Онтологические прогулки

 

 

   

 Тема русского бунта исчерпана тремя писателями – Глебом Успенским, Львом Толстым, Сергеем Есениным.

      Первый уровень разрушений изобразил Глеб Успенский. Деревня у него в произведениях – отрешенная от городской цивилизации – приносит тяготы и лишения крестьянину, и тот, желая от них избавиться,  уезжает в город. Там, как изображено во «Власти земли», он почти мгновенно превращается в пьянь и сволочь. Это и есть первый уровень разрушений – бунт против достижений современной цивилизации. Пьянь и сволочь крушит все, что может. Потом, чаще всего под принуждением, крестьянин возвращается в деревню и опять подпадает под некую сказочную «власть земли», и она дает, мол, ему силы переносить деревенские тяготы и лишения…    

     Лев Толстой изобразил второй уровень русского бунта – разрушение основ христианской цивилизации. Это разрушение произошло, когда он переписал четыре Евангелия. Изображение обнародовано: все его тексты опубликованы. После этого  русский бунт против христианской цивилизации сделался почему-то непрерывным. Десятки тысяч людей, якобы обращенные Львом Толстым в новую веру, протестовали и протестовали против православной церкви, крестьянских общин, государственных устоев и всех до одного благ цивилизации. Единственное, по сути, их стремление – существовать первобытно, как библейские Адам и Ева.    

    Сергей Есенин изобразил уничтожение христианской души в России. Это  третий, самый глубокий уровень русского бунта.

     Герой самых талантливых стихотворений Есенина – человек темный. Вот в каком, по словарю Даля, значении: «Темный – несведущий, неученый, невежда, неграмотный». Величие  Есенина в том, что слова от Бога нашел в самой темной, любящей только плоть душе.

     Вот какие это слова.

     У юнца, занимающегося половой жизнью, «на душе светло». Парня-крестьянина, думающего только о невесте, «радуют тайные вести», они «светятся в душу» его.

     С первого до последнего талантливого стихотворения герой Есенина любит только плоть женщины. И в деревне, и в городе. Взгляд красивой и влюбленной городской женщины «кроткий». Сама любовь – «как спасенье» для героя. Не любящая горожанка, наоборот, человека «не знает», хотя тот мучается от непонимания, «куда несет нас рок событий».

     Герой любит только плотский мир: кроме женщины, все, доступное пяти органам чувств. Вот какие слова находит Есенин  в душе любящего природу героя. Рыжие стога тот сравнивает с «церквами». Черная глухарка зовет, оказывается, к «всенощной». Березы стоят, «как большие свечки». Зимняя заря, словно священник с кадилом, березу «обходя кругом, обсыпает ветки новым серебром». Летние воды – «лонные», «ивы – кроткие монашки», ивы «вызванивают в четки». «Риза» - это солома: «Под соломой-ризою выструги стропил». Но «риза» есть и у кашки. «Схимник-ветер».

     Какие неожиданные сопоставления! Есенин находит  для героя слова церковные, а чаще всего библейские – кущи, нивы, мрак, свет, благостная весть, пастушеская грусть, звезды сиянье, ропот, благословение страданий, колосья, душа-сума, нездешний, сонмище людское… И этими словами говорит темный мужик. Находки эти дают поэтическую мощь каждому одухотворенному произведению гения.

     Что значат находки? То, что темный герой любит плоть помнящей Бога душой. Помнящей Бога – значит, помнящей слова Божьи, слова библейские. Помнящей Бога православной душой – значит, помнящей  слова церкви своей.

     Такого героя не было ни у кого до появления Есенина.

У Есенина мужик – христианская душа. У темного героя – христианская душа! Плотский мир – вот неожиданность! - приравнивается, именно приравнивается к Божьему миру.

     Это могло быть сделано только даром любви, гениальным даром.    

Но Есенин бывал и бездарью. В первые революционные годы он соучаствовал в изгнании талантами Бога из библейских текстов и замене Его в них негодяями. Именно – соучаствовал. Сотни талантов – от Александра Блока до Андрея Белого, от Максимилиана Волошина до Маяковского – делали то же самое. Они брали кусочек библейского текста, выбрасывали оттуда всех героев и вставляли на это место – своих. Тут для примера достаточно привести вирши Мариенгофа:

    Как это произошло с Есениным?  В первые годы революции, в отличие от описанных Пушкиным пугачевских лет, уже не только в народе, но и во всей  русской культуре размножилась пустота. Вот ее вид:

     «Я сделал это.

     Это сделал не я.

     У меня и речи нет о сделанном».

    По виду, эта схема, этот атом состоит из букв русского алфавита. Но это не родная, а страшная речь! Ведь каждая из трех частей атома  противоречит двум другим частям, и это означает: здесь ничего нельзя понять. Это пустота – и только. И сколько бы букв русского алфавита ни складывались в  схему, где каждая из трех частей противоречит двум другим, они все-таки образуют такой же атом пустоты. И как бы ни менялся порядок, в котором расположены взаимоисключающие части, они все равно противоречат друг другу: пустота – и только. И сколько бы атомов ни соединялось вместе, это пустота – и только!

    Пожалуй, о популярности пустоты яснее всего свидетельствует воцарение Ленина на Руси. Нет больше загадок у его власти. Свидетельство самое ясное, ибо все слова Ленина обнародованы. Пустота сопровождала его до смерти. Возьмем пример со Сталиным.    

    «Я сделал это» – в этой, первой части действия Ленин считает Сталина «чудесным грузином», и партия ставит того своим генеральным секретарем, ибо она делала только то, что Ленин хотел, или  почти полностью обновлялась.

     «Это сделал не я» – в этой, второй части действия Ленин пишет вот какое письмо партийному съезду: «Тов. Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью… поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ  перемещения Сталина с этого места».

     «У меня и речи нет о сделанном» – в этой, третьей части действия Ленин молчит о каких-либо качествах Сталина до самой своей смерти. При всем при том письмо в адрес съезда не отправлено, Сталин же  оказался при Ленине  чуть ли не больничной сиделкой.

     Вот такое действие Ленина. Оно состоит из трех шагов: «чудесный грузин», надо  переместить с места генсека, молчание о Сталине-сиделке. В этом действии ничего нельзя понять. Это пустота – и только. Каждым шагом Ленин уничтожает правду, содержавшуюся в каждом из двух других шагов.

     «Сталин убил больного Ленина?», «Сталин выхаживал больного Ленина, как герой?» – спрашивают и спрашивают публицисты. Тоска берет меня от самих этих вопросов. Действие Ленина – это пустота и только.

     Причем – каждое действие. Как со Сталиным, так и со всем, сделанным собою, поступает Ленин после революции. Как со Сталиным, так и с солдатами-дезертирами и с матросами Кронштадта,  с церковью, сначала отделенной от государства, а потом почти уничтоженной этим же государством, с учредительным собранием и с партиями-союзницами, со всем, со всем… Каждым последующим шагом Ленин уничтожает все, сделанное в предыдущих шагах.   

     Он был олицетворением пустоты. В зараженном пустотой Отечестве этого оказалось достаточно, чтобы власть сделалась несменяемой. Во время гражданской войны все противники Ленина – от Корнилова до Врангеля – вдруг отступали, находясь за шаг до полной победы над ним.

     Есенин (он потому и велик, что шел со своими героями-современниками до конца) изобразил эту пустоту исчерпывающе. Вот как это было.

     В 1918 году он пишет в «Инонии»:

     Так изображена Есениным первая часть пустоты: «Я сделал это» (он, Есенин, изгнал Бога из библейских текстов). Все ясно: он, Есенин, сделал это.

     Года не прошло, а Есенин  в поэме «Пантократор» с горечью укоряет:

     Так Есенин изображает вторую часть пустоты: «Это сделал не я».  Здесь тоже все ясно:  мол, не сам Есенин (или его герой-мужик, все едино) отменял Бога, нет, всем мерзостям научил – о, Господи, какой это литературный разврат! – сам Господь.

     И, наконец, третья часть пустоты: «У меня  и речи нет о сделанном».

     Есенин изобразил ее позже – в 1924-25 годах:

 

    

Здесь тоже все ясно. 

    Все три части пустоты  взаимоисключающие.

Как и пугачевские времена, в начале революции пустоту говорил каждый мужик в каждой деревне. Именно поэтому в поэме «Анна Снегина»  появились вот какие строки о мужиках:

     Есенин раскрыл всю душу крестьянина в своих произведениях. Небо, где отменили Бога, отразилось на дикой поверхности есенинской души: Ленин – вы. И нет больше загадок русской души.