из наших пороков, а к добродетели
Нас принуждают слепые, бессмысленные преступления.
Эти слёзы смахнули мы с дерева ярости.
 
Тигр воспрянул в новом году. Мы пожраны им.
Подумай напоследок:
Мы не пришли к заключенью, а я
Коченею в арендованном доме. Подумай напоследок:
Не от праздности я затеял сие представление,
И оно, конечно, не есть неразумия плод
Или следствие одержимости бесами.
Попытаюсь хоть в этом быть честным с тобой.
Я, кто сердцем твоим был приближен и изгнан,
Утратил в ужасе красоту, а ужас – в дознании.
Я утратил страсть: и зачем мне цепляться за страсти,
Если фальсификация – всё, чем мы дорожим?
Я утратил зрение, слух, обоняние, вкус, осязание:
Как могу я с их помощью сделаться ближе к тебе?
 
Всё это – с тысячью мелких оговорок,
С попытками пользу извлечь из леденящего бреда, –
Лишь тревожит мембрану, когда охладело чувство,
С острой приправой, избыточное многообразие
В зеркалах, в их заброшенных садах. И что же паук,
Прервёт ли свои операции, и долгоносик
Помедлит ли? Де Байяш, и Фреска, и миссис Кэммел
Уносятся за пределы Большой Медведицы
Вихрем атомного распада. А чайка борется с ветром
В скалах Бель Иль или устремляется к Горну.
Белые перья в снегу, притязанья Гольфстрима,
И старец, ветрами пассатными загнанный
В сонный угол.
Арендаторы дома,
Мысли в усохшем мозгу в засушливую пору.

 

Комментарий
 
Gerontion – авторский неологизм Элиота, который иногда переводят как «Стариканус» или «Старикашка», иногда оставляют без перевода – «Геронтион». Монолог слепого старца, продолжающий, как полагают критики, «линию Пруфрока», согласно первоначальному замыслу, должен был служить вступлением к поэме «Пустошь». Однако Эзра Паунд, по просьбе Элиота выступивший редактором «The Waste Land», посоветовал поэту исключить данный фрагмент как избыточный из итоговой версии поэмы. В результате в виде отдельного стихотворения «Геронтион» был включён в «Poems» (1920).
 
 

 

БУРБАНК С БЕДЕКЕРОМ,
БЛЕЙШТЕЙН С СИГАРОЙ
 

Tra-la-la-la-la-la-lairenil nisi divinum stabile est; caetera fumus[1] – гондола причалила, там был старинный дворец, как прелестны его серые и розовые – козлы и обезьянки, все сплошь волосатые, что уже слишком! – и вот графиня прошествовала в небольшой парк, где Ниоба подарила ей шкатулку, после чего удалилась.

БУРБАНК пересекает мостик,
Бредёт к дешёвому отелю;
Принцесса Чувственность на месте,
Он пал, приворожённый ею.
 
И музыка морской пучины
Плывёт, смешавшись с колокольной:
Бог Геркулес его покинул,
В него по-прежнему влюблённый.
 
У Древа Мирового кони
Зарю истрийскую взбивают,
Её разбившаяся барка
На водах каждый день пылает.
 
Таков Блейштейна путь иль схожий:
Полз из Чикаго на карачках,
Локтями грёб и свёз колени
Семит, купец Венецианский.
 
Светил, выпячиваясь, тускло
Глаз в протозоа вязкой слизи,
И в перспективе Каналетто
Свеча конца времён дымилась
 
И накренялась. Мост Риальто.
Опоры подточили крысы.
Еврей так часто презираем,
Но денег… лодочник дивился.
 
Принцесса Чувственность взбиралась
Стремглав по водному каскаду,
Сверкая синими ногтями,
Сдаваясь сэру Фердинанду.
 
Кто льву крылатому очистит
От блох огузок и загривок?
Бурбанк всё те же семь скрижалей
Обдумывает на руинах.
 

 

SWEENEY ERECT
СУИНИ ПРЯМОСТОЯЩИЙ

 

И пусть деревья вокруг меня
Засохнут и облетят; пусть камни
Стонут в набегающих волнах; а за моей спиной
Пусть будет пустошь. Тките же, тките, о, девы!

 

НАРИСУЙ мне пещеристый брег,
     Полумрак, что окутал Киклады,
Нарисуй крутые угрюмые скалы
     И озлобленных волн мириады.
 
Покажи мне Эола и смотр
     Войск его штормовых, мятежных,
Взлохмаченные кудри Ариадны,
     И парус, надувшийся спешно.
 
Утро разминает ступни и кисти
     (Сцена «Полифем и Навзикайя»).
Кривляние орангутанга,
     Что паром исходит, с постели вставая.
 
До корней сухие волосы – в узел,
     Пробор как разрез или щель для глаз,
Овальное «О» оголяет зубы:
     Бёдра немеют, ритмично трясясь.
 
Как складные ножи разогнулись колени,
     В ногах напряженье от бёдер до пят,
Они упёрлись в спинку кровати,
     Наволочка сорвана, пододеяльник смят.
 
Сверху донизу гладко выбрит Суини,
     Широкозад, от стоп до затылка розов,
Он-то знает девичьи предпочтенья
     И вытирает пену со скул и кончика носа.
 
(Тень, что тянется за человеком,
     Такова история, как выразился Эмерсон,
Явно не видевший силуэт Суини,
     Когда тот безмятежно на солнышке греется).
 
Проверяет на ляжке, остра ли бритва,
     Ожидая, когда же затихнут стоны.
Эпилептичка на кровати
    Дугой выгибается, мечется во все стороны.
 
Коридорные дамы, столкнувшись,
     В замешательстве топчутся на одном месте,
Всех святых безмолвно призывая в свидетели,
     Словно уличённые в чужом бесчестии,
 
Наблюдая, как истерия
     Оборачивается обычным недоразумением; 
Миссис Тёрнер даёт понять:
     Такое не делает чести заведению.
 
Но Дорис, из ванной, вытираясь, выходит,
     Без тени смущенья, как ни в чём не бывало.
Нюхательную соль приносит
     И бренди неразбавленного полбокала.

 

Комментарий

Суини – герой так наз. «Суиниады» – цикла сатирических стихотворений, созданных Элиотом в период с 1918 по 1920 гг.; фигурирует также в поэме «Пустошь». Получеловек-полуживотное, мифическое скотоподобие которого противопоставляется божественному началу. Сходный прием (объединение в персонаже человекообразных и звероподобных характеристик) использовался, в частности, Андреем Платоновым в повести «Котлован» при создании образа кузнеца-медведя, в романе Джона Апдайка «Кентавр» и др. авторами.

В заглавии «Sweeney erect» соединяются биологические (прямохождение) и сексологические (эрекция) аспекты.

Эпиграф взят из драмы Бомонта и Флетчера «Трагедия девицы», где покинутая возлюбленным Аспатия обращается с такими словами к своим служанкам, ткущим гобелен с изображением Ариадны. Она вызывается позировать в образе Ариадны, тем самым подчёркивая сходство судеб, и призывает девушек выткать живописный фон, соответствующий её отчаянью. 

«…а за моей спиной / Пусть будет пустошь...» сходный мотив воспроизводится в финале поэмы «Пустошь» (1922): «Я сидел на берегу / Удил рыбу, и пустыня простиралась за спиною…».

 

 

ПРИГОТОВЛЕНИЕ ЯИЦ
 
En l’an trentiesme do mon aage
Que toutes mes hontes j’ay beues…[2]
 
 
ПЕПИТ на стуле, не сутулясь,
Сидит, и я на расстоянье.
Пред нею «Оксфордские виды»,
Закладка – спица для вязанья.
 
Дагеротипы, силуэты,
Камин; благоговенья глянец
Украсил пращуров портреты
И «Приглашение на Танец».
………………………………..
 
В Раю я не желаю Славы,
Ведь там сэр Филип Сидней встретит,
Ждёт разговор с Кориоланом,
Со всеми, кто в герои метит.
 
В Раю я не желаю Денег,
Ведь и в Раю – куда деваться! –
Сэр Альфред Монд и пять процентов,
И тот же шелест облигаций.
 
В Раю мне общества не нужно,
Ведь станет там моей невестой
Лукреция[3], чьи анекдоты
Пепит наивной неизвестны.
 
Мне не нужна Пепит на Небе,
Мадам Блаватская здесь учит
Сакральным практикам экстаза
Пиккарда де Донати – тут же.
………………………………..
 
Но где тот мир, где я за пенни
С Пепит трапезничал когда-то?
Шакалов сброд из Кентиш Таун,
Глаза опухли, красноваты;
 
Но где орлы? И где фанфары?
 
На пиках Альп под снежным настом.
И скорбь о павших легионах
Попавших в справочник задаром
Превыше сдобной пышки с маслом.

 

Комментарий

Стихотворение написано от лица Суини (в данном случае териоморфная ипостась Пруфрока), Пепит – его подружка. Наряду с историческими персонажами (поэт Филип Сидни, Кориолан, Лукреция Борджиа, Мадам Блаватская) в стихотворении фигурируют вымышленные. Пиккарда де Донати – сестра Форезе Донати, приятеля Данте и родственника его жены Джемы Донати (Чистилище, XIV, 10; 13 – 15; Рай, III, 34 – 108). В «Божественной Комедии» Данте беседует с нею в Раю. Форезе Донати, встреченный Данте в Чистилище, так говорит о сестре:

«Моя сестра, чьей красоте равнялась
Её лишь благость, радостным венцом
На высотах Олимпа увенчалась».
Чистилище, XIV, 10; 13 – 15
 

 

 

Le Directeur[4]
 
ГОРЕ моей горемычной Tamise[5],
Воды струящей в угоду "Зрителю"1.
Руководитель,
Блюститель
"Зрителя"
Подпортил бриз.
Акционеры
Реакционеры
"Зрителя"
Блюстителя,
Взяв под руку, подолгу
Бродят вокруг высоток
Поступью волка.
В притоне
Маленькая девочка
Курносая
В лохмотьях
Смотрит косо
На руководителя,
"Зрителя"
Блюстителя
А любовь сокрушительна.

______________

[1] Подразумевается журнал «Spectator» («Зритель») и его редактор Джон Сент Лой Стрэчи (1860 – 1927).

 

 

Mélange Adultère de Tout[6]
 
В АМЕРИКЕ вы профессор;
А в Англии репортёр;
В поту, семимильными шагами прогресса,
За мною следуете с давних пор.
Вы в Йоркшире конферансье;
А в Лондоне банкир, как все,
И вы мне платите за мой блестящий ум.
В Париже закажу, чтоб пользоваться спросом,
Причёску «чёрная каска» и буду угрюм.
А в Германии я – философ,
В экстазе от Emporheben[7]
И от чистого воздуха Bergsteigleben;[8]
Всё хожу-брожу тра-ля-ля,
И гудит под ногами земля.
То в Дамаск махну, то в Омаху.
Именины я буду справлять
В оазисе далёком, африканском,
Закутанный в жирафью шкуру до бровей.

И возведут мой мавзолей
На жарком берегу мозамбиканском.

 

 

Lune de Miel[9]

С НИЗИН Голландии к возвышенностям тянет;
И вот они уже в Равенне летней ночью,
Лежат на спинах, задраны колени.
Две пары белых ног, искусанных, опухших.
Без простыней – сподручнее чесаться.
Отсюда меньше лье до Сент-Аполлинера,
Его базилика любителям известна,
Акант на капителях колышется под ветром.

На поезд в восемь нужно взять билет,
Продолжить прозябать – как в Падуе – в Милане,
Где после Тайной Вечери – недорогой обед.
Он думает о чаевых, хотя бюджет на грани.
Швейцарию увидят, по Франции промчатся.
Вот Сент-Аполлинер, суровый, аскетичный,
Заводик Бога обветшалый, фурычащий частично,
Хоть камень сыплется, как в Византии, часто.

 

 

ГИППОПОТАМ

Similiter et omnes revereantur Diaconos, ut mandatum Jesu Christi; et Episcopum, ut Jesum Christum, existentem filium Patris; Presbyteros autem, ut concilium Dei et conjunctionem Apostolorum. Sine his Ecclesia non vocatur; de quibus suadeo vos sic habeo.

S. Ignatii Ad Trallianos[10]

 

Когда это послание прочитано будет у вас, то распорядитесь, чтобы оно было прочитано и в Лаодикийской церкви.[11]

 

 
ОТКОРМЛЕННЫЙ гиппопотам,
Чьё брюхо в слякоти болот,
На первый взгляд, несокрушим,
Но он всего лишь кровь и плоть.
 
А что есть плоть? – Недуг и прах:
Труслива, суетна, срамна.
Лишь Церковь не настигнет крах –
На камне зиждется она.
 
Разыскивая пищу, Гиппо
Бредёт неверными шагами,
А Церкви незачем трудиться,
Все блага к ней приходят сами.
 
‘Потаму не достать, хоть тресни,
Заморский плод, созревший, терпкий,
Но все плоды, что вам известны,
Привозят тем, кто служит Церкви.
 
В час случки Гиппо неуёмен,
И вопль его противен многим.
А Церковь в сладостной истоме
Поёт о единенье с Богом.
 
Гиппопотам – тот неизменно
Спит днём, а ночью – на охоте.
Но в Церкви всё одновременно.
Знать, таковы пути Господни!
 
Я видел, как ‘Потам крылатый
Вознёсся в небо над саванной,
Слетелись ангелов отряды
И хором грянули осанну.
 
Его омоют кровью Агнца,
Очищенный и причащённый,
Меж праведников он усядется,
Бренча на арфе золочёной.
 
И ярче снега воссияет,
Чист, словно дев святых страданье.
А Церковь тонет, проседает
В миазмах и густом тумане.

 

 

Комментарий

«Гиппопотам» – наиболее показательное из ранних антиклерикальных стихотворений Элиота. Является пародией на одноименное стихотворение Теофиля Готье (см. в переводе Николая Гумилева). Образ Гиппопотама (Бегемота) восходит к средневековой теологии и символизирует Сатану. Эпиграф из «Послания…» ап. Павла указывает на возможность расширительного толкования: написанное относится не только к католической, но и к другим христианским церквям. Описание Гиппопатама может быть соотнесено с Книгой Иова: «Вот бегемот, которого я создал, как и тебя; он ест траву, как вол. / Вот его сила в чреслах его и крепость его в мускулах чрева его. / Поворачивает хвостом своим, как кедром; жилы же на бёдрах его переплетены. / Ноги у него, как медные трубы; кости у него, как железные прутья; / Это – верх путей Божиих: только Сотворивший его может приблизить к нему меч Свой» (Иов, XL, 10 – 14).

 

 

Dans le Restaurant[12]

ГАРСОН – развалина и ни на что не годен,
Лишь чешется вовсю, склонившись надо мной:
«В моих краях ненастно, или невпопад:
То ветрено, то солнечно, то моросит с утра;
Для нищих стирка – о такой погоде говорят».
(Болтун округлозадый и слюнтяй,
Прошу тебя, не плюй хотя бы в суп).
«Там ивы влажные, на ежевике почки,
Нигде убежища от ливня нет…
Совсем мала на вид, мне самому семь лет…
До нитки вымокла… свежи весны цветочки».
Запятнан (тридцать восемь пятен) бежевый жилет.
«Её я щекотал, развеселить желая.
Сей бред бодрит, рассудок усыпляя».
 
И снова ты, распутник дряхлый, враль…
«Увы, месье, неумолимы факты.
С востока прибыл, псина, господи прости!
А я боялся, потерялся он на полпути,
Что было б жаль».
Да, снова ты, ягнятник!

Ну что же, на себе не экономь!
Пойди, избавься от морщин на роже;
Вот моя вилка, череп поскреби.
Так чем же платишь ты за опыт тот же?
Держи, вот десять су, помыться хоть сходи.

Флеб, финикиец, две недели как на дне,[13]
Крик чаек позабыл и Корнваллиса зыбь,
И прибыли с растратами, и потонувший груз:
Подводные течения его уносят пусть,
И к вехам прошлой жизни возвращают.
Что тут попишешь, прихоть злой судьбы;
А был хорош собой, такой высокий тип.

 

 

ШЁПОТЫ БЕССМЕРТИЯ
 
УЭБСТЕР смертью был одержим,
И сквозь кожу просвечивал череп ему,
И безгрудые девы подземного царства
Улыбкой безгубой манили во тьму.
 
И нарцисса луковицы, казалось,
Из глазниц таращились вместо глаз.
Знал он, разум кружит лимбами смерти,
Блудя, пресыщаясь и снова томясь.
 
Также Донн, полагаю, не смог отыскать
Ласк, страстей и соитий земных суррогат –
В трансцендентных сферах эксперт, он познал
Всё, что грешнику крайности эти сулят:
 
Муку, что пронимает до мозга костей,
Хлад, что плоть превратил в неподвижный скелет;
Жар истлевших мощей не дано остудить,
Им на этой земле утоления нет.
…………………………………….
 
Гришкина – прелесть: её русский взор
Так умело подчёркнут тенями для век;
Без корсета; приветливый, дружеский бюст –
Обещанье для всех пневматических нег.
 
В засаде бразильский сидит ягуар –
Рок толкнёт ли мартышку в когти к нему,
Или дух кошачий жертву спугнёт? –
А у Гришкиной нынче приём на дому.
 
Но бразильский лоснящийся ягуар
Не источает во тьме меж ветвей
Эманаций кошачьих вульгарных таких,
Как Гришкина в светлой гостиной своей.
 
Сонмы сущностей и отвлечённых идей
Вовлекаются в круговорот её чар.
А иные из нас меж иссохших костей
Всё тщатся сберечь метафизики жар.

 

Комментарий

В стихотворении иронически обыгрываются идеи поэтов-метафизиков о преодолении ограничений плоти и чувственного восприятия. «Шепоты бессмертия» (возможны и другие варианты перевода, например «Пересуды о бессмертии») восходят к стихотворению Джона Донна «Останки» и, вероятно, перекликаются с «Падалью» Шарля Бодлера. Характерная контрастность достигается за счёт соотнесения метафизических спекуляций и проявлений человеческого скотства, животной похоти, которую символизирует острый кошачий запах. С целью такого противопоставления стихотворение разделено на две части.

Уэбстер Джон – английский драматург, современник Шекспира, прославившийся в жанре так наз. «кровавой трагедии», насыщенной ужасами и инфернальными образами.

Донн Джон – английский поэт эпохи барокко, представитель «метафизической школы», проповедник. Автор стихотворных проповедей и «Благочестивых сонетов», посвященных темам смертности и бренности человека, преодоления страха смерти и бессмертия души.

 

 

ВОСКРЕСНАЯ ЗАУТРЕНЯ МИСТЕРА ЭЛИОТА
 
 
Look, look, master, here comes two religious caterpillars!
                    The Jew of Malta[14]
 
 
POLYPHILOPROGENITIVE[15]
Мудрые маркитанты Духа Святого
Неспешно проплывают мимо окон.
В начале было Слово.
 
В начале было Слово.
Самозарождение τό έν.[16]
И в свой час, на новом повороте,
Бесчувственный явился Ориген.
 
Умбрийский мастер запечатлел
Божий нимб поверх штукатурки.
А на заднем плане пустыри
Растрескались и пожухли.
 
Но, несмотря на подтёки,
Божьих стоп не тускнеет свет.
В верхней части расположился
Отче наш, при нём – Параклет.[17]
…………………………………..
 
Просвитеры мрачные чинно
Бредут тропой покаянья,
Все юнцы, как один, прыщавы,
Пенс у каждого – для воздаянья.
 
Бредут к покаянным вратам
Где суровые ждут Серафимы,
И костры добродетельных душ
В тумане едва различимы.
 
Вдоль ограды сада шмели,
Мохнатые садоводы,
Меж тычинок и пестиков как
Рать святая – среднего рода.[18]
 
Суини ворочается, кряхтя,
Вода волнуется в ванне.
Так мастера утончённых доктрин
Множат споры и препиранья.
 
 

 

СУИНИ СРЕДИ СОЛОВЬЁВ
 
 
ώμοι, πέπληγμαι καιρίαν πληγήν έσω[19]
 
Что говорить о Соловье? Соловей поёт о грехе прелюбодеяния.[20]
 
 
ГОРИЛЛОПОДОБНЫЙ СУИНИ раздвинул колени,
И кисти как плети повисли, на морде квадратной
Скакавшие зеброй чёрные полосы на мгновенье
От смеха раздулись и превратились в жирафьи пятна.
 
Множа круги, луна штормовая
На запад, к реке Ла Плата плывёт.
Смерть и ворон нависли над ней, а Суини –
Призрачный страж роговых ворот.
 
Сумраком Орион и Пёс
Окутаны; сморщена водная гладь.
Так и жаждет особа в испанском плаще
На мохнатых коленях Суини погарцевать.
 
Поскользнувшись, хватается за скатерть и стягивает её со стола,
Опрокинута кофейная чашка;
Тут же, как ни в чём не бывало, устраивается на полу,
Зевает, подтягивает чулки, демонстрируя ляжки.
                                         
Молчаливый господин в костюме кофейного цвета,
Облокотившись о подоконник, глазеет с изумлённой миной.
Официант подносит
Тепличный виноград, бананы, фиги, апельсины.
 
Молчаливое позвоночное в пиджаке кофейном,
Отпрянув, хмурится и отводит взгляд:
Рашель, урождённая Рабинович,
Атакует, лапой гарпии впиваясь в виноград.
 
Она и леди в плаще
Вызывают подозрение: не в сговор ли вступили?
Вот почему мужчина со взглядом тяжёлым
Отклоняет гамбит, в раздражении и бессилии
 
Покидает комнату и появляется вновь
Уже за окном; уходит, помешкав.
Побеги глицинии, переплетясь,
Посылают вослед ему золотую усмешку.
 
Трактирщик с кем – непонятно
Болтает в проёме двери,
А близ монастыря Святого Сердца
Затянули песню соловьи.
 
Также пели они и в кровавом лесу,
Где стенал Агамемнон, сокрушён в свой черёд,
И на саван, уже до того осквернённый,
Так и капал разжиженный их помёт.

 

Комментарий

Стихотворение написано в мае или июне 1918 г., опубликовано в Little Review в сентябре того же года.

В заглавии – аллюзия на популярное стихотворение Элизабет Браунинг (1806 – 1861) «Бьянка среди соловьёв». Вместе с тем, nightingale («соловей» или «соловка») на английском сленге означает «шлюха», что создаёт дополнительный иронический подтекст. Таким образом, уже заглавие стихотворения выражает присущую ему контрастность и двусмысленность – в нём читается и романтическая аллегория, и жаргонный оборот.  

Вводя мифологические параллели (в частности, намёк на миф о Филомеле, обесчещенной царём Тереем и превращённой Зевсом в соловья – тот же мотив обыгрывается и во второй главе поэмы «Пустошь», см. ниже), Элиот придаёт описанию вневременной и универсальный характер. Происходящее – и возвышенное, и низменное, и трагическое и комическое – разворачивается согласно вечным архетипическим схемам и сюжетным матрицам.

Эпиграф взят из трагедии Эсхила «Агамемнон» и представляет собой реплику царя Агамемнона, смертельно раненого своей женой Клитемнестрой. Возврат к этой теме – в финале.

 Ла Плата (River Plate) – река в Южной Америке.

у врат роговых… – подразумеваются «роговые врата», через которые, согласно греческой мифологии, приходят вещие сновидения.

Сумраком Орион и Пёс / окутаны… – затуманенный Орион в «Энеиде» Вергилия выступает символом смерти. В то же время, согласно египетским астрологическим источникам, появление на небе Ориона служит предзнаменованием обильных дождей и возрождения земли, связанного с сезонным разливом Нила.

А близ монастыря Святого Сердца… – упомянут The Convent of the Sacred Heart, женский монастырь.

 

 
[1]и божественное непостоянно, а далее – пламя… (лат).
[2] В год моего тридцатилетья / Испить позор пришлось сполна… (фр.) – из «Большого Завещания» Франсуа Вийона (1461).
[3] Лукреция Борджиа.
[4] Директор, руководитель (франц.). Стихотворение написано по-французски.
[5] Темза (франц.).
[6] Всеобщий адюльтер (франц.). Стихотворение написано по-французски.
[7] Подъем (нем.).
[8] Альпинизм, жизнь в горах (нем.).
[9] Медовый месяц (франц.). Стихотворение написано по-французски. Его перевод был напечатан отдельно в альманахе «Топос», 15 ноября 2017 г.
[10] «Все почитайте дьяконов, как заповедь Иисуса Христа, а епископа, как Иисуса Христа, Сына Бога-Отца, пресвитеров же, как собрание Божие, как сонм апостолов. Без них нет Церкви. Я уверен, что вы и сами так думаете». Св. Игнатий. К Траллийцам.
[11] Из Послания апостола Павла к колоссянам, IV, 16.
[12] В ресторане (франц.). Стихотворение написано по-французски.
[13] Заключительная часть стихотворения в переработанном виде вошла в поэму Пустошь (гл. IV).
[14] «Гляди, гляди, хозяин, сюда ползут две церковные гусеницы» (англ.). Этими словами в драме Кристофера Марло «Мальтийский еврей» слуга оповещает хозяина о прибытии двух монахов. Причина такой непочтительности – подозрение духовных особ в корыстолюбии.
[15] Любящие всех родительской любовью.
[16] Единое (греч.).
[17] Святой Дух (греч.).
[18] Вариант перевода строки: «Блаженные – среднего рода».
[19] О, горе, мне нанесён смертельный удар (древнегреч.).
[20] Слова из анонимной пьесы времён Шекспира «Царствование короля Эдуарда III»; подразумевается миф о Филомеле. Данный эпиграф приводится в издании 1920 г. и впоследствии был снят Элиотом.
 

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка