Комментарий | 1

Философия в провинции

 

 

Почему я остаюсь в провинции? – так назвал одну из своих статей величайший философ 20 века – Мартин Хайдеггер. Дух философский дышит, где хочет. И ежели он хочет, он уходит подальше от всех, так чтобы его никто не обнаружил. Порой философ забирается в такие далекие уголки, что даже и сам дивится своему отшельничеству. Но бесконечно ли это отшельничество философии и философа? Нет ли у философии своего постоянного дома? Конечно, дух ходит где и как хочет, но ежели он хочет заговорить, он должен войти в язык, в культуру и принять их формы. Но – только формы. Ибо сама культура несет в себе мудрость, в которой четко обозначены ответы о мире, человеке, о его жизни и смерти, в то время как в философии обозначены вопросы о человеке, смысле, бытии и смерти. И для философа эти вопросы принципиально важно оставить вопросами. Поэтому философский дух, входя в культуру и в язык, начинает внутри бороться с их содержанием, вскрывая неблагополучие ответов культуры на философские вопросы, взрывая рациональные загоны, которые культура построила для философских проблем (таких как смерть, свобода, любовь и т.д.). Это не отменяет красоты культуры, однако в корне культура для философа остается именно прекрасной неудачей, так назвал культуру другой философ, которому принадлежит философский 20 век – Николай Александрович Бердяев. Философ – всегда культуроборец. Культура не рождает философию, культура принимает в себя философию, которая по самой своей природе есть чуждый и опасный для культуры элемент. Потому культура либо умертвляет философию (афиняне отравили Сократа, вожди нарождающейся культуры пролетариата убивают русских философов), либо изгоняет (культура древней Индии изгоняет из себя буддизм, афиняне изгоняют Платона, вождь новой культуры Ленин изгоняет русских философов), либо, что самое страшное для философа – создает стерилизованные адаптированные для большинства призраки философии, симулякры. Есть призрак Ницше, призрак Достоевского, Камю, Шопенгауэра, Эпикура и т.д. Ницше аморалист и антихрист, Достоевский православный и консерватор, Шопенгауэр пессимист и т.д. Этого достаточно для среднего человека, для человека большинства. Что остается делать философу? Становиться на вершину культуры и разрушать её? – бессмысленно. На обломках одной культуры всегда созидается другая, к тому же ведь культура не смертельный враг философии, у философии нет цели уничтожать культуру. Философии необходима культура, но нужно определять предел интеграции философии в культуру, предел, до которого философия может мирно уживаться с культурой и выговаривать себя посредством культурных форм, посредством языка культуры (ибо у философии нет своего собственного языка) – через литературу, через художество, даже через архитектуру и музыку. Поэтому культуре тоже до известного предела необходима философия как движущая энергия, поскольку без философских вопросов культура засядет в болоте и сгниет в успокоенности и устойчивости своих ответов, какими бы красивыми они ни были. Значит, есть соглашение между культурой и философией, и по этому соглашению культура и философия могут мирно сосуществовать, не уничтожая друг друга: культура дает философии свои формы чтобы выговориться, философия же говорит посредством этих форм и тем самым дает культуре необходимый объем движущей энергии. Однако после выполнения условий этого соглашения у культуры появляется желание постепенно аккумулировать результаты своего взаимодействия с философией, ибо обогатившаяся философской энергией, она может по инерции долгое время двигаться вперед), а у философии появляется необходимость на некоторое время замолчать и удалиться от всех. Куда уходит философия? Куда уходит философ? Перед нами встает все тот же вопрос: где же живет философия? Где обитает философ, кода он уходит из культуры? чем он занимается? Что он видит из окна своего кабинета? Альпийские горы или среднерусскую равнину? Вот он выходит из своего дома и идет к реке, ему открывается летний туман, и философ идет сквозь этот туман, задумчивый, молчаливый. Ему есть что сказать, и это медленно вызревает, как и всё, что должно существовать долго. Философ пройдет сквозь туман, сокрывший его, спустится с гор или выйдет из русского поля и снова вернется в культуру  со своею удачей, с риском своей удачи. Ежели нам еще осталось вот что верить – то это в философию (наука и религия, как теперь окончательно открылось человечеству – лишь части великой красивой неудачи – культуры, а стало быть, сами они есть неудача). Но парадокс в том, что в философию не надо верить, в философию надобно входить и жить ею. Но даже и этого не надо. Поскольку мы так или иначе уже внутри философии, или философия внутри нас, и это надо понять. Человеку надо понять, чем он живет на самом деле, в своей сокровенной глубине. В этой глубине он найдет философию,  которая на самом деле никуда никогда не уходила. Дух философский дышит, где хочет. Вот где философия, у которой нет провинций и столиц, окраин и центра, ибо центр её везде, а окраина нигде. 

 

Красиво написано, но... В

Красиво написано, но... В философии, да и в поэзии точность требуется не меньшая, чем в математике, и набором возвышенных слов и "умных" вопрошаний мысли там не выражаются. А тема интересная. Заметьте, большинство философов Нового времени провинциалы: Кант из провинциального Кенигсберга, Беркли из захолустного Дублина, а Юм из не менее захолустной Шотландии (правда, Эдинбург стал во 2-й пол 18 века одним из культурных центров, но это потом и во многом благодаря как раз Юму и его друзьям), Декарт начинал в Париже, но раскрылся в Амстермдаме, Кьеркегор вообще жил в Копенгагене (и, кстати, также написал интересное эссе о преимеществе жизни философу в провинции). Словом, тем интересная и большая.
 

Настройки просмотра комментариев

Выберите нужный метод показа комментариев и нажмите "Сохранить установки".

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка