Миф о человеческом достоинстве (2)Александр Павлов (03/09/2017)
Сизиф
Как он был наказан – известно, его наказание в позднейшие времена даже стало предметом философских размышлений (А.Камю) и психологических опытов, в которых, в частности, Ю.В.Грицков пришел к выводу, что однажды Сизифу удалось-таки закатить свой камень на вершину. Он посидел рядом с ним, выкурил сигарету, и, осознав, что жизнь, вдруг, утратила смысл, спихнул камень ногой и побежал рядом, чтобы снова закатывать его наверх. Наказание, таким образом, ясно, но в чем заключалось преступление? Древнегреческая мифология выдвигала разные версии, в большинстве которых и сама сомневалась. Например, версия о том, что Сизиф был истинным виновником рождения Афины Паллады, которая, как известно, появилась на свет из головы Зевса, да еще сразу в полном боевом снаряжении. Дескать, дело происходило так. Зевс прогуливался вокруг своего дворца, а за углом его ждал Сизиф с большим бронзовым топором. И как только Зевс проходил мимо, Сизиф этим топором сделал у него в голове дырку, откуда сразу и выскочила Афина Паллада в полном боевом снаряжении. Эта версия не нравилась уже самим грекам, она слишком мультяшна, и явно нарушала основной принцип древнего права – равное воздаяние. Если бы вина Сизифа заключалась именно в этом, то Зевс, скорее всего, развернулся бы в сторону Сизифа вместе со своим кулаком, сделал бы у него в голове точно такую же дырку, и посмотрел бы, а что выскочит оттуда. Нет, вероятнее всего, преступление Сизифа состояло совсем в другом. Одна из наиболее правдоподобных мифологических версий заключается в следующем. Дело, видите ли, в том, что Сизифу очень не хотелось в Аид. Аид, вообще, неприятное место: пересекаешь Лету, и у тебя напрочь отбивает память. И носит потом тебя весь космический цикл по Аиду как пушинку одуванчика, и мечешься в бессильных стараниях что-то неведомое вспомнить. И не знаешь, ни кто ты таков, ни откуда явился, ни зачем живешь, и считаешь Аид единственным на свете миром, неприятно удивляясь его жестокости, несправедливости и полной своей неадекватности ему. И мечтаешь о смысле жизни. Неуютное место, греки недолюбливали Аид. Однако их собственная судьба по воле богов от них мало зависела. Лишь подойдет твой срок, как придут к тебе и поведут. Этот свободный народ, в сущности, был рабом рока и богов, правда, своеобразным рабом, всячески выражавшим недовольство своим таким положением. Сизиф, в ожидании никому неизвестного времени жизненного конца, все-таки, нашел выход. Он подговорил жену, сказав ей: «Дорогая. Как за мной придут и уведут, ты сразу прекращай все без исключения жертвоприношения и обряды всем без исключения богам». Его жена, как порядочная женщина, так и поступила. Повели Сизифа, но не успели до Леты дойти, бежит Гермес. Хватает его за плечо, разворачивает к себе лицом и говорит: - Сизиф, у тебя там жена рехнулась, что ли? Ни молитв, ни обрядов, ни жертвоприношений. Ты подумай, если все так поступят, то кто же будет наш божественный слух и наше божественное обоняние услаждать! Сизиф рассыпался в извинениях: - Ну, понимаешь, Гермес, женщина же, существо слабое. Вы меня забрали, она, наверное, и впрямь, умом помутилась. Вы меня на денек отпустите, я ее в чувство приведу и вернусь! Его отпустили. И только его с женой и видели, искали их боги по всему древнегреческому Космосу в течение всего мифологического цикла. А когда нашли, то в полном соответствии с принципом равного воздаяния заставили его целый космический цикл выполнять такую же бессмысленную работу, какую он заставил их делать. А что до жены, то какая же на женщине может быть вина? Существо, и впрямь, слабое!
Вероятно Вероятно, боги воспринимались античными людьми как точно такая же раса, что и люди, только более могущественная. В самом деле, что можно сделать человеческим луком против стрел Аполлона и перунов Зевса! А в сущности, если, например, древний грек сам не встречался с богами, то у него непременно есть жена, у которой есть брат, у которого есть теща, у которой есть раб, который на рынке стоял в очереди за рыбой прямо за Аполлоном, и, хлопнув его по плечу, спрашивал: «Не ты ли крайний в этой очереди»? Напрямую ссориться с богами опасно, и именно поэтому в своем отношении к ним античная культура не предполагала каких-либо моральных обязанностей. Если можешь сражаться с богом – сражайся, а слабоват, так перехитри его, как Сизиф или Одиссей, надуй его, или, как Эврисфей, покажи, хотя бы, кукиш в кармане, и ты будешь прав. Античный героизм поливалентен, главное сопротивляйся, и любым способом отвесь богам оплеуху. Такому нравственному эталону подражали все, кто чувствовал себя человеком с собственным достоинством, и не только в мифологии, но и в жизни. В третьем веке до нашей эры жил в Риме купец, небогатый, как и все купцы, но очень желавший разбогатеть. Сделать же это в тогдашние времена можно было лишь коррупцией, грабежом да, как в первые годы после советской власти, челночничеством. Надо снарядить караван в Малую Азию, туда, где перекресток торговых путей, где самые богатые и дешевые базары. Надо закупить там товаров, привезти в Рим и продать втридорога, и будет тебе навар. Однако по суше караван не отправишь, германские варвары его моментально разграбят. И по морю тоже не пошлешь: ливийские пираты каждый день терроризируют побережье империи, а сенат только голосит, что Карфаген должен быть разрушен, но ничего не делает. Купец же, как сказано, был не богат, он не мог нанять галеру для товара и десяток галер с солдатами в сопровождение. Средиземное море и сегодня бурное, для галер же, чья плавучесть и устойчивость едва превышает корыто, оно просто губительно. К тому же навигация еще неизвестна, карт морских течений нет, ориентацию по звездам не придумали, и плыть приходится каботажно, то есть, не теряя из виду береговой полосы. А стоит ее потерять, как ты, подобно Одиссею, заблудился в безбрежности вод. Береговая же полоса настолько кривая, что полторы тысячи километров по прямой в каботажном плавании превращаются во все пять, это - годы пути! Купцу ничего не оставалось, как обратиться за помощью к богам. Но и тут его ожидали проблемы. В Древней Греции пантеон насчитывал около двадцати семи тысяч богов разного ранга. А в Риме, захватившем и ассимилировавшем множество народов с их религиями, пантеон превышал триста тысяч. И словарь тут ни при чем, тут – имена. Римляне народ практичный, бог, по их мнению, должен быть занят делом, но при таком пантеоне у них уже наступила безработица, римляне просто не знали, чем еще можно богов занять. И боги капризны, у каждого – свой храм, своя молитва, своя жертва и обряд, что одному богу – благо, то для другого лютое оскорбление. У римлян даже существовала молитва, в которой они просили бога помиловать их в случае, если они чего перепутали. Нашему купцу нужен был тот из богов, кто отвечал за морские грузоперевозки. В коллегии жрецов ему подсказали, как бога зовут, где у него храм и что он предпочитает в жертву. Купец отправился по указанному адресу и там был составлен контракт, согласно которому бог со своей стороны обещал доставить купеческий караван в оба конца без потерь, а купец, со своей стороны, за это пообещал богу сто голов. Контракт был скреплен обеими подписями (за бога расписался жрец) и печатью. Бог уже поглаживал брюшко от удовольствия! В самом деле, что стоит ему, специалисту в морских грузоперевозках проследить за какой-то там галерой, а сто голов, это же целое стадо! И он взялся за дело. На всем пути в Малую Азию и обратно море было спокойным и гладким, в небе ласково сияло солнце, а пиратские паруса ни разу не показались на горизонте. Купеческий корабль прибыл в самый базарный день, затоварился так, что чуть не потонул под тяжестью груза, и тут бог выручил. В Рим галера вернулась в год дефицита, купец не то, что втридорога, он десять шкур спустил со своих соотечественников, и в одночасье стал миллионером, как Тримальхион. Пора расплачиваться, но тут его жаба задавила. «Ах, я лопух! – Причитал купец. – И чего же это я, дурак старый, наобещал ему целых сто голов! Это же – стадо! Что ему за какой-то галерой проследить, профессионалу-то в морских грузоперевозках! Ему и десять голов многовато будет, по правде сказать, и одной бы ему хватило! Что же это я, дубина стоеросовая, в контракте-то написал, а?»! И на том основании, что в контракте не сказано, о каких головах идет речь, купец пожертвовал богу сто головок луку. Тому пришлось утереться, в контракте, действительно, не было сказано, чьи это головы. В следующий раз читай, что подписываешь.
О правителях О правителях не принято говорить приятно, о них принято говорить возвышенно. Но одно можно сказать почти наверняка, они тоже люди, и значит, тоже страдают собственным достоинством. Во все времена и у всех народов. Им очень, очень не нравится, когда что-нибудь идет не так, как запланировано, пусть даже виновником является сам непостижимый Рок, что из того? Римский император Траян воевал даков. Даки, это народ, некогда живший в Дакии, на территории нынешних Сербии, Хорватии, Албании и т.п. Странный это был народ, невоспитанный, почему-то, он не любил, когда его завоевывают. Сам по себе, это – рыхлый союз племен, но едва римские легионы высадились на побережье, как он, вдруг, организовался и оказал такой отпор, что едва не выкинул легионы в море. Срочно потребовалась военная помощь, но где ее взять? Легионы стоят недалеко, в Германии, но там варвары давят по всему периметру. Стронешь один, и варвары разрушат Рим. Легионы есть в Израиле, но этот жестоковыйный народ и без того склонен к бунту. Уберешь легион, они сразу отложатся от Рима. Легионы есть в Галлии, Испании и Египте, но это уже просто далеко, им не успеть. Ничего не оставалось, как обратиться за помощью к Марсу, богу войны. Однако обряд, который уважал Марс, требовал, чтобы, стоя на территории его храма, вражескую землю жрец пронзил копьем. Храм – в Риме, вражеская земля – в Дакии, копье – не ракета, не долетит. Траян даже спускался в сенат, хотя римские императоры не очень любили бывать в своем парламенте. После нескольких дней обоюдных консультаций было найдено решение. Разыскали пленного дака, раба, личным указом императора дали ему свободу, римское гражданство и полсотни сестерциев, и велели купить землю около храма Марса. Земля, принадлежащая даку, стала дакийской, и по определению, вражеской. При торжественном стечении народа ее пронзили копьем. А потом сенат обнаружил, что указ императора не соответствует принятому гражданскому праву, и отменил его. По закону же, дак, на том основании, что он стал римским гражданином, не имея родителями римских граждан, подлежит обращению в рабство, а его собственность конфискации в пользу государства. Однако с формальной точки зрения обряд был выполнен корректно, и Марсу, хоть тот и понимал, что его надули, пришлось, все-таки, вмешаться. Римские легионы одержали победу над даками, а император, сенат и народ ликовали на празднике, в честь победы над самим богом войны.
Сократ
Жил на свете Сократ. Мужчина он был очень умный. Коренастый, невысокий, метр пятьдесят пять росточком, и с большой шишкой на голове, где, по его словам, тоже кто-то жил. А как он с женой справлялся! Жена у него, Ксантиппа. Это же надо таким характером обладать, чтобы прославиться вместе с самим основателем европейской рациональности, он – умом, а она – стервозностью. Сократа, порою, спрашивали: «Почему ты с нею живешь»? – А он отвечал: «Для проверки. Если ее сумею убедить, то и любого смогу». А еще его спрашивали, стоит ли жениться, и он говорил: «Женись, мой друг, непременно женись. Попадется хорошая жена – будешь счастливым, попадется плохая – станешь философом». Философское упрямство, вещь неизбежная, если философ, то, непременно, упрям.
Однажды, по слухам, возвращался он домой от одного германского князя в компании недавних однополчан. Человек семь их было. Понадобилось речку переплывать, кажется, Рону, и наняли они перевозчика. И пока плыли, Декарт задумался и блокнот достал. А его сослуживцам тоже мысль пришла, как выяснилось позднее, неудачная. Они, подговоренные лодочником, решили: если философ задумался, то его можно быстренько за борт выпроводить, и его мешок с серебром, что на плече, меж собою и поделить. Кончилось тем, что все семеро во главе с лодочником за борт отправились, во след им Картезий швырнул свой кошель и поплыл дальше в тихом и мирном одиночестве, без перевозчика и денег, погруженный в думы, по воле волн. Или Николай Гартман, заканчивавший свою онтологию в начале мая 1945 года в Берлине. Вокруг снаряды рвутся, а он в ночном колпаке сидит на пятом этаже и строчит. Родня прибегает: «Николай! Ты почему не в бомбоубежище»! А он отвечает: «Это же какое время было спокойным для занятий философией»? И дописал, таки! Да, но Сократ, речь, ведь, о нем. Бывало, он вместе с согражданами Афин совершал набеги на соседние полисы, на Коринф, в частности. Времена были дикие, автобусного сообщения не было, и ходили везде пешком. А пешком через греческие скалы трудновато: вверх-вниз, вверх-вниз, а наверху – ледник. Все греки, закутавшись в козлиные шкуры, укладываются отдыхать перед боем, а Сократ в задумчивости стоит на босых пятках и медленно погружается в протаивающий под ним лед. А утром видят греки, торчит изо льда одна только задумавшаяся голова Сократа с ушами, покрытыми инеем. А потом они атакуют Коринф! Коринф круто отстреливается, афиняне отступают. Лишь один Сократ, в задумчивости и по рассеянности, не заметив всеобщего отступления, продолжает идти в атаку. За ним подтягиваются пристыженные афиняне и Коринф – пал. И именно Сократ обязан был выпить цикуту. Он был известен по всей Греции своими иронией и майевтикой. Задумается, например, о прекрасном, а сам не может понять, что это такое. Или придуряется, что не может. Видит, идет горшечник Клеон, и – к нему. - Клеон, ты такие отличные горшки делаешь, уж ты-то наверняка знаешь, что такое прекрасный горшок! И Клеон с дури давай рассказывать! И всё-то он про свое гончарное искусство изложит, а Сократ выслушает и спросит: - Клеон, как ты всё хорошо объяснил про прекрасный горшок! Так, это то же самое, что прекрасная женщина или нет? – И еще руками овал сделает, намекающий на женскую или горшка прекрасность. Клеон столбенеет и через минуту, вдруг, осознает, что ничего он про горшки не знает и знать не может. Ну, достал Сократ честных афинян, и повели его на суд, о чем у раннего Платона прочесть можно. Там же на суде, когда предложили ему самому себе наказание назначить, хоть, штраф в пару драхм, он такую речь произнес, что ничего афинянам не оставалось, кроме как на цикуту его осудить. А вы говорите, боги. Какие там боги!.. А потом в тюрьме: корабль – в гавани под парусами, стража подкуплена и спит, ворота нараспашку, а пять друзей в камере Сократа наружу его за шиворот волочат. А он растопырил все свои четыре бесконечности и в дверь не проходит. Говорит: «Если я всю жизнь учил, что надо слушаться законов своего государства, даже если оно не право, а сейчас сам ослушаюсь, то грош цена и мне, и моей науке». И впрямь, какие там боги, в шишке все дело! Вот, так и учили они всех, кого ни попадя, быть самими собой: не политиками, не французами, не предпринимателями, и даже не в первую очередь людьми, а прежде всего, самими собой. Немногих научили. Как Ницше в «Ecce homo: или как становятся самими собой» писал в самом предисловии: «Я такой-то и такой-то, и прежде всего, не путайте меня с другими». Он ведь не написал «Я – Фридрих Ницше», он написал: «Я такой-то и такой-то»! И это важно, потому что теперь его предисловие выглядит как анкета-пустографка, где каждому предлагается подставить своё имя и дальше читать «Ecce homo», как написанное им самим, как выраженное им движение его собственной души. «Ecce homo», «се – человек», - слова, которые произнес евангельский сотник, указывая пальцем на распятого Иисуса, под которым на кресте была надпись «Се есть Царь иудейский». Быть самим собой, это, оказывается, быть на распятии. Да, но Сократ! А ведь это он оказался отцом-основателем собственного достоинства. Много этих достоинств потом было, и у каждой в основании – Сократ с ушами, покрытыми мелкой изморозью. Учили быть самими собой, но не многих научили. Остальные почему-то думают, что быть самим собой, это значит защищать свою христианскую совесть от иудеев или свою иудейскую совесть от христиан. Что это значит, вообще быть православным (католиком, протестантом, иудеем, буддистом и т.д.), быть русским (евреем, немцем, готтентотом, марсианином и т.д.). Обычно считается, что быть самим собой, это значит быть кем-то. А это значит, просто – уметь быть.
Да, я думаю Да, я думаю, что в жизни большинства из нас не много найдется минут, в которые мы могли бы сказать, что мы есть. А еще мне часто кажется, что и жизнь, и история существуют для того, чтобы этих минут в конце концов стало больше. Декарт считал, что философией нельзя заниматься больше двух часов в год, и имел в виду те редкие моменты, в которые ты понимаешь, что ты собственно должен сказать или сделать. Так, то – Декарт, он мог целых два часа в год! Иному достаточно и пары минут за всю жизнь, чтобы стать жутко известным. Но, ведь, с чего-то начинается этот миф о человеческом достоинстве, иначе именуемый историей! А началось все, вероятно, в ту давнюю пору, когда прародителей изгнали из Эдема, породив тем самым мучительную загадку – в чем, собственно говоря, была вина? В уворованном яблочке? В том, что не поверили старшим? Поверили соблазнам какого-то змея? Слишком очевидно это наказание нарушает принцип равного воздаяния. Получается так, как если бы отец поймал малолетнего сынка с сигаретой, и вместо того, чтобы выдрать мерзавца в воспитательных целях, вышвырнул его на улицу со словами: «Чтоб и духу твоего здесь не было»! И дверь с треском захлопнул перед носом. Конечно, прародителей предупреждали: «Не троньте, не то смертию умрете»! - Да только не знали они в Эдеме, что это за штука такая «смерть», и предупреждение звучало для них примерно так: «Вот, придет Куздра глокая и ка-ак будланет»! – Даже любопытно становится! Открытие смерти вообще произошло значительно позже. Нет, вероятно, дело обстояло не совсем так, и косвенное указание на это дает Библия, где в книге Бытия в момент изгнания было сказано: «Чтоб не стал он такой, как Мы!», а в Евангелиях уже говорится совсем иное: «Будьте совершенны, как совершенен Отец ваш Небесный». Адам с Евой были детьми, и как всякие дети, любили подражать родителям: один отцовский башмак нацепит на обе ноги, другая в мамашину юбку как котенок в клубок замотается. Скорее всего, долго упрашивали они Всевышнего, пока тот не сдался: «Хотите уподобиться Отцу вашему Небесному? – Извольте, но учиться придется, и есть только одна такая школа под названием «История». Только она и дает личный опыт осторожности и осмотрительности, который ап. Павел позднее назовет «духовным обрезанием», и про который ап. Иоанн скажет: «Вера без дел мертва». Без такого опыта нет мудрости и бережности в отношении и к миру, и меж собой. Но в этой школе уважают розги. - Отец наш, а что такое «Розга»? Вот, так и оказались прародители за воротами райского сада. И херувима у ворот поставили для защиты, ангела с головой быка и огненным мечем. Видимо, наверняка знали, как дело пойдет дальше… Оказавшись за воротами, Адам с Евой вспомнили, что забыли сделать: уходя, они забыли вкусить от древа, дарующего жизнь вечную. Бросились назад, а там – херувим. А в этом их порыве и возникает смысловая заостренность истории, накапливается опыт, и люди переходят из класса в класс. Кто-то переходит, а кого-то и исключают за банальную академическую неуспеваемость. В этой школе мало сторонников гуманистической педагогики. Там, конечно, понимают склонность детей к подражанию, сами, наверное, когда-то были такими же. Но там не считается, что детей надо обоготворять как маленьких ангелочков, потому, что им только предстоит стать людьми. Сейчас они – обезьянки с богатейшим потенциалом. Но сам по себе их потенциал и их гениальность ничего не стоят, пока не найдут они свое предназначение, и пока это предназначение не научит их опыту и не заставит придать своим душам ясность и определенность богоподобия. Вот, тогда каждый из них и получит право сказать: «Я, это – я. Я – тот, кто я есть». Впрочем, прошу прощенья, это мужчины происходят от обезьян, а женщины, конечно, от обезьянок. А взрослые от детей. Согласно легендам, Адам с Евой раскаялись и встали по пояс каждый в своей реке: один в Тигре, другая в Евфрате. Сорок дней и ночей каялись они и рвали на себе власы, потому, что этот способ для раскаянья ничуть не хуже прочих; можно еще голову пеплом посыпать, но в воде пепла нет. И уже почти собрался Всевышний забрать их назад, но проползала мимо все та же змеюка, скорчила глупую рожу, показала язычок и сбила прародителей с намерения. Шанс оказался упущенным. Согласно легендам, едва схлынула вода потопа, как устремились люди назад, к тому месту, где был Эдем с древом жизни, и не нашли. То ли не было Эдема вовсе, то ли смыло его волной, но в их простые души закралось подозрение, что забрали Эдем на небеса, и начали они строить Вавилонскую башню. Неудержимо было стремление вернуться назад к древу жизни, как неудержимо стремление школьника сбежать с контрольной работы. (Окончание следует) Последние публикации:
Гаврилыч и времена года (6) –
(25/09/2017)
Гаврилыч и времена года (5) –
(22/09/2017)
Гаврилыч и времена года (4) –
(20/09/2017)
Гаврилыч и времена года (3) –
(18/09/2017)
Гаврилыч и времена года (2) –
(14/09/2017)
Гаврилыч и времена года (1) –
(13/09/2017)
Миф о человеческом достоинстве (3) –
(04/09/2017)
Миф о человеческом достоинстве –
(01/09/2017)
Философия современности и межвременья (11) –
(16/08/2017)
Философия современности и межвременья (10) –
(09/08/2017)
|
|
|