Комментарий | 0

Спящие драконы Клуиндина (6)

 

 

Перелётное
 
Золотая пряжа с рук
Соскользнёт на пол...
В пустоте родится звук,
А во рту – обол.
 
Станут выкройки малы
На исходе дня...
Между кучками золы
Ты найдёшь меня.
 
Просто поле перейти
В предзакатный час.
Воду удержать в горсти... –
Вот и двое нас.
 
Сто одёжек в лоскуты,
Луковице – смерть...
Перелётные мечты
Уложу в конверт –
 
И отправлю их тебе,
За три моря слёз... –
Чтоб ещё в одной судьбе
Золото нашлось.
 
____________________________________
* Ирине Каменской и её стихам посвящается
 
 
 
 
 
Не-количественные аспекты вечного невозвращения
 
Слёзы... – льются рекой по изящнейшим в мире щекам.
Да, я знаю, они говорят: “Ты жалеешь себя.”
Лучше – смейся! На странной планете котов и собак
астронавта (в который раз!) приняли за ямщика.
 
Осознания ветер срывает дыханье и пульс,
каннулирует стенку аорты в-себе-бытия...
Эта кровь, эта жизнь, эта цель, эта мысль – не моя:
кто-то там абсолютно уверен, что я не вернусь.
 
Знаки, символы – не выражают изменчивость форм.
Числа – «множественность» подмненяют абстракцией, но
остаются всего лишь количественной стороной,
лишь побочным эффектом, почти как трёхградусный фон.
 
У реликтовых залежей хроник Акаши – пойми:
восприятие знает пути, но не знает границ.
Так – почти неизменны узоры миграции птиц.
Так – почти иллюзорен для глаз просветлённого – мир.
 
Трансцендентные стороны – это не стены плотин.
Не горюй – обо мне, и о том, что "уже никогда..."
Я к тебе не вернусь: как, скажи мне, вернуться туда,
где (откуда) вообще никому невозможно уйти?
 
 
 
 
 
Первый урок мастерства
 
                                        Люк Скайуокер: Я ищу великого воина.
                                                      Йода: Войны никого не делают великим.
                                                                                 Звёздные Войны, эпизод 5: Империя контратакует
 
                    на всякое противоядие всегда находится своё "ядие", и наоборот.
                                                                                   А.Ю. Войтов
 
«коль у лошади есть голова,
значит, где-то найдётся и круп».
прискакал молодой падаван,
безнадёжно отважен и глуп.
говорит: мне бродить по земле,
побеждая врагов, так легко.
говорит: мне всего двадцать лет;
я, наверно, сферический конь!
обучаться решил у меня,
демонстрирует храбрость и пыл.
эталон шарового коня,
не гарцуй, – убегай, что есть сил!..
я не стану ему говорить,
сколько было других, до него.
принесу трАвы, овощи, рис,
связку ягод, прозрачных, как воск.
 
приготовлю нехитрую снедь.
черепами предшественников
медоточат поля по весне...
строг канон: тем, кто брать не готов,
невозможно насильно давать.
вечер близится, сух и кровав.
вот сидит молодой падаван,
и ему – ни проблем мастерства,
ни мотивов моих – не понять.
он красив, легковерен и глуп.
раздевайся, садись у огня.
отдыхай и помешивай суп.
в нём – вариться твоей голове,
молодой и дремучей такой,
раз не знаешь, что ты человек,
а не резвый сферический конь...
 
 
 
 
 
Птица окончательной свободы
 
Куда эта птица меня унесёт – не знаю.
Возможно, вообще – в никуда.
 
Помашут вослед Лао Цзы и Басё,
когда от земли оторвав без труда когтистыми лапами, взмоет,
мелькнув всего на мгновение – вдоль облаков...
 
Прощай, бесполезный теперь Байконур.
Прощай, мыс Канаверал.
 
Как же легко взлетать, если знаешь, что низ – это верх,
а высшая скорость – полнейший покой.
Тебя не сумеет догнать даже свет –
в анклаве, где «здесь и сейчас» под рукой.
 
Потери «себя» безымянный рубеж.
Последний невообразимый предел –
свободы от собственных мыслей, надежд,
чей центр неизвестен, граница – везде.
 
Прощайте, любимые мною друзья,
я благословение сердца вам шлю.
Огонь изнутри продолжает сиять,
весь мир превращая в папирусный шлюп.
 
Огромная птица взмывает, 
порвав связующих струн многомерный велюр, –
туда,
где бессильны и мысль, и слова,
 
и где бесконечность стремится к нулю.
 
 
 
 
 
Sleepless in Seattle
 
Бабочке снится сидящий монах,
снится, что он прислонился к стене –
и, медитируя, смотрит на нас...
Бабочка спит, но вообще – её нет.
 
В это же время – сидящий монах
смотрит на бабочку, – ту, что во сне
видит монаха. Он знает о нас
и медитирует, – но его нет.
 
Мы видим бабочку – спящей. И с ней
видим монаха, который сумел
нас разглядеть, прислонившись к стене...
Но в самом деле, конечно, нас нет.
 
Бабочка, солнце, цветущий инжир.
Чётки, циновка, сидящий монах.
Подлинность снов, разрешающих жизнь,
подлинность жизни, оставленной в снах...
 
Если монаха и бабочки – нет,
если нет нас, нет "сейчас" и нет "здесь",
даже привычно проснувшись во сне,
чувствуешь: что-то – доподлинно – есть!
 
...Спит заблудившийся в звёздной траве
будда с размерностью девять седьмых,
спит колоссальный лесной муравей...
Что будем делать неспящие – мы?..
 
 
 
 
 
Звезда в надире
 
Когда засыпает ветер
и зима становится внутренностью стеклянного шара,
где какие-то белые хлопья лежат так тихо, невинно,
словно и не было – ни в Москве, ни в Лондоне – никогда никаких пожаров,
не случалось чумы в Венеции, а страшные маски птичьи –
просто странные монстры, сошедшие с Босха картины...
И, когда засыпает ветер,
а прозрачный короткий вечер стекает на плоскости тротуаров,
опусти вверх глаза, как если бы Земля тебе не мешала:
там, в надире, – звезда, что только тебе одному светит.
 
И ты, выходя под дождь
из какого-нибудь напичканного кольцами ювелирного магазина,
где-то в районе Сан Марко, Старого Арбата или Пикадилли,
удивляешься: столько колец, столько, столько!
Кому они все необходимы?!
Словно сделали их гномы, гоблины или тролли –
по одним им понятным причинам, – сделали и забыли...
Так вот, выходя под дождь,
но вспомнив зачем-то об этой звезде в надире,
понимаешь – внезапно, неумолимо, –
что для неё одной живёшь.
 
Поднимая очередное звено,
– (а какой в этом смысл, если часто не знаешь даже, где середина?..) –
находясь в середине мира, равноудалённой от конца света и его начала,
причём оба они – просто события, что вообще ничего не означают,
никакого отношения не имеют ко времени, к его младенчеству и сединам,
вдруг ловишь себя на том, что думаешь о ней – снова и снова,
днями, ночами, непрестанно...
Остаётесь связанными друг с другом, – ты в этом подлунном мире,
а она – где-то там, где потоки невидимых жёстких лучей и чёрные дыры,
даже не в уголке твоего экрана, даже вовсе не на экране,
но всегда и везде оставаясь звездой, что сияет тебе одному в надире...
Итак, поднимая очередное звено
и не делая ни малейшей попытки что-то менять, решать или строить планы,
знаете оба – зависимо, независимо, беспричинно,
без тени сомнения, бессознательно, постоянно, –
 
что ты и она – ОДНО.
 
 
 
 
 
О драконах – ни слова
 
                                                                                 Я подобен ребенку, который не явился в мир.
                                                                                 О! Я несусь!
                                                                                 Кажется, нет места, где бы я мог остановиться.
                                                                                                         Лао Цзы, Дао Дэ Цзин, xx
 
С геометрически-отточенной бредовостью,
Лепестками разворачиваясь в стороны,
– (Как в тюльпана раскрывающейся полости) –
Разделяются на части мои головы.
Я раздваиваюсь вдоль оси движения,
Я расслаиваюсь – на пласты, на уровни,
Я меняю типы постижения,
Я меняюсь – странными фигурами.
Я лечу – не мухой и не птицей, – нет!
Снайперскою выпущенной пулею
Я пронзаю небо, (в решете рассвет),
Ветром-невидимкой. А хочу ли я?.. –
 
Ниспадать. Взвиваться. За предел скользить.
В бездне. В вышине. В воображении.
Исчезать. Теряться. Снова находить
Мир – в своём двух-, трёх-, ста-преломлении.
Распадаясь на частицы – в целое,
Струями сдуваясь в завихрения,
Безвоздушным трением бесцельного
Уношусь туда, где нет – ни времени,
Ни пространства, ни причины-следствия...
Только ощущение полёта.
Только ветер без границ. И – соответствие,
Совершенство (в совершении чего-то).
 
Те, кто – жизнью, смертью ли (пресытившись
Порожденьем целостности скучного) –
Заполняют дни свои, – струятся вниз,
Отстраняясь от забот насущных, и
Те, кто ухитряются заметить мысль,
Те, кто сквозь ресницы видят радугу,
Те, кто шепчут, без надежды: «Улыбнись!»,
Те, кто ветер сеют, буре радуясь,
Те, кто в состоянии запомнить сон,
Те, кто ходят, почвы не касаясь,
Посмотрите вверх! –
На фён, мистраль, муссон...
 
Я вас вижу.
Я вам улыбаюсь.

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка