Комментарий | 0

Меншиков

 

Поэма

 

М. ван Мюссхер. Портрет А. Меншикова, написанный в Голландии во время Великого посольства. (1698).

 

 

 

Вступление
 
 
Пора! Италии тепло
И Ренессансные просторы,
И Арно бледное стекло,
И в голубых платанах горы,
И свет, и заросли олив,
И вилл кирпичики на скалах,
И быстрых ласточек извив,
И неба синие провалы.
Каррарский мрамор; долота
Железный звук и Санта-Фьоре,
И Микеланджело Пьета,
И жизнь просторная, как море...
И щит, расписанный шутя
Да Винчи, кущи Алигьери,
И всё, чем тешилось дитя,
Глазам и веря, и не веря.
Всё, что оставило рубец
На сердце, заставляя биться, –
Пусть отдалится, наконец,
И в блеск зимы преобразится.
 
 
 
            1.
 
 
Заносит вьюга скользкий путь.
Спешит возок и вязнут сани.
Не может Меншиков уснуть
В дороге тёмными часами.
Не спят и дочери его,
На пальцы хладным паром дуют.
В окне не видно ничего,
Селенья бедные минуют,
Леса, заснеженную степь,
Холмы, окутанные снегом;
Вверху – белёсых тучек цепь,
Луна, измученная бегом:
Метель утихла и светло
На небе звёздочки мерцают.
Вот утро тихо наступает,
Несутся кони тяжело;
Петра любимец засыпает...
Ему не снится ничего,
Уснули дочери его
В платки укутаны по брови...
Как звоны с зимних куполов,
Дорожной погремушки зов –
Кандальной жалобы суровей...
 
 
 
            2.
 
 
(Сцена из всем известного кинофильма)
 
 
«Садись за стол, чем бог послал,
Любезный Александр Данилыч!
Как жив-здоров? Что приключилось
С тобой – из писем я узнал.
Ну что же, все под Богом ходим:
Сегодня куш, а завтра пшик.
Будь мал, да дорог золотник,
Не в сундуке, а в обиходе…
Не злись: Демидов не таков!
Я на тебя любя пеняю…
Вот я, к примеру, отливаю
И серебро, и пушки; нов
Мой способ, а моя монета
С лихвою обошла полсвета.
А ты? Что сделал для царя
И для отечества – благого?
Прожил, Данилыч, право слово,
На Божьем свете ты зазря».
Петра любимец поперхнулся,
Вино на скатерть потекло.
Легли морщины на чело,
Он как-то странно изогнулся,
Привстал и плюхнулся без сил:
«Покойный царь меня любил,
А я – его…», – И тут запнулся.
 
 
 
            3.
 
 
Что, Александр Данилыч, вдруг
Поводишь острыми плечами?
Не жжёшь свечи, от жалоб вьюг
Не спишь холодными ночами?
Где верный друг твой и жена?
Скажи на милость, где она?
Опалы не снесла безбожной?
В чужой земле погребена?
В какой могиле придорожной? –
Жена по милости Петра
И по его суровой воле...
Один сидишь ты до утра,
А вьюга воет... В дальнем поле
Уже звонят колокола.
И дочь Мария дорогая,
Царька обручница былая,
Жива ещё, не умерла.
 
 
 
            4.
 
 
Придворный конюх и капрал,
В беде живя наполовину,
Образования не дал
Смышлёному отроду сыну.
 
Всучил пирожнику «сваво»,
Чтоб пёк он пироги и булки…
Нередко видели того,
Торгующего в переулке.
 
А пироги на всякий сорт –
С грибами, луком, чечевицей...
Приметил адмирал Лефорт
Его на площади столицы.
 
Сообразительный юнец
Не долго угождать учился, –
Из денщика он, наконец,
В «Петра творенье» превратился...
 
Дарован юный Петербург
Герою бранного Азова;
Ловить и слушать каждый звук
Его – Лифляндия готова.
 
Рукой причудливых судеб
И мановеньем исполина
Он вознесён, как некий герб,
От сдоб – до герцогского чина.
 
Теперь он статный дворянин
И князь Империи и Рима,
И в государстве он один
С Петром и зримо, и незримо.
 
Крушенье гетманских надежд,
Сраженье жаркое Полтавы, –
Всё в поле зренья зорких вежд
Полуправителя державы...
 
И души смердов, и казна
В его простецкой, хитрой власти.
Как будто Русь подчинена
Генералиссимусу счастья.
 
 
 
            5.
 
 
Покуда головы летели,
Катясь с кровавой плахи в снег,
Петра любимец в самом деле
Ни разу счастья не избег.
 
Гораздо меньшие проделки
Чинам вершили приговор,
И даже сущие безделки
Вели на плаху под топор.
 
Рубили головы; на дыбе
Годами оставляли тлеть
Тела, подобно мёртвой рыбе,
И кости, тощие как клеть.
 
Стрельцов казнили больше тыщи,
Везя в повозках, в две свечи...
 
Москва, гниющее кладбище,
Кровавые хлебала щи...
 
Клала на мачтовые сосны
Затылки голые стрельцов –
По пятьдесят, и на помосты
Вела кровавых мертвецов:
 
– Что, жив, Кирилл?
– Да жив, Никитка,
Вот только шея горяча;
Намокла в кровушке накидка,
И голова долой с плеча...
 
– Ну не беда! Пойдём походом,
Добудем головы врагов...
 
И шли стрельцы окрестным ходом
Под гуд и звон колоколов...
 
 
 
            6.
 
 
Мария Гамильтон прелестна
Вся в белом шёлке... К палачу
Сам царь ведёт её любезно,
Как к равнодушному врачу.
 
«Нельзя помиловать: закона
Целящий меч вперёд всего!»
Роняет голову горгона
На камни сердца моего...
 
Её за волосы подъемлет,
Целует в губы царь, потом
Бросает в грязь её на землю.
И осеняется крестом.
 
 
 
            7.   
    
 
Поставят в колбе рядом с немца
Прелюбодейной головой
Главу убивицы младенца
Молчать и плавать – как живой...
 
Всё пережил казны хранитель,
Карманник, грубо говоря,
Чужих расправ сторонний зритель, –
Казну и казни. И царя.
 
    
            8.
 
Событий таинство удвоив,
Немного времени пройдёт,
И будней дерево сухое
Листвой легенды обрастёт.
Широко дуб зазеленеет,
Задышит порами кора...
Любимец грозного Петра
Давно не потирает шеи...
Он с войском приступом берёт
Оплот предательский Мазепы,
Везде драгун его полёт, –
И конский топ, и храп, и пот...
И нет такого плана, где бы
Судьбы не знал он наперёд.
 
В столицу новую – и с марша,
В туманный город и сырой!
С царём братается фельдмаршал,
Стуча немецкой ендовой.
На брудершафт и за победу
Над Карлом, надоевшим шведом,
Парик проевшим – и потом
Над хитрым внутренним червём.
Они братаются, и фляжка
Походной водкой не полна.
«Целуй, Ижорский Алексашка,
Царя, окончена война!
Державе русской пригодился
Простой с капустой твой пирог!
Ну, пей, покуда не напился!»
«Напился б, царь, я, если б мог...»
 
 
 
            9.
 
 
Давно от пленницы ливонской
Молвы остался лёгкий след.
Давненько Марты нет Скавронской,
Невесты Меншиковой нет.
Зато Петру рожает сына,
И в залах нового дворца,
Пышна, цветёт Екатерина
Любимой куклою «отца».
И тут наш Меншиков на месте,
И тут он другу угодил.
Сказал: «прости» своей невесте, –
«Тебя я, Катя, так любил!..
Иди к царю и будь подругой
Ему во всём, везде, всегда...»
Поцеловал невесту в губы –
И отвернулся: «Вот беда...».
 
 
 
            10.
 
 
Как угасает к ночи море,
Великий государь угас.
И в Петропавловском соборе
Его отпели в добрый час.
Царица правит государством
Петровым тридевятым царством,
Где умный Меншиков – король:
«В императрицы? Ну, изволь...»
 
Как долго властью наслаждался
Придворный в мантии царя?
И как же глупо он попался,
Привычке злой благодаря!
В карман, распоротый камзола
Отправил триста он рублей,
Не донеся и до дверей
Петра, наследника престола.
И принц в четырнадцать годков,
С подачи нечисти дворцовой,
Услал «царя» и был таков –
Всего за сотни три целковых...

 ____________

 

Василий Суриков. Меншиков в Берёзове.

 

 

 

 
Берёзов – город не велик.
Вокруг леса, сплошная тундра.
В дому бревенчатом старик,
Дубовый стол – и в склянке пудра...
Мария, старшая его,
Уж год прошёл – лежит в могиле...
Старик не помнит ничего
Из тех времён, когда был в силе.
По лавкам – дочери; в руках
У младшей спицы, а у этой
Расход записанный и смета
Церквы, что встанет на холмах...
 
Счастлив любимец государя
Берущий слёту города,
И на пиру в хмельном угаре,
В нагрудном золоте всегда;
Легко бросающий червонцы,
Легко берущий из казны,
И просиявший, словно солнце
На небе царственной весны.
Счастлив поднявшийся из праха,
Опорой ставший крепостной,
Кого чурались дыба, плаха
И жаждал титул наградной.
Чьей вдохновлялся царь любовью,
Кого, как совесть, он хранил;
И тот счастлив, кто малой кровью
За славу – ссылкой заплатил...
 
Но чем убит старик счастливый?
Полузакутанный в тряпьё?
Зачем сидит он молчаливый,
Не славя счастие своё?
О чём молчит? Зачем тоскует,
Не спит и бредит до утра?
Зачем мечта ему рисует
Столицу юную Петра?..
 
 
 
15-17 июня 2017

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка