Комментарий | 0

Кальмиус

 

                                                                                                                Текст содержит ненормативную лексику.

 

                                  

                                                                                                 …Я тем завидую,
                                                                                                 Кто жизнь провёл в бою,
                                                                                                 Кто защищал великую идею,
                                                                                                 А я,
cгубивший молодость свою,
                                                                                                 Воспоминаний даже не имею…
                                                                                                                                
С. Есенин

 

                                                                                               ________

 

Эти стихи и проза писались летом 2017-го года.

Ответственный за поэзию – Владимир Журавль. За прозу – Андрей Коробов-Латынцев.

 

 

Посвящается городу-герою Донецку и его защитникам.

Говорят, что на каждого жителя Донецка приходится по два куста роз. Этим летом в городе их высадили два миллиона. Непросто сказать, сколько сейчас точно людей в городе, но будто бы в прошлом, 2016-ом, году численность населения приблизилась к довоенному уровню. И это при том, что столько мирных жителей погибло под обстрелами, столько ушедших на войну не вернулось. А скольких война заставила покинуть свои дома…

Крепость тех, кто встал на защиту своего родного города, позволила вернуться тем, кто покинул дома. Эта же крепость притянула к себе храбрых из других городов, областей и даже стран. Благодаря этой крепости восставших в городе влюбляются, играют свадьбы, рожают детей. Живут. 

Благодаря этой крепости работают университеты и библиотеки, почта, госучреждения, предприятия, магазины, рестораны и кафе…

…В одном из таких кафе на набережной реки Кальмиус я сижу и наблюдаю вечерний город. Медленно вечереет, но до комендантского часа еще есть время, и я успею допить свой кофе, докурить сигарету и еще прогуляться по набережной, подняться до улицы Артема и, не спеша, дойти до квартиры, которую здесь снимаю.

Вечерний Донецк очень оживлен, но спокоен. Невероятно спокоен для города на военном положении. Десять минут от центра до Октябрьского района – и вам откроются виды разрушенных домов, обстрелянных храмов. А вдалеке – скелет Донецкого аэропорта. И где-то еще далее – звуки от выстрелов. До положений нашего противника всего ничего, какие-то полтора километра. Но пятнадцать минут на автобусе (или, скорее, на  такси, потому что автобусы в тот район не ходят) – и вновь мирный город. Удивительно. Мой взгляд с невиданной скоростью, как это всегда бывает внутри памяти, улетает от аэропорта, который я видел вчера, и возвращается на набережную Кальмиуса, по которой прогуливаются женщины с детьми, молодые пары, компании друзей…

Жизнь.  Эти люди живут посреди войны, ужасной, подлой, братоубийственной. Навязанной им извне. Живут мирно вопреки войне. И благодаря тем, кто воспротивился войне и встал под пули, под мины, под грады, под танки…

 

Танки идут по правде. По русской правде.
Нет, неправда, танки сюда не пройдут.
Никогда. Ничьи.
Только наши. И только вперед. К Победе.
 

Экспромт на салфетке в кафе «Ракушка»
 
Хотел Азов испить до дна
Шеломом Кальмиус, но не
Сумел испить, ведь глубина
Реки донецкий выше не –
 
А террикон, на то смотря,
Вулканом став, изверг словцо:
«Не пожалею, бля, угля –
Азову вымажу лицо!»

 

Из разговора с другом

- Давай с тобой раскинем в бур-козла
Колоду смерти? Подлую колоду.
Братан, ты знаешь, на Донбасс внесла
Война среди поэтов русских «моду».
Вот и меня в сердцах призвал Донецк.
Я еду завтра. Начисляй зубровку.
Три года собирался я – и наконец…

- Решил послать себя в командировку?
Володь, окстись! Ты знаешь, там война
И в небе тамошнем снаряды рвутся.
Какая нахер «Русская Весна!» -
Хохлы промеж собою  разберутся.
Поэты, музыканты… - тоже мне герои! -
Пиарщики глухих своих имён.
Желаете, чтоб вам кишки вспороли
Под шелест не пойми каких знамён!
Так это, извини меня, паскудство,
Ведь там, как я сказал уже, - война.
Не пой мне только: «Родина», «Страна»! -
Стошни патриотической похлёбкой густо.

- Неправ ты, брат, и зол не в меру.
Не в шутку тебя что-то понесло.
А может, я и впрямь имею веру,
Что Русь святая наказует зло.
Мне тридцать лет. Я жил Иваном,
Не помнящим ни духа, ни родства.
Из тридцати пятнадцать – пьяным.
И всякий день в железе голова.
Из кабака я лесом шёл до храма,
Из храма лесом шёл до кабака. -
Не широко виднелась панорама.
И перспектива та была не глубока…
И мне, признаться, брат, осточертело. -
В себе узнал я с грустью сироту…
Давно уж руки требовали дела,
А я стишки пожёвывал во рту.
Из песен, как из брючин, вырастая,
И протрезвев почти до образца,
Пришёл коснуться молча до креста я
Над тихою могилою отца.
И понял я, что никуда не деться…
Ну вот послушай, друг мой, например.

 

II

…Мне эпизод припомнился из детства:
Прощанье с Красным Флагом. ГДР.

Мне было пять. Начало девяностых.
Уж карту сдал пятнисто-лысый чёрт.
Горит немецкий августовский воздух, -
Над Вайсенфельсем здорово печёт.

Я – сын полка. Отец – красноармеец,
Чеканит шаг в строю мотострелков…
Я детским сердцем, горячо осмелясь,
Решил ступить на плац – и был таков.

Несёт отец мой полковое знамя… -
Слеза в тот день отцу была  – к лицу.
И я к параду был причастен – знаю. –
Да пусть я с краю! –  всё же – на плацу.

История, – что древо – непреклонна.
Я помню свой неистовый восторг. -
…Не понимал я, что бронеколонна
Уходит безвозвратно… на восток…

Свершив глоток колодезной водицы
И раскурив в ленивый дым табак,
Я к тридцати, исполнившись традиций,
Пропах историей отеческих рубах.

Вкусил я соль смертельного бездейства,
Когда из брючин вырос – на размер…
Мне эпизод припомнился из детства:
Прощанье с Красным Флагом. ГДР…

Это очень сложно понять. Человек, который не хочет войны, не хочет воевать, вынужден встать под пули и сам стрелять. Во имя мира. Для себя и для тех, кого он любит. Во имя мира нужно воевать. Война ведется не ради войны, но ради мира. Странная истина, и притом древняя, как мир. Мир пропитан глубочайшей странностью. Здесь, в Донецке, посреди контрастов и странностей военных, из-за угла тебе могут подмигнуть эти древние истины. Или усмехнуться тебе не то подленько, не то ехидно. Будешь догонять их по переулкам и не догонишь, унесутся от тебя, свернут за какой-нибудь угол, и поминай, как звали. И снова ничего не понятно. Зачем война? Зачем убивают? Как оправдать это, как понять, как принять?

И идешь, заблудившийся, – в южном военном городе и в огромном мире, –  до квартиры, чтобы сесть перед чистым листком и гадать, как тебе приступить к написанию того, что должно быть написано.

 

Погибшим за освобождение Донбасса
 
Число потерь врага я не утроил!.. -
Негромкий гимн
Восторженно пою
Тому, кто кровь за мир на бойне пролил:
«Сгорел он героически, –
В бою!»

«П-О-Б-Е-Д-А» - пишется по Вашей букве,
Тяжёлой букве –
Девять граммов – вес! -
Чтоб Новоросские цвели хоругви
По-русски – гордо, -
В сторону небес!..

 

Утром меня будит пение неведомых птиц. В город к людям слетелись разные лесные птицы, испуганные войной. И теперь обитают здесь, прижились. И будят своим чудным пеньем местных жителей и их чудаковатых гостей, поющие среди войны свою небесную птичью песнь мира. Доброе утро, друзья, и спасибо вам за ваши песни.

Но не только птиц война погнала из лесов в город к людям. В городе, рассказывают, появились еще зайцы, лисы, куропатки, жуки-носороги и жуки-олени, которых раньше здесь не бывало. Тоже странные гости. Но здесь, кажется, всем рады. Носорог? – заходи! Олень! – да всем места хватит, чего там! И носорогам, и оленям, и лисам – всем! И лысухам, пусть ютятся себе да крякают вместе с местными утками на набережной.

И двум запоздалым гостям, поэту и философу, тоже места хватит. В парках, в библиотеках, в пивных, или, может быть, на поле боя…

 

Вид на Донецк из московского окна

Я сяду буквой «Ж» на подоконник.
И, созерцая мира жёлтый цвет,
Подумаю:
А звание «полковник»
Гремит не громче звания «поэт!»

Исполнен дерзости – к победе причаститься,
Под своды Мира Русского войдя,
Я так скажу:
«Ведь не могло случиться,
Чтоб моего тут не было гвоздя!»

 

Улица Васнецова (это Куйбышевский район Донецка) идет вверх, и кажется, будто она приводит к морю, так светлосинь неба притворяется для нас гладью морской, которая раскрывается между двухэтажных домиков и соседствующих с ними деревьев. Когда мы искали квартиру и впервые прошли по Васнецова, то и вправду было впечатление, что вот сейчас мы по этой улице должны выйти к большой воде. Но мы вышли к небу, синему, покойному, мирному небу Донецка. Тут бы в пору порассуждать об этом донецком небе в духе неба Аустерлица, но – но! Сколько надо пережить прежде чем так рассуждать! Прежде чем найти слова о том, что творится под этим небом  - в душах людей, здесь живущих, прежде следует самому здесь прожить жизнь, испытать что они испытали, ужаснуться чему они ужаснулись, полюбить что они любили и любят, и возненавидеть то, что они всей душой возненавидели… Без этого имею ли я право говорить об этом небе и о том, что творится под ним? Едва ли. 

А пока я так думал о себе, уставившись в небо, стало смеркаться. Синь темнела вдалеке.

 


 

Комчас

По тихим улицам донецким
Брожу не в шутку осерчась, -
А мне бы выпить с кем,
Да не с кем,
Ведь комендантский пробил час.

И не услышать тут звучат как
Вечерних песен голоса –
Уснуло всё: кабак, брусчатка,
Трамвай, Ильич, герой-спаса-
тель, Дон Кихот и Санчо Панса,
И исцелившийся больной…
И мне бы стоило проспаться.

Чтоб патрулю мне не попасться -
Пошёл окольными домой…

…Такой смертельной тишиной
Я оглушён ни разу не был.
Но артобстрела гром шальной
Над Васнецова вдарил в небо,
А небо, нет, не раскололось,
Лишь ощетинившись звездой,
Не матерясь, но в грубый голос
Велело дать ответный бой. -

И канонада аритмично -
(Так бьётся сердце спохмела) -
Гремит. - А мне уже привычна
Вся дрожь оконного стекла. -
Тут не Алеппо, не Пальмира;
И вроде я не в блиндаже,
Но третьи сутки в центре мира
Живу на первом этаже.
А вот соседние квартиры
Четвёртый год живут уже
В таком режиме, не считая -
Снарядов сколько взорвалось…

…Затихло.
Вроде улеглось. -
Но то не точка – запятая. -
На перекур войне даны
Минут пятнадцать тишины…

 

От Васнецова в сторону моря, т.е. неба, пройти – и будет частный сектор. Уютные домики у моря, т.е. у неба. Гуляют матери с детьми, с собаками, мужьями и подругами, смеются, играют в мяч. А вдали грохочет канонада... Для нас это в новинку, и мы застываем на месте, тревожно вслушиваемся. А люди вокруг будто и не замечают, они продолжают выгуливать собак, детей, играть в мяч... 

- Скажите, а что это за звук? - спрашиваем у женщины, которая идет рядом с нами. Ей на вид лет 35-40, она прогуливается не спеша, сложив руки на груди, в простом домашнем платье, у неё простая прическа, в руке она держит ключ от дома. Спокойное, красивое лицо. 

- Стреляют. - Говорит она с каким-то равнодушием, выражение которого не передать. Тоска ли в нем промелькнула или еще что…

Просто –  стреляют, просто убивают. Просто погибают  – люди, которые погибать не хотят. Стреляют по городу-герою, по городу мира, по мирному городу, которому навязана война.

 

Земля

Оружием, словом ли  – всё-таки буду
Сражаться за твой богоносный народ.
Покуда я в крепости духа пребуду,
Я каждую пядь необъятных широт
Готов окропить благодарною кровью.
И если не буду сражён ножевым, -
Войдя с торжеством под родимую кровлю,
предстану пред матерью целым, живым!

А коль на войне
          Паду я бесславно,
Не плачь обо мне
          Моя Ярославна.
За горстку земли,
          Что названа Русской,
Не счёл я рубли
          На вес – перегрузкой.

Постельный режим на военный меняю.
А тех, кто обратно, - судить не берусь.
Но всё же я матерь мою обвиняю
Затем, что Россия она, а не Русь.
За серое небо, за чёрную землю!
До крови последней я провозгласил:
Клянусь что во веки веков не  приемлю
Холодный уют чужеземных могил.

____

- Володя, окстись!
- Я сам разберусь.
Погибель за Русь
Принять – зае*ись!
 
Постельный режим.
Военный режим.
Режим ожидания – тоже режим.
Вот так и живём – поём не тужим,
В уютных постелях, мечтая, лежим;

Пуская дымок
В родной потолок.
Но кто из нас в мыслях о смерти продрог.
О смерти за Русь,
Которой клянусь.
Принять за которую смерть не боюсь!

- Я тоже, как ты, это верой изранен!
В минуту сомнения, брат, вопроси:
Когда бы спаситель пришёл не в Израиль, -
Снискал бы он славу свою

на Руси?!

 

Мы едем на Донецкое море, это кладбище в Ленинском районе города. Там похоронены герои. Таких героев, мне казалось, я за свою жизнь никогда не увижу. А они появились. Вдруг. Как всегда появляются герои. Слава Богу.

Для кого-то террористы, боевики, сепаратисты – они жизни отдали за то, чтобы эти кто-то могли свободно говорить то, что они думают. По-вольтеровски: не разделяя мнение других людей, отдали жизни за то, чтобы эти другие люди это свое мнение свободно высказывали. Вот ведь как.

Разумеется, не только о мнении речь, но и о языке. А еще о ценностях. И о жизнях.

 

Моторола 

Полковнику вооружённых сил ДНР, 
Герою ДНР 
Арсену Павлову посвящаю.
 

Он не зарыт! - 
Он окопался!.. 

Чистой прохладою воздух осенний. 
Стынет под небом родная земля... 
Лифт ожидая, воскликнул Арсений 
Вечное - твердое - русское «бля!» 

Вижу в разбитом оконном проёме –  
Лютый приказ – непокорных карать. 
Только я верю: в сыром чернозёме 
Берцы не страшно за мир замарать. 

Нервно плывут облака-дирижабли.  –
Бранному полю ромашкой не цвесть. 
Но в оружейном стволе не заржавлен 
Гордый снаряд – офицерская месть. 

Взяв рубежи, осмотрелся сварливо: 
Яства такие в несметном числе! –
Сколько солдатского мяса сварило 
Время моё в Иловайском котле? –

Сколько постреляно было ворон там! –
Осиротел мой обугленный клён. –
Всякий квадрат Новоросского фронта 
Цветом спартанским навек окроплен!..

Чистой прохладою воздух осенний. 
Стынет под небом родная земля... 
В память твою восклицаем, Арсений, 
Вечное - твёрдое - русское «бля!» 

 

Учитель моего учителя, Владимир Петрович Фетисов, писал в работе "Тоска по русскому аристократизму", что новая русская аристократия может зародиться в недрах нашей армии. В Донецке мы виделись с некоторыми военнослужащими Республиканской армии, и среди этих людей есть настоящие интеллектуалы. Впрочем, создание национальной элиты –  это дело не только и не столько интеллектуальное. Для рождения аристократии нужен акт духовного дерзновения, акт смелости прежде всего (и это есть в Донецке!). Поэтому и Фетисов вполне логично уповает на то, что новая русская аристократия (наша нынешняя "аристократия", само собой, никуда не годится, ибо в ней нет никакого аристократизма) родится в недрах русской армии. И, конечно, немалую роль в этом будет играть Донбасская война.

...

Расстояние до передовой

- Товарищ Донецк, подскажите:
До передовой далеко?
- Ну, если закуришь теперь, то
За жизнь сигареты дойдёшь.

- Так это, пожалуй, не близко.
Я, впрочем, могу на такси.
- Такси будет дорого стоить:
Две рюмки бензина сгорят.

 

Шахтерск. За город шли ожесточенные бои. Его бомбили авиацией. Местные, кстати, видели, как украинский истребитель в 2014-ом сбил боинг...

...Автобус прыгает по дорожным колдоебинам, везет меня обратно в Донецк. До чего же добра эта земля не смотря ни на что! Низкие ветки яблони нежно гладят крышу автобуса, одна из веток пролезает в открытое окно на крыше и подает мне яблочко. Маленькое и зеленое, кисло-радостное и вкусное, как сама жизнь!.. 

Цветы-ополченцы

Твёрже снаряда любого калибра,
Ярче разрыва любого снаряда -
Два миллиона цветов-ополченцев
В строгое гордо дежурство цветут. -

Два миллиона – вот это палитра! -
Выправка формы, как есть, - для парада.
И строевая у них в совершенстве,
И норматив на отлично сдают…

Разве подобное видел когда я:
Два миллиона – не взвод, это войско!
Полчище света. Цвет армии. Не для
Нежных букетов они расцвели.

Раненых веточек не покладая, -
Трудится деревце на производстве:
Зреют каштаны-гранаты, немедля
Падают все на защиту земли.

В Донецке чувствуешь себя дома. Такое чувство знакомо странникам, его ни с чем не спутаешь. Сколько русских странников, затерявшихся между русскими городами, почувствовали здесь то же самое, что и я? Сколько нашли здесь дом? – десятки, а может быть, сотни! Не только ополченцы, - журналисты, общественные деятели, учителя, университетские преподаватели… Я дописываю свои летние донецкие впечатления по пути в Донецк, куда я возвращаюсь насовсем – жить и трудиться, любить и сражаться. Как придется, как получится, но сражаться. Без этого уже никак, так получилось, это время войны, а значит время любви – настоящей! Настоящей дружбы, настоящей отваги, настоящего дела, общего и главного. Это счастье, жить в такое время.

Время ли выбирает себе место для роковых событий, или место зовет к себе событие, не знаю. Что-то происходит помимо нашей воли. Случается война. Дальше – наш ход. Бежать от судьбы или идти ей навстречу, сдаваться или покоряться. Но есть еще свободное избрание своей судьбы. Кто-то призван, кто-то призвался сам (само-званец!), но это самопризыв совпадает с тем призывом, который мы получили от судьбы! Принять судьбу как свободу свободно избрать свою судьбу – такое возможно лишь в роковое время, потому-то и счастлив, кто посетил сей мир в его минуты роковые!  - потому что в эти роковые минуты есть шанс во всей полноте реализовать свою минуту, превратить роковые минуты в минуты свободного избрания своего собственного пути, предвечно тебе отведенного судьбой.

…За окном раскинулись желтые степи, вдали терриконы тыкают синь, пустая вольная дорога, по которой мчит автомобиль… Как же хорош этот путь – в Донецк, домой!

 

Родная сторона

Согласен – опасно, но всё же не трусь:
Нуждается в подвиге Матушка-Русь. -
А что ты ей можешь, мой друг, предложить
Кроме как – песню про это сложить?

О чём ни труби ты со сцены в трубу, -
Но песня без мяса – досужий предмет.
Родимым пятном у эпохи на лбу -
В звании равном солдат и поэт.

Да будь у тебя хоть кто-то родней,
Ты вряд ли хоть строчку сложил бы о ней.
Она не одна покуда ты жив.
Умрёшь ли ты, дружбу ей сослужив?

Терял в кабаке. Находил её в храме.
Или, бывало, ты наоборот:
Её обнаруживал в мусорной яме,
А с нею вповалку – пьяный народ.

В прошлом победы, восторги и почести?
Нынче позор и худая молва?
Нет, не умрёт твоя Мать в одиночестве! -
Ты - её первая степень родства.

II

Как башни врастают в небо – покорно,
Но держат в земле их могучи корни,
Вот так же и ты – от долга укрыться -
Стараешься в небо по пояс зарыться.

В победный рожок матерно свистни.
Возьми это время за горло и стисни
До судорог в мышцах, до самой истомы -
Пока не отпустит смертельные стоны.

…Я так, из соучастия. -
                                 А впрочем, не скажу,
Что я готов, о Родина, погибнуть за тебя!
Ведь есть у меня минимум,
                                 которым дорожу -
И стоит ли морочиться, нервишки теребя?

Почитываю книжечки
                                 и песенки пишу:
О женщине, о страсти, о боге, да о смерти…
О как я убедителен,
                                 когда произношу
Пророческие речи на собственном концерте.

Пахвально принародно покаяться, а в общем
Бывает, подбородок мой от гнева задрожит:
А ну, братва, давайте-ка неистово возропщем -
Потребуем того, что нам принадлежит…

Не многие меж прочих с восторгом обнаружили,
Что, может быть поэзия – нравственности выше.
Ведь сказано, что слово – страшное оружие, -
Я б счастлив воевать… - да почерком не вышел.
 

На наш русский Юг (Донецк, Луганск) мы смотрим с тревогой и ожиданием. Здесь сейчас разворачивается, быть может, одна из главных битв для нас. Каждому, кто откликнулся на эту трагедию с болью и соучастием, я жму руку. На того, кто отмолчался об этой трагедии, открестился от неё, я смотрю с большим подозрением. Тот, кто поддерживает врагов России, кто поддерживает убийство русских людей и становится против всей русской культуры, всего русского мира  – тот и мне враг. А как вообще может быть иначе?.. Нет, правда, скажите, потому что я не понимаю, как может быть иначе. 

Иначе быть не может. Это все равно что Кальмиус потечет вспять. Кальмиус вспять не потечет. Те, кто встал на защиту своей земли, не повернут назад. Те, кто сказал свое твердое слово поддержки русским людям, не возьмут его назад.

…Один древний философ сказал, что в одну реку не войти дважды. Его смышленый ученик добавил, что нельзя войти даже в те руку, в которую ты собрался войти, ведь река меняется в каждое мгновение, это постоянное изменение. Бытие ускользает от нас, словно вода сквозь пальцы рук. Бытие ускользает, а на его месте остается небытие, которое постоянно нам грозит. И в местах, к которым с особым напором подступает небытие, в ответ еще ярче вспыхивает подлинное бытие. Наш национальный философ Достоевский та и говорил, то бытие только тогда и есть, когда ему грозит небытие.

Есть места и времена, где и когда чувствуется острая бытийная недостаточность. А есть другие времена и другие места. Донецк – такое место. Сейчас – такое время.

Донецк - это на данный момент центр Вселенной. Сюда ведут совесть и кровь, судьба и свобода, все причины и все цели. Все тропы и тропинки сердечные. 

Главные битвы разворачиваются здесь, на русском Юге, - 

- поэтому мы все придем сюда. Если не по дорогам пространства, то по дорогам сердца.. 

 

Приложение

 

Southern soldier (южный солдат)

Песня времён Гражданской войны в США.
Перевод-адаптация с английского.

Надел разгрузочный жилет,
Собрал вооруженье:
Калаш, гранаты, пистолет...
И – в сторону сраженья.
Я бросился в сраженье,
Туда, на линию огня -
Я бросился в сраженье.

Прости мне, сын, прости, жена,
Прости мне, мать родная! -
Меня зовёт, зовёт война,
Война моя святая.
Война моя святая! -
Меня зовёт, зовёт она,
Война моя святая!

А если вдруг сразят в бою,
То – умоляю – братья,
Вас защитить мою семью:
Жену, ребёнка, матерь.
Жену ребёнка, матерь.
Вас защитить семью мою
Я умоляю, братья.

И если наш родимый ЮГ
Падёт под их пятою, -
То ты поверь мне, милый друг, -
Их погребём с собою.
Всех погребём с собою
Мы, если наш родимый ЮГ
Падёт под их пятою.

Нет, никогда моя земля
Под сапогом под вражьим
Не будет! Верю! Верю я:
Победа будет наша!
Победа будет наша!
Не будет, нет! - моя земля
Под сапогом под вражьим!

А если, всё же, смерть меня
Возьмёт на бранном поле,
Клянусь тебе, моя земля:
Смерть предпочту неволе.
Смерть предпочту неволе!
Клянусь тебе, моя земля:
Смерть предпочту неволе!

...Надел разгрузочный жилет,
Собрал вооруженье:
Калаш, гранаты, пистолет...
И - в сторону сраженья...
Я бросился в сраженье
Туда, на линию огня -
Я бросился в сражение..

 

Витя Черивичкин

                       А вот история одна
                      И Доном нам дана она.

Ростов.
Война.
Как холодна
Донская красная волна!

Ноябрь суров,
Бесцветен, но
Я нынче счастлив, -
Хоть убей.
И широко раскрыв окно,
Скликаю стаю голубей.

Ноябрь.
Война.
Вся голодна
Родная Красная Страна,

Но я сберёг чуть-чуть пшена
На сорок тысяч голубей…

А немец – шельма, сатана. -
В Ростов случился на броне -
Шеломом Дон испить до дна.

Ноябрь суров.
В войну – вдвойне.

…Знать, почтальон пернатый для
Фашистской сволочи – беда:
До непреступных стен Кремля
Доносит вести без труда.

Был дан приказ:
Всех голубей
В округе срочно истребить! -
Но я обязан, хоть убей -
Пшеном ладонь озолотить,
Чтоб сорок тысяч голубей
Донских родимых накормить…
 

Последние публикации: 

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка