Комментарий | 0

Пётр и почтальоны. Пётр

 
 
 
 
 
 
 
 
Гоголь
 
 
 
не тесно ли светелка жизнь
полуподвал пусть мышка керосин
пусть очень высоко и низко
не более чем шаль и язычок
не более чем огоньки
 
такая синь и светится такое небо
полупрозрачный нет уже не вспомнить
а было б очень хорошо такое небо
смеркается уже потом во сне быть может
во сне вода и синева
и синева и отраженье
не керосин но синева и небо
такое было и недавно
 
не важно высоко и низко
уже не важно вечереет
уж ночь и за полночь и лампа
и шаль и марево и лампа
скорей лампадка тлеет лепесток
мышь дверца или звук кто знает
скорее шепот или шаль
ступая неподвижно в ледяном
по крайней мере осторожно
скорее за полночь прохлада
скорее шепот или шаль
 
вот вот о шали говорить
скорее тлеет тянется без слов
молчанье тянется без слов
неспешно шаль и утешенье
молчание и утешение как будто
 
хотя б согреться не согреться
хотя бы шепотом не ст’оит
еще не музыка не ст’оит
 
какие к черту волшебство
без слов скорее огоньки и стуки
потрескивает хорошо пусть шаль живая
да хорошо пусть оживает
пусть медленная пусть своею жизнью
закутаться и таинство и тлеет
пить хочется попить бы
да боязно спугнуть
 
душа моя кувшин забудьте
по капельке душа моя
по капельке душа моя
по капельке ни капельки забудьте
кувшин в углу и ничего не значит
сам по себе и ничего не значит
стоит и смотрится вода
холодная вода и только
стоит и смотрится и только
 
не то что потирая руки
или слюнявя палец или
без слов скорее шепоты и сутки
шуршат шуршат шуршит тишайший
хоть к сумеркам или уснуть недолго
когда бы холод  ясность привнести
хотелось бы такая жажда
 
хотелось бы еще живых стрекоз конечно
хотелось бы и прочих насекомых
хотелось бы июль живое
хотелось бы такая жажда
мечты мечты
 
упоминанье птиц однако неуместно
упоминанье музыки и птиц и неба
упоминанье глубины  и неба
по крайней мере не сегодня
упоминанье птиц капустниц
не счесть в июле среди них
стрекозы пуговки и письма
а Бог все видит и не видит
 
увы сухих стрекоз и лепестков и листьев
уже сухих стрекоз хотя не осень
не зябко зябко все же шаль не забывайте
ни осень ни зима не знаю
июль такой такое лето паутинка
еще не музыка до музыки далёко
 
никто не знает что за человек такой
да человек ли может кочерга
иль кочегар иль запятая
сухое всё сухое лето
не стану мертвенный упоминать
не зеркало слюда скорее
 
невидимая глухота и только
чернила сладкие немного посмеяться
всегда в углу на то и угол
пунцовый чай немного посмеяться
мечты мечты
 
на дне зрачка забыл забыл
неслышимая мышь немного посмеяться
сундук да кочерга немного посмеяться
живая жизнь мечты мечты
 
никто не знает что за человек такой
зияющий немного посмеяться
дыра дупло немного посмеяться
дыра дупло  забыл забыл
забыл забыл мечты мечты
 
играя кончик языка озябли руки
дрожит и то и образа и хорошо
бывает и зимой каленой
 
хотя б согреться не согреться
хотя бы шепотом не ст’оит
еще не музыка не ст’оит
 
двоится отражается жилец и немота
полуподвал ли имена да образа
немного для отсутствия имен и крыл
и имена забыл беда и только
а также их присутствие слюнявить палец
молитвослов и хорошо и пусто
 
и вечер и светелка каблучки да стрелки
часов одиннадцать или иное время
иная тишина хотя б на время
быть может пепел забываюсь
 
из шепота засохший куст нашептывает нет
не здесь там за окном запекшийся молитва
в особенности сумерки или молитва
укладывает  шаль свою молитва
укладывает шаль горячую молитва
 
во тьме горчичный порошок
горит беззвучно точно корь
мышь дверца или звук кто знает
или его отсутствие кто знает
или ее отсутствие кто знает
быть может пепел забываюсь
пить хочется попить бы
да боязно спугнуть
 
огонь любуясь потолок
уж ночь и за полночь огонь любуясь
хотя до снега далеко  дожить бы
мечты мечты а снег укрыл бы
 
не передать не можется ужасно
когда бессилен объяснить и объясниться
играя кончик языка остыл и черен палец
перст указующий поскольку тесно
упоминание воды и только
костер воды и слава Богу
такая жажда на пороге Бога
так д’олжно на пороге Бога
 
 
 
 
***
 
 
тем временем разверзлось и зиянье
до дна до неба пахнет светом
проваливаясь небеса надежда
сверкающий колодец линза света
темнеет лег зажмурившись как будто во спасенье
уснув как будто все еще как будто испугался
как будто именно лежачий камень
беспечный и простой не троньте во спасенье
 
сквозная трепет и надежда
мгновение вымаливая снег
одно мгновение вбирая в ночь и внемлет и спасаясь
темнело лег хотя секунда две не больше
почувствовав необходимость смерти нет как будто
выламывая свет по жердочке из сновидений
тот самый свет сквозняк или стрела и леска
не сам движение и знак уловка свыше 
 
тугие облака превозмогая обратиться б
распахан сном померкнет попросить бы
распахан сном просить пока не поздно
распахан сном успеть за две секунды
покуда дышит попросить бы
канаты рукава превозмогая
опомнился за две секунды так бывает
опомнился повис лечу недвижим
 
просить не за себя проникнуть
сорваться вырваться ворваться
но полотно и русло и глаза другие
стремглав и карие откуда
хотел просить не за себя впервые
хотел приблизиться шепнуть
однако ниц зарывшись слов не разобрать
 
любил наверное не знаю
во всяком случае благодарю впервые
благодарил хотел
 
ну вот лечу и неподвижен
уже лечу ослеп словами
чужие простыни и жизнь
чужие жизнь и жизнь и шепот
уже не я уже другое
движение
 
искал из тех которых нет в помине
спиной к себе стоял подолгу
за тем и слепота и полость
разверзлась бездна лбом и дол
еще разбиться или выжить
 
нырнул но несвобода вам знакомо
и дол и дён хоть молодость хоть память
нас спрятали так не было но стало
и прежде прятали лукавлю
стеклянная пора стеклянною порою
лечу неведомо прозрачен
нас нет нас спрятали нас снова нет
 
иконостас остыл чужая прачка
чужая прачка сделалась чужой
чужая прачка сделалась чужой
в колодце замочила облака
 
конечно что скрывать такое нежность
конечно что скрывать такое сладость
конечно что скрывать такое прелесть
тем паче перевоплощенье
тем более не смерть но наважденье
но не умею попросить
 
ну вот теперь лечу и неподвижен
канаты рукава фигура голубь
уж сам зияние и  мел
лечу со скоростью колодца
уж сам бултых и узелок
 
как будто сливками ребенок
как будто навзничь поперхнулся
и стихло боли и белил
 
зрачок как выстрел звон пропажи
гляжу как небо нарекали рай
но смерть и облака не совпадают
на дне живое небосвод
не снега но яичной скорлупы по вере
и кончено теперь-то знаю
и стихло боли и белил
и самого себя а Павел упреждал
 
остались звук на дне колодца Павел
иль отражение его не долго
остались звук еще не долго
четверг чумазый пустота
четвертый день круги и кр’уги
остались мел и дым колодца
круги и блики ночь мерцает
не скорлупа но снег мерцает поздно
бултых но дальше пустота
вниз головой  до бездны до небес
и кончено
 
вот не умел просить теперь уж поздно
похоже возвращаются цыгане
собака просится на волю
похоже жить придется долго
 
 
 
***
 
вода стремительно не меркнет унося весь ужас леса
спасти столпотворенье лета щиколоток чешуя
всегда от позолот и век до осени самой всегда
и детство
 
и тополиный пух и сажи мотыльки когда пожар
иль не пожар небытие но слава Богу вверх
туда где голый купол беззащитен и любим и утро
туда где голый купол  обозрим еще и внятен
где голый купол беззащитен и любим и выше
и тишина
 
сама двоится двойники зареванные корни плавники река
свеченье признаков опустошенные печали впрочем
на дне опустошенных деревень гудит беззвучно осень
и хорошо
 
всегда пусть хоть октябрь или закат распахнуто окно
распахнутая тишина живет по воле бликов и глубин
и приглашает
 
относит притулиться в зарослях корней
хитросплетенье вен и судеб жук и губ и стрекоза
и улыбаясь стрекозою той поблескивает жаждет чистоты
всегда бредет по пояс пьет костер относит чистота
ей боль неведома игрою рыб и бликов чистота
следит лаская
 
движенья неподвижность трав и дуновенье
не обернуться ни навстречу приближаясь
бессмертья медленная дрожь
покоя выцветших поодиночке
хотите лодочник хотите отчий дом а лучше
себя забыть чтобы увидеть
 
 
 
***
 
это зрелость следы пятерни остывает
пятерни и затылки не счесть было больше
прохожих уже навсегда это арок
пустот ускользающий будь он не ладен
арок и окон всего не упомнить
называется жизнь или как-то иначе
уже не упомнить
 
если выйти на улицы будь он неладен
поздравляю живой или мертвый не знаю
но не стоит спешить ибо зрелость и память
чудеса не спешат никогда не спешили
отпечатков контрольных всегда обречен
как и всякий сюжет
 
у окна под окном обернулся пустырь
словом проза и плен повседневность и гамма
повседневность посуд паучок штукатурки
невредим почтальон письмена и подтеки
называется жизнь не скажу остывает 
повседневность стены извиняет отвесность
и забот паучка
 
постепенной стены остывает и краток
не спеша провожать пустыри и прогулки
словом всякий сюжет обречен и немолод
что твой войлок колючий альбом фотографий
под диваном без сна в темноте бахромы
ускользающих гамм и потерь лишь соседи
от трудов и щедрот а на деле стена
и довольно прохладно
 
к слову прежде любви было больше однако
Закройщик был тоже немолод я знаю
 
 
 
***
 
первородный всегда эти дрожь этот дождь
этот угол медвяный испарина блик
дрожь по капле драже леденцы этот крыш
предвкушенье зимы плен любви одеял
первородный пусть марля рыдает еще
тишина навсегда и не знает никто
первородный не знает ни мать ни отец
 
проступает по капле цепляется сон
простыни утонул и ноябрь и циркон
первородный всегда эти дрожь этот дождь
радость скоро теряет люцерна и явь
вне покоев и неба еще за окном
 вне покоев и неба иное живой
живых навсегда и не знает никто
 
эти лица ловцов и пальцы ловцов
и дед и отец за пологом полог
иных отражений отвесно стекать
небо ночью близнец  на булавках игра
 ворочаясь здравствуют и проникать
рукав и прохожий как будто живой
проступает по капле цепляется сон
облаков не касаясь бесцветной травой
 
я по счастью еще не родился  водой
утешаюсь не ведая слов и фигур
ловцов занимает другой петушок
бабы белым струится роддом в потолок
занимает другой колгота повитух
снуют и стучатся приветствуя брешь
по окнам зияя огни темных слов
по окнам жуки золотые дождя
 
я по счастью еще не родился  водой
утешаюсь не ведая слов и фигур
сплетенье побуду покуда водой
сплетенье побуду пока простыней
первородным пока предвкушенье зимы
 облаков не касаясь бесцветной травой
ожиданием снега
 
 
 
***
 
прощаясь каждый клен и каждый лист впечатав облака расходятся
прощая не себя вот вспомнил на просвет ладошки корь расходятся
и каждый шасть и шаг и шелест паутин и шепотная речь и окон
и мертвых окон облака болезнь бывает речь и хина
бывает хина порошок и корь и стыд но возраст растворяет
в рубиновом вине когда-то сквозняки и стыд  и радость
теперь закат безмолвною водой собачьих пегих стай и старость
бредет сопровождая мыльных пузырей сосновых игл как цапля
цепляя рам и трещины болезнь бывает просто осень
 
и черный борщ и речь и корь почуяв дождь друзья расходятся
поступки глупость в пустоте водой и дач расходятся
прощайте с Богом не спугнуть бы Спас рассвет не завтра
и дальше пишет что сошел во тьму и купорос и стерлось
и дальше пишет что сошел во тьму но боли нет и стерлось
само предчувствие болезнь лазурный если заглянуть не больно
ну милая запою быть уже запой и тишина и старость
уже остыли пузыри как видишь золото и отраженья
 
 
 
***
 
шкаф непременно не меняясь шкаф корабль еще такое слово каравелла
из детской ящик со стеклом стекольщик черный гость слепящих окон
или сосед или другой двоюродный принес беду и хохот в детстве все огромно
примчал одышка и тренога отражений и руин и птичка вылетает
принес игру и шепот взрослых тайн беда все засветло и линз и отражений
или иные взрослые их шерстяных их много брейгелевых стоп и звуков
пустая пасть постой мне ложь неведома и шкаф и таз с бельем огромно
и таз с бельем и круг и запах папирос Казбек и тень и шторы
и водяные знаки мыльный сон и сквозь туманы остров каравелла
сама покой и безмятежность и невдомек им детский мир обманчив
вздыматься совершенством белым Вавилон белья обманчив 
что мыльных пузырей игра и прочих обреченных красота пусть бабочек пусть петушок
и шкаф и гость и сладкий сон
 
был мыльным и кромешным пробуждение по окнам прошмыгнуть и плавунец
по окнам прошмыгнуть и плавунец и небеса и боле ничего так не бывает
порезы ссадин и углов и всадник брызг но это позже юность вдребезги и мёд
вонзиться ужас в поцелуй и там пропал шмелем но это позже юность
 
скользить щекой и пальцем выпивая явь и зеркало само пожалуй
скользящею щекой и пальцем выпивая явь и зеркало само покуда
так сам собою спрятан шкаф и осторожный мальчик
теперь разъединить запечатлев вам не удастся господин фотограф
не удавалось никому водой смывая отражение себя не смыть
забравшись в детской страх не утонуть в паренье господин стекольщик
 или сосед или другой двоюродный хоть сам веселый Брейгель
не удавалось нет но не отчаивайтесь юность поспешает
с воронами и колесом увы а вы собой пока запечатлейте
себя и Вавилон и прочих чужаков
 
 
 
***
 
еще подъезд ступеней голытьба ступая память
еще подъезд здесь жил и прожил память
вхожу ступать не шелохнуться лет шести всегда не больше
в подъезде всяком высота и потолок недосягаем
вся эта жизнь за сим громаден мел и каземат и ожиданье
громоздок наг лохань сам цинковый и гул и каземат
но детская белесость блики белый день надежда
вслепую по ступням шершавые подошвы проступают
такая радость собственно январь отсюда радость мама
и прочие воспоминанья
 
вхожу не шелохнуться лет шести не больше
здесь рябь и важно голубь заходил забудьте
казенное подъезд приют и предуведомленье
еще один странноприимный с лампочкой падучей
еще стремглав едва касаясь по весне забудьте
взмывал едва касаясь по весне забудьте
давно размыт и марля за окном забудьте
странноприимный и портвейн и стыд пропажа
и кулачки и язычок пропажа
 и невесомость за окном  забудьте
пропажа вечная пропажа
 
за сим громаден наг зрачки дверные
до обморока доведут по крайней мере 
то появляется то исчезает
то исчезает с лампочкой падучей
однако тишина навзрыд однако
 
все эти поцелуи говорится
вся эта страсть в парадной говорится
лишь отражения и эхо говорится
пропажа лестничный пролет
местами кровь и немота
так трактовали жизнь
 
нет повзрослеть пожалуй ни за что скорее спиться
инакое иное исподволь среди перил и бликов
взрослеть забудьте страшный весь на пятом этаже
где должен ангел ждать так трактовали жизнь
тяжелый теплый человек укутан как младенец
лежит укутан паром лет шести не больше
наверное бездомный или голова собаки
младенец или ангел или тюк с бельем и дышит
 
подумалось вот так же Мусоргский наверное
среди перил и бликов мчался неподвижен
не ведая перил и правил мчался
 
 
 
***
 
безвестие большое Иоанн большая тишина
большое солнце Иоанн вздыхая пыль сошло и прокатилось
споло’хи пыль большое сердце остывая спо’лохи золы
споло’хи пыль больное сердце как там у тебя споло’хи
вздымая пыль ступай голов одноименных голосов затылки
безвестие
 
вздымая пыль ступай голов одноименных голосов затихли
большое сердце Иоанн пожар сошло и прокатилось
остыло солнце Иоанн и успокоилось как будто
сказать по совести не ждали
 
Ершалаим  огней сплетенье медленное чесуча прощай
живое золото живых икон остыло сажа и прощай
лопатки то бишь плавники и прочее движение и слов
перста и крылья и стремглав и прочее и жажда
лечебных трав и казней что там у тебя еще и жажда
всё остыло
 
остыло словом улеглось эпохи мертвенное сходство  
пустыни пустошь отражение явила сущность хрящ и явь
история так кажется пустыни пустошь конников и караванов
и капля соли и усне
 
иные сон иное синь иное суть и соль и сны
сухие трав останки пригоршни кивки и жесты
и прочие приметы жизни полнолунье например
пустыни пустошь отраженье остывает сущность хрящ и явь
и сон и стыд остыло
 
прощай история покой надолго ль явлен
покой надолго ль явлен шествие следов и черепах
следов и черепах осмеянные два тысячелетья
читай окаменевшие прощай и облака и города
прощай и пращуров и петушок и золотые города
прощай Ершалаим огней и запахов сплетенье
прощай привал болят колени
 
жилище пусто и покойно Иоанн затишье
конечно можно было б черепаху приютить
но это уже было в детстве уже было хорошо
теперь зима
 
белым-бело так называемая выбеленная потолок 
события так кажется точнее отголоски
дрожащих в окнах неопознанных зрачков
погашены огни
 
за окнами январь струится неподвижно
дрожащих Иоанн неузнанных без слов
и тишина жемчужная и плёночка на чае
и узелок на паутинке бывший паучок
признаться ни конца ни края
 
 
 
***
 
иже перил и лет иже забот и позолот
в стенах просторно бледный возраст
такая постепенная стена и бледность
уже немноголюдно но людей хватает
людей ступеней бесконечность поступь
но все равно немноголюдно
секунды оторопь потушен тишина
смеркается недвижим мир
иже молчание не плен но зрелость
 
иже молчание не плен но зрелость
пустот и синевы и голытьбы и нега
иже не слепота но если глаз не закрывать
такое кажущееся движенье
свеченье пожилого человека
такое постепенное свеченье
а впрочем потолок недвижим  мир
 
сверчок и дудочка трубач и забулдыга
любой на тросточках и похорон и нега
мелодия тесемки поцелуев
иже остаться замереть и умиляться
застиранные пелена и крыл
ступени лесенка такая белая ослепнуть
придется рано или поздно возраст
ни прошлое ни будущее бязь и зябь
мелодия не сразу проникает возраст
не звук скорее память звука
 
иже любовь иже слова повыше
ну вот забылось тишина прохлада
 
в стенах просторно все готово
сверчок и дудочка и медный запах 
жизнь обречен и краток звук прохлада
прохлада слава Богу врач и  восхожденье
 
а был еще пронзительный Володька
такой вихрастый по ночам звонил
 
конечно синева уж это непременно
хотелось бы по крайней мере
иже играют хочется не скрою
сверчок и дудочка трубач и забулдыга
играют далеко что и не слышно
молчу и слушаю и нега
молчу и слушаю и тишина
 
молчу и слушаю и представляю
играют пузыри рубах прохлада
следы звенящие без звука звуки в прошлом
погасших позолот и сквозняков и нега
невидимых огней и медленная жизнь
на пять четвертых как у Дезмонда вестимо
в пустотах вечность светится вестимо
 
 
 
                                               Нине Садур
 
 
не сразу бедствие иль благодать и сонм и явь
развернув хлябь и ширм не сразу заглянуть
улиток торжества средневековье
но заглянуть и улыбнуться
на пять минут на шесть минут гроза
 
разверзнув смерть крылатый заглянуть
ненадолго и в мельницу вернуться
 
неспешно отворяет дверь и свет
и удивиться постоянству
и вод и молнии пометить  улыбаясь
скорее грустно улыбаясь
 
не сразу путники и хляби
смешается улитки стеклодув
улитки пузыри и топтуны
еще стеклярусные нити
и толстый мельник мальчик поднебесный
 
босые пятки все босое
при гром небесный суета не приведи
но мельница молчит пока и мельник
 
там наверху чугунные шары игра
Отца приговоренных к небу
грехи и валики ворочать
и гоготать но это позже
когда закончится молчанье
 
бесшумный в ночь горячие сады
перед грозой отчаянно зевают
разверзнув обморок тяжелых яблонь
и голоса застыли ожиданье
несчастье неподвижных мельниц
и толстый мальчик мельник поднебесный
 
еще поэзия как ливень или оспа
молитва ж ожиданье ливня
вдыхает молится не всякий
вдыхает свет
 
перед грозой отчетливей средневековье
и солоно и высоко и медленно и тесно
про что там эта жизнь и та и эти
покорно навсегда  такой предсердный
еще улитки копошатся
непреднамеренная жизнь
 
а был июль и облака
босое все и вертикаль и гречневый Илья
горчичных облака сочащееся Богом
таков июль всегда теперь не знаю
теперь разбужен сад душа
 
про что там эта жизнь и та и эти
отверстый милость страстотерпцы
непреднамеренная жизнь
 
заплаканный и вымокнет и поделом
обратно в мельницу и на колени
 
при чем здесь жизнь и та и эти
гром образумит утверждая крест
теперь зола и свет и наблюдает
всегда овал всегда хотя бы мельком
в молитве остывающий зрачок
 
 
 
 ***
 
смысл серебра и слякоть путник пропускает
пред тем как сделаться прозрачней непогод
в особенности сквозняки простуды и рубахи
в особенности невпопад и синяя вода
и путь и плоть при очуждении теряет смысл
и не оговорить себя без слов нет не шагает
летит стеклом и брызг и клавесин
 
летит роняя чешую глаголов голоса
без слов лет больше нет холодный выпил
холодный звук холодный день холодный город
поскольку пустоты и смальта небо сморщен смысл
и птенчиком мизинец смерть теряет смысл
всегда щадит своих беспомощных младенцев
сияет голенький нет не летит мерцает
 
и дом и речь при очуждении крошится
уже погашен обморок и меркнут домочадцы
похмелья полотенца и порезы путник
уже холодный сбрасывает суть и возраст
кибиток лестничных  друзей и керосин
возносится в просвет ныряет новый дрозд
и крыл и глаз при очужденье  Хармс мерцал
 
 
 
***
 
перед сном нараспев золотой Вавилон
столпотворенье кочующий жар
кто когда понимал чудо жизнь и когда
не сказать обреченность но некий провал
жерла дыр жерла ног жерла сад бывший сад
 
покружись весь в локтях остывающий зол
столпотворенье кошачьих янтарь
жизнь подвижна красотка ветшает спина
отгремел горизонт и напрасны труды
горла Юг горла речь горла птиц бывших птиц
 
не кричи отпускает кошачий песок
жизнь ветшает красотка прости это страх
столпотворенье отверстий и стоп
вот и весь поцелуй вот и весь Вавилон
нашатырь бездна  страсть бездна стих бездна жизнь
 
 
 
***
 
жизнь медленный испуг неизлечимый
содружество глотков немного неба
неведомо я знаю
 
жук полдень медленно описывает жук попытка
сплести из тени ослепительный венок
кому узнать неведомо зачем
достичь глубин неведомо кому
сплести петлю как свить гнездо
поэзию  и златоокого жука
 
полос слепящих чувства истлевает
зазор глотков терпенье черен жук в свеченье
остатки бокового зрения
останки зрения еще надежда
чрезмерна надобно иметь в виду
 
чрезмерна и невидима как леска
артерий нитей голоса что не пускают
проникнуть завершить себя и круг
постичь предел  неведомо зачем
стремленье солнце задержать на ощупь
неведомо я знаю
 
не успевает запад расторопнее и солнце
тяжелое жужжа соскальзывает солнце
дразнясь жужжа двоится ускользает
отсчитывает бесконечность притяженье
навек  не завершенных форм и предвкушенье
следы жука подрагивая  и прохлада
рай отражений и стрекоз
 
ну вот покинул тельце остывает оболочка
еще желаннее июль и полдень навзничь
невесть обещанное возвращенье
жизнь как обещанное возвращенье
беспечный блеск  и луж
 
 
 
***
 
наблюдающий сумерки лев и сосед
осторожно открыть водопой и четок
невесомости час оба пьет осторожно
каждый сумерек грива и логово век
 
грива дым папирос обесточенных трав
отказаться от царства услад и бесед
осторожное время  смирен невесомость
запах сумерек трав претворен пригубить
 
наблюдая терпенье в ознобе окна
неподвижной реки слюдяной и студеной
слабость счастье тяжелое вечного дна
верный сон отраженье любви и охоты
 
опрокинуться тень подышать глубиной
пустотой деревень укрываясь саванн
не приснится не вспомнится когти и псы
и белесые саваны кровопусканье
 
счастье спирт голубой и бессмертной души
испаряется тьма безвозвратно
 
 
 
Бессонница
 
 
но теперь для забвение слов и забот
но теперь сквозь пейзаж  проступает зима
проплывает  рябит  океан за окном
 
при таком-то свечение за стеклом 
можно просто закутался и лежать
точно Нансен закутался благодарю
ах как было бы хорошо
 
но покой как и Север укус на просвет
за беспечность  охотник и стая увы
источает звонки замерзающий слух
 
одноклассник бесцветный иль только пальто
точно Нансен закутался только стоит
я тебя не любил так зачем ты ко мне
не пришел позвонил точно драка в снегу
 
телефон бесконечен в  неправде теперь
всё узнал и разрушил серебряный фрам
отражений не тает ни взгляд ни окно
остаются ладошки зимы навсегда
 
 
 
***
 
отпуская на волю неволя темнеет теряет во сне
повисая исчадье надкушено яблоко солнце вины
отдаляясь темнеет цыганское сопло мираж и душа
гулкое солнце прощается ветреных вздох и отваг
медное дно житие и свечение брынз и вина
медное дно каменеет испарина ревность и брызг
оставляя немым немота и свобода немыслимых  слов
 
цепенеет волнуем тяжелым дыхание пар поезд’а
неподвижность зеркальные окна спальня и дни
птиц и стрекоз траектория сумерек и вертикаль  
небывалая ясность и нежность влажных молитв
замирая грядущим туманом кладбищенских трав
предвкушение прошлого  счастие до белизны
оставляя немым немота и свобода немыслимый звук
 
 
 
***
 
катаясь перекатывая по бесчисленным по поле битв по пляжу
из черных тел слоистых гнезд хитросплетенье жажда жизни
так называемая жажда жизни запах молоко и близорукость
уключины ключиц ряды мясные запах молоко и близорукость
война и пляж и времена песок и замки из песка особенная жажда
а также страх особенная жизнь из жизни шепот солнц и отраженья
и прочие картины беспричинности и сожаления
 
по окнам также лавочки засиженных дворов мерцающие волны
чугунный  маятники плавники события саднит
чугунный чертыхаясь маятник саднит и источая
прощаясь желтых близорукость тлеющие окна окись или
окопов фосфор обжигающая пыль но это позже
окопов фосфор обжигающая пыль очередей коленопреклоненье
и прочие картины детства населенного и там песок
со временем мечта о море морщится как пленка и война
 
не волн но валики глотая всё по кругу всё по кругу
вот вот локтей коленей обжигающая тротуаров и бесед
язык нам дан бездонное без времени бикфордов шнур желанья
превозмогая шествие погрешность тротуаров и бесед по кругу
превозмогая пустота вечерняя трамваи и бесед по кругу
невнятных женщин и мужчин себя превозмогая заиканье
заики на войне поют и вообще поют а рыбы глохнут неподвижен
покрыт испариной одновременно мир и войн солнцеворот
и жажда и испуг такое сочетанье
 
домой скорей домой пощады и домой добраться навсегда
в себе сокрыться в собственную плоть и лето как младенец
исчезнуть до наперекор не покидая чрево и покой и отвернуться
в себе сокрыться без предметов и событий здесь безлюдно
альбом семейный полон рам и дыр упрек и наказанье
чужие лица сам младенец вывернуто наизнанку
чужие лица сам младенец вывернуто дыр и глаз
итог трудов и совершенств
 
пусть лишь бы не было войны и прочих кровяных телец и страха
коль скоро беспричинна жизнь закрой альбом глаза
как к тиграм закрывают клетку и уходят
слепая жизнь животные морские тоже близоруки
не волн но валики судеб тот самый ком и комья трусость
морских животных сухопутных рыб и органы и отпечатки
желчь солнечная ночь по сути кровь врага и друга отличить
не представляется возможным в чем величие и глупость
 
движения от старости до крик новорожденного морока
еще замечу выводы и имена и прочие ловушки
бикфордов шнур надежды ни начала ни конца
гортанный страсть и сонм и пожеланья сгинуть долго жить
 не волн но валики глотая всё по кругу всё по кругу
сплетенье ночь сплетенье день и желваки терпеть и прятать
терпеть и прятать плач доподлинный и мнимый аккомпанемент
движению голов обугленных эпох всего-то мокрый ветер
играет головами и судьбой
 
домой скорей домой пощады и домой добраться навсегда
в себе сокрыться в собственную плоть и лето как младенец
в себя как в брюхо убиенного поглубже только б выжить
 воистину апофеоз трудов и совершенств и плод и слава
апофеоз трудов и совершенств сияющее в анатомке
где шевеленье женщин и колен неизъяснимы
по окончанье вечный пляж
 
 
 
Колыбельная
 
 
и всякие леса и двери и порог
полог дышащий мутный след
укрытие затепленных шагов
безлюдно позади и впереди
в бега в луга и камыши
путь близорук и отраженье
безлюдно и едва-едва
дорогой теплых трав и темных трав
босой и сизых камышей не зябни
тяжелый колыша и близорукость
не бегство но дыханье затаив 
след лодочный усталый взмах
и всякая вода согбенный вечер
из тишины за пазухой и зов и память
и зеркальце колышится трава
гамак дневной полночный просветленье
дневной полночный беспощадный свет
и свет и крыл и сов полет
летит летит летит летит
при сотканной из снов и на просвет
при сотканной из трав и насекомых
при пёс не поднимает головы
при лес все сновиденья близоруки
по грудь в воде такая вечность
такая купорос и рай и ад
и лун полночный покаянный звон
летит летит летит летит
без звука прятки обморока звон
шуршащих шествие скользя и сов 
и прочих крон рукоплесканье
сухое мех пернатых перьев
из тех далеких и неведомое зов
едва касаясь темени и стыд
в воздушных промежутках дни и жизни
и стыд и стад сомненья далеко
и жизнь и близоруких куполов
идут идут идут идут
 и блики в рукомойнике  и города
хор мальчиков чудовищных обид
хор мальчиков чудовищно безмолвных
расщелин бытия и те же рыбы
серебряных и мутных теснота
расщелин пауз и молчанье и леса
длиною в обморок сомкнув уста
идут идут идут идут идут 
и ты ступай не всматривайся веруй
 
(Окончание следует)

 

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка