Поэзия

***
Меж век и вечностей уходит миг.
К стеклу стекающему взор приник
И сам стекает звонкой пеленой
В мир суеты, который нам с тобой
Делить и смешивать и с трутом, и с вином.
Но якорь-сердце в омуте страстей
Тебя заставит думать об ином –
О тишине молитв под сенью дней –
О тишине любви за гранью дней.

 

 

 

 

***               

Мой нотный стан – расшатан гривой волн
Прижат к устам – судьбы перст и терпенья
Когда Адам – сияния был полн,
Но не восстал – на духа искушенья,
Нам завещал – в незыблемом смиренье
Вести сквозь стан – морских волков свой челн
И неустанно – славить Провиденье,
Чтобы настала – ночь Богоявленья –
Ночь Рождества – Христа.

 

 

 

 

***
Мир обретает бесконечность – в слове
И сокровенность в сочетанье теорем,
А высказанное тонет, как в мандорле
В благоуханье тайн, философем.

 

 

 

 

***
Вечерний ангел твой благословил малину
Румянцем предзакатным рдеть
Стоптав калиги лишь наполовину
Мы не зовем ту, имя коей смерть,
На зов наш отзывается кукушка,
Куют кузнечики подковы тишине.
Одной ли мятой пахнет смятая подушка,
Когда благоухает жизнью ангел в тонцем сне.

 

 

 

 

***
Четыре опахала – и аромат.
Зависших пчелок жала – преобразят
Белесых листьев лепет – в медвян экстаз.
Жасминовая лепта – на Первый Спас.

Св. Феврония Муромская
В хоромах ли в палате – вы поете,
Княгиня, «Испола Итте –Деспота».
Но в ряске лилией – вблизи лампад
Сто крат счастливее, – чем средь палат.

 

 

 

ТИХВИНСКАЯ

Чувств свора – мирно издыхала.
Папоротник споры – сеял опахалом,
Склонившись грудью многолиственной
Пред ликъ Явленной и Таинственной.
Зрел яблоками зрелыми от слез,
Ушами внял припавших к почве рос,
Безмолвье приручая, словно птицу, -
Чувств обретал простую пятерицу.

 

 

***
На пепелище солнечной мечты
Дом возвела Надежда.
У девы испиты черты
Слезами и любовью безнадежной.
В хоромах исчезая льдинкой
И растворяясь в хрусте стен:
«Не забывай меня – твоя я половинка,
Я для тебя пожертвовала всем».

 

 

 

 

***
Для Павла и Петра – ни эллина, ни грека,
Окно в Европу и Мальтийский крест
В иносказании апостольского века
Апостасийствует имперский интерес.
Из благодатно-царских ран
Ни ариев, и ни славян,
А тех, чья кровь всегда солима
В предгорьях Иерусалима.

 

 

 

 

***
Филологичен филигранно быт.
Картофель почитает свой мундир.
Стакан с стаканом о надсущном прозвенит,
И каждый вспомнит, что он капельку потир.

 

 

 

***
Святитель Отче Сергию,
Прими меня Домой.
Боль горестно-усердную
От глаз людских сокрой.
И научи дыханию
С Твоим дыханьем в лад.
Пусть скажут: «Бездыханная,
Тебе катиться в ад».
Омый мне душу серную
Крещенскою Водой.
Святитель Отче Сергию,
Прими меня Домой.

 

 

 

После грехопадения – (моя окна)

 

Из пен – выходит Пенелопа
Из вен – узоры для салопа.
Вы износили его плотью
И иссолили весь страданьем.
Уходит время в ночи синие,
Как будто начерно живете.
Но что прекрасней ожиданья
В ветхозаветной скинии?

 

 

- Казанская – 21 июля, понедельник

Никому не уйти от солнца
Ни грибам в бронзо-лиственных латах
Ни ночам, хвоей дышащим в лапах, -
Чрез щекотные иглы свет льется.
Чувства сбросили ветхие ризы
Благодатью плоть разбивается
Но огнем веют райские бризы –
Все сгорает, что не обновляется.

 

 

***
Я не люблю змей и луну, – я, прах и пепел, -
Она моря и сны волнует, – а свет не светел.
Но я люблю среди свечей – икон сиянье
И для опущенных очей – привет молчанья
От той смиреннейшей лампады, – что при вратах.
Я, пепел, чающий прохлады, – я, бренный прах.

 

 

 

***
Пойдем, любимая, пойдем из этих мест,
Здесь слишком высоки и сочны травы.
Овечка милая траву пустыни ест,
И сладко молоко на славу.
В роскошной нищете нам весело вдвоем.
Простором нам не жалко поделиться,
А в лютый полдень машет нам крылом
Святых обетов благостная птица.

 

 

 

***
Все сделаю наоборот:
Средь гнева нежностью согрею,
А там, где кара гнезда вьет,
Лишь обойму и пожалею.
«Кто милости достоин – трутень, плут? -
Мне скажут. – Все в согласии с законом»
Очнись, душа: Суд Божий. – Божий Суд!
И всех прости последним, светлым стоном.

 

 

 

***
Я мою окна всем соседям,
Я не люблю, когда мир бледен.
Сокройся бледность вся в коне
В апокалипсической броне.
В простор квартир подслеповатый
Сирень стучалась виновато
За то, что быстро отцвела.
А вот и вишня подоспела,
И как румяна и смугла,
Она вся в комнату вошла
И от смущенья обомлела.

 

 

 

***
Мама, мама, о чем ты вздыхаешь?
Все ты чувствуешь – к счастью, не знаешь.
В горе с Богом я – каплю одна,
Ум в одиночестве, как в пеленах:
От нетерпения мучима бременем.
Бьется сердце в иконостас.
Мама, мама, это лишь время -
Может, иной станет вечность для нас?

 

 

 

 

Покушение

Я заменю тебя собой
Дарю здоровье, свои силы,
И чуть приметною тропой
Сойду в забытые могилы.
Тебя ждут радости удач.
Господь спасет тебя, помилует.
Ты только обо мне не плачь –
Так будет легче слечь в могилу мне.

 

 

 

***
Гранат разломлен – впивает свет гранат,
Грустит алоэ – и он цвести был рад.
Он ловит обруч – из бликов острой тенью:
О, мой сородич, – отдам все за цветенье.

 

 

 

***

 

Никогда не видала мужского лица –
Свет в зерцалах –
Истомлено стоят у резного крыльца
Стражи в забралах.
Средь бессонных молитв стану прясть без конца –
Пальцы все в ранах.
Научиться бы мне не бояться жреца,
Жадных кинжалов.
Палача возлюбив, как родного отца,
К небу взывала,
Чтоб страданье, страшившее и мертвеца,
Не устрашало,
Чтоб с любовью бесценной дождаться венца
В сладостных жалах.

 

 

 

***

 

Кузнечику холодно – спать в росе,
Из жухлого золота – дом осел.
Пчела отопьет – сухим хоботком
Вечности мед – с первым ледком.

 

 

 

***
Пыхтя прилежно – медведь понемногу
В осеннем валежнике – роет берлогу.
От душной бессонницы – бреда в кошмаре
Укрой, Богородица, – норы всей твари.

 

 

***
Трудно быть тоньше и чище руна
Агнца, возлегшего на рамена
Пастыря Доброго.
Господи, душу мою истончи
Внять, как в Раю заиграют ключи
Из слез Преподобного.
Только душа остается глуха
И не идет на зов Пастуха
Близ логова злобного.
Пастырю, Пастырю мой, позови,
Видишь, копыта истерты, в крови
У овна безродного.

 

 

 

***

 

Болиголова пенное цветенье
И мякиши просроченных грибов.
Боль в полдень умалится вместе с тенью
И навсегда исчезнет средь лесов.
А терем в храм преобразится по наитию,
Чтоб птичий теререм воспеть Святителю.

 

 

 

***
От горя у лютни – слух абсолютней.
Как не рассеять – дар средь веселья.
Свадебным соло – спеть баркаролу
В чистом мажоре, – вымытом в горе.

 

 

 

***
Прохладное море – горячий песок.
Рыцарь в дозоре – до нитки промок.
От грозных прибоев – ракушечный клад
Песчаные вои – весь век сторожат.
И кажется им, – что крепость из ила,
Как древний Салим, – века покорила.

 

 

***

                Память Св. Серафима

 

Плоть, словно молния, зигзагом
Прорежет грозные года.
Вернуть бы эллинский гекзаметр,
Пастушек, сонные стада.
Но все как будто на излете,
И все немного впопыхах.
Мой друг, вы за себя живете,
Или за вас – и тлен и прах?

 

 

***
Как у рептилии больной
Язык безмолвный праху внемлет, –
Так плот свечной тугой волной
Нас к небу не затем подъемлет,
Чтоб, как амброзия сладка,
Текла кафизма с языка,
Но чтоб острей огня и жала
Плоть с духом слухом пронизало.

 

 

 

***   

           Память Св. Пророка Илии

 

Среди осенних запахов
Любовный вздох апреля,
А мы ложимся за полночь,
Чтоб не растратить время.
Пусть в ароматах персиков и дыни
Оно, как мед жасминовый, застынет.

 

 

 

Ахматова

Христос, Ты вырываешь жало
Из поэтических грехов,
И плоть отверстая дрожала –
Ей больше не писать стихов.
И в строгом обретенье лика,
Как колос, я, иль звук сухой,
В котором страсти нет и крика,
От боли, вспоротой сохой.
Как странны сладкие желанья
И жгучей вечности привет.
Нам всем брести тропой изгнанья,
В край, чуждый лучшей из планет.
И, пережив боль забыванья,
Там станешь ты цветок и плод
На крестном дереве познанья,
Что в нимбе радуги, у вод.

 

 

 

***
В прохладе счастья бесконечной
Улыбка ли, касанье рук
И символичней, и сердечней,
Но если змей сомкнет свой круг,
В веригах миримся мы с болью
И ловим каждый взгляд и звук,
Чтоб напоить его любовью.

 

 

 

***

Когда безмолвье длит обряд,
Ночь пряно разлита,
Затеплит огоньки лампад
В густой траве чета.
В каливе светлячков брегет
И китежский монах,
Пришли и мы на дивный свет,
Преодолев свой страх.
А время, потеряв наш след,
Безвольно гложет прах.

 

 

 

Спящая Красавица

Зачем меня одели в саван?
Покрыли легкою чадрой?
Как страшны ночью стуки ставен!
И бред морозный: муж, чад рой.
Увидишь зрелища ристалищ
За деву; гадин поединок.
Они исчезнут от креста лишь,
Сплети же четки изо льдинок.
Из сказочной могилы лестной
Ни Ева я, не первопредок,
Невестой кроткою воскресну,
Молясь о тех, кто смерти предал.
Бросаю в омут плод раздора.
Мир благодатью осиян.
О, как нелеп в лучах Фавора
Лукавой власти талисман.

 

 

 

***
Когда печальных дум – вино вновь бродит
Молитва мне на ум – одна приходит:
Прости, что горяча – в ночах бессонных
Казалась мне свеча – молитв и стонов, -
Так искриться лишь лед – огнем бесплодным.
Бесстрастен небосвод – чехлом холодным.
Но из последних сил – как лебедь оземь.
Прожги ночь до светил – последней просьбой.

 

 

 

В Египте

Легка дорога – коль мир велик.
Есть у порога – предвечный лик.
Серо и сиро – чадит рассвет.
За гранью мира – пустыни свет.

 

 

 

***
Жду ангела в свой дом из тростника
Из горькой пены треволнений.
Сожмись от горя сердце-истукан,
Стучась о Божьи тайны со смиреньем.
Жива покуда – верю чуду
И, вышивая мир утраченный,
Я долговечней его буду,
Пока густеет в одуванчиках
Роса и тающее солнце.
Жду ангела, и ветер жмется
К лачуге горестно невзрачной.

 

 

 

***
Не то же ль солнце благодатью,
Елеем, благостной ракией
Стремилось раны поливать
Мартиросам Каппадокии.
Все той же памятью беззвучной
Лучи стекают на гортань:
Вот Матерь-Дева и Обручник.
Но где ж моя святая дань?

 

 

 

Иосиф Прекрасный

 

Безводный колодец, – как чрево кита,
Пустыннопроходец – верблюд рядом встал.
Достанут со дна – над коим звезд проседи
Грустят, как одна, – о кротком Иосифе.
От рабства искупит – лишь проданный в рабство.
Иду, как преступник, – потомкам дать царство.
А солнце как рана, – и дух мой изранен.
В хвосте каравана – пою «Шма Исраиль».