Проза Ильи Оганджанова
Валерий Осинский (25/12/2025)
Илья Оганджанов
Моё знакомство с прозой известного поэта Ильи Оганджанова началось с двух
рассказов писателя «По росе» и «Отец», опубликованных в январском номере
журнала «Урал» за 2025 год. Неторопливое бессобытийное бытописание;
лаконичные, но, казалось бы, необязательные детали; герои, выписанные
выпукло одним-двумя штрихами, но вроде бы совершенно обыкновенные;
образный язык, насыщенный колоритными метафорами, что свойственно прозе
хороших поэтов, как правило, тонко чувствующих слово – иначе говоря, все
характерные для бессюжетной прозы атрибуты жанра вдруг завершала развязка
в один-два предложения. Причём развязка настолько ошеломительная, что
рассказы запомнились сразу: все незначительные детали стали обязательными,
а характеры героев наполнились неожиданной глубиной. Главным же, после
прочтения рассказов Оганджанова оставалось ощущение, что автор глубоко
сочувствует своим героям. Невольный ли то убийца своего сына, обыденно
поведавший свою страшную историю в рассказе «По росе», либо мальчик,
заливающийся на дороге слезами вслед равнодушно уезжающему на самосвале
к другой семье отцу из одноименного рассказа «Отец». Без сочувствия к своим
героям невозможно «зацепить» читателя. Поэтому книгу Ильи Оганджанова
«Человек ФИО», вышедшую еще в 2020 году в издательстве «Алетейя» я взялся
читать с интересом.
По сути, роман в рассказах «Человек ФИО» – ретроспективные
воспоминания главного героя книги о конце восьмидесятых, начале и середине
девяностых годов прошлого столетия, и ориентирован в первую очередь на
читателей под и за пятьдесят. Написана книга в жанре коротких рассказов-
очерков или бытовых зарисовок из дневника писателя, которые были
опубликованы в разные годы в «толстых» журналах, и композиционно
объединены в четыре цикла, в свою очередь связанных между собой фигурой
рассказчика, которым чаще всего выступает безымянный ОН, либо – реже –
Вадим. Почти все партнёрши главного героя, так же представлены в книге
местоимениями второго или третьего лица ОНА, ТЫ, ТЕБЕ в соответствии с
названием третьей части сборника «От третьего лица». Подобная форма
обобщения чем-то напоминает «Рождение» Алексея Варламова, где главные
герои намеренно лишены имён.
Героями историй Оганджанова становятся люди разных профессий и
занятий. Это и торговец жаренными сосисками из «Беспроигрышной лотереи», и
«безвестный обитатель газетных и журнальных полос», путешествующий на
Соловки из «Дамбы», и солдат, едущий на побывку к матери во «Встрече», и
студент-практикант, абитуриент театрального училища, репетитор, музыкант,
лавочник, бывший зек, проститутка, бомж ... Кем бы ни были герои Оганджанова,
все они представители одной социальной группы – среднестатистические
обыватели, пытающиеся приспособится к обстоятельствам, в которых оказались.
Характерной особенностью прозы Оганджанова является абсолютное
погружение в то, о чём он пишет, будь то газетное дело, музыка, математика,
тонкости автодела, жизнь в деревне и многое другое, и, как следствие, ощущение
абсолютной достоверности его рассказов.
В каком-то смысле, «Человек ФИО» это летопись эпохи 90-х со всеми
ужасами того времени, когда хозяин мог избить и затолкать продавца в машину,
чтобы увезти на расправу за воровство, или, когда хулиганы могли безнаказанно
изувечить до полусмерти бомжа, а уголовник зарезать любовницу и её ухажёра,
застав их в постели. Сюжетных коллизий в романе множество, как и рассказов,
из которых роман соткан. Главный же герой повествования, инфантильный
житель столицы в вечном поиске самого себя, некая разновидность
литературных персонажей, о которых в своё время написал Виктор Топоров в
обзорной статье «Племянники Пелевина». Сравнивая их с героями Пелевина,
Минаева, Чарльза Буковски и Брета Истона Эллиса, Топоров отмечает
характерные особенности «основных героев нынешней прозы». Это «москвичи
или, чаще, «новые москвичи» мужского пола и приблизительно 1970 года
рождения; все они работали или работают в политическом пиаре и/или
коммерческой рекламе, так сказать копирайтерами; все вкусили плодов
общества потребления, хотя не оценили их в полной мере; все поездили по свету
…, но нигде не зацепились. … В каком-то смысле «это последнее поколение,
которому в определенной мере привиты моральные качества «строителей
коммунизма» и отложенное это поколение как-то на потом – отложено, да так и
не востребовано. Отложено на все 1990-ые, да так и не востребовано в 2000-е».
Действительно, на первый взгляд все рассказы «Человека ФИО»
объединяет некая созерцательность отстраненным героем происходящего,
точнее ничего не происходящего, как и бывает в бессобытийной жизни
обывателя. Но это на первый взгляд. Потому что стоит отступить, образно
говоря, на пару шагов назад, будто перед полотном импрессиониста, и взгляду
зрителя открывается вся картина, созданная из множества мазков и штришков
– картина пёстрая и в то же время страшная своей безнадёжностью, как годы
безвременья конца прошлого века. В этом и есть абсолютная правда рассказов
Оганджанова – в них не происходит ничего невероятного, как не происходит
ничего невероятного в реальной жизни обычного человека, где даже смерть или
физиологические подробности, как то, всплывшие, как опята в горячей ванной,
отмороженные пальцы бомжа, не влияют на общее впечатление от картины.
Потому-то к середине повествования автор отходит от беллетристического
приёма «и вдруг», и пишет о том, как бывает в жизни на самом деле – то есть
никак не бывает.
В этой связи нужно сделать оговорку: Оганджанов, вне всякого сомнения
– мастер сюжета. Это становится очевидным в первом же цикле сборника «Легко
и беззаботно». Сначала возникает ложное ощущение, что Оганджанов
искусственно добавляет невероятную развязку, чтобы оправдать множество
виртуозных деталей бессюжетного изложения. Как, скажем, ежегодный поход на
23 февраля пьянького отца в милицию «за высшей справедливостью», и его,
казалось бы, неожиданная и вместе с тем закономерная смерть, после одного из
походов, привалившись спиной на снегу к постаменту: «Веки прикрыты, будто он
дремал у телевизора за своим любимым «Клубом путешественников». Или
самоубийство подруги главного героя, изменявшей ему с «человеком средних лет
среднего достатка» (пунктуация автора), «невинно» попросившей ухажёра сесть
за руль, чтобы намеренно свернуть на скорости в сосновую рощу. Или история
деда, ветерана Великой Отечественной войны, покоящегося в Штатах, на
«забытом Богом кладбище, похожем на захудалое ранчо» и история его жены,
выжившей из ума бабки, которая «оканчивает дни в американском доме
престарелых, ни слова не понимая по-английски: «Пусть лучше сами
русский учат, союзнички» из рассказа «Это несерьезно». Но художественное
чутье подсказывает Оганджанову, что раз за разом предсказуемая
«неожиданная» развязка придает материалу нарочитость, лишает рассказ
достоверности, и требовательный читатель это почувствует. Поэтому писатель
постепенно отходит от остросюжетной беллетристики и рассказы следующих
трёх циклов приобретают очерковый характер с открытым окончанием, что
позволяет дополнить материал смысловыми параллелями. Как, например, в
рассказах «Дамба» и «О жизни, о смерти, и еще – о любви», где смысл фразы из
«Дамбы», когда расстаются мальчик и девочка, – «Рыба плеснула под сердцем,
ушла на глубину» – становиться понятен, лишь в контексте развёрнутого
пояснения из предыдущего рассказа: «Сердце никуда не стучится, оно бьется,
бьется как рыба об лёд и вдруг соскальзывает в полынью, замирая от счастья и
страха – на миг, на мгновение, навсегда». Композиционно рассказы второй
половины книги выстроены, как воспоминания рассказчика о событии,
отправной точкой сюжета микроэпизода, которого становится, вроде бы
незначительная, но важная для рассказчика деталь.
Казалось бы, в подобной созерцательной манере можно писать о чём
угодно, до бесконечности заплетать вензеля красивых словосочетаний, и
лейтмотивом романа тогда могли бы стать слова главного героя книги: «Какая
разница, о чём писать? Главное – найти такие особенные слова, прозрачные как
весенний воздух на рассвете. И тогда не придётся ничего сочинять, и можно
написать простую историю о жизни и смерти, и еще о любви», где герои бы «жили
легко и беззаботно, и казалось бы, так будет всегда». И «каждую ночь одно и
тоже – пиво, чипсы, сигареты» – незамысловатая правда жизни
невостребованного поколения, которому нет нужды искать самих себя.
Книга действительно написана сочным языком, написана писателем
умным, с приметливым взглядом, писателем, который подмечает важные и
неожиданные бытовые подробности и вносит в текст достоверные дополнения к
характеру своих героев. Как, например, в предисловии к роману «невыносимо
правильные круги» циркуля, очень точно обозначают эмоциональный строй
ребенка, воспринимающего геометрическую фигуру, как символ устоявшейся
правильной жизни, где всё расписано на годы и все получают своё в назначенное
время, так же, как внук получит готовальню от деда к первому классу школы.
(Эмоциональный строй, но не мысли ребенка – он еще слишком мал, чтобы
облекать в словесную форму сложные понятия.) Или «зло вырезанные
морщины» освободившегося уголовника, который «мог сидеть на корточках
часами, похожий «на кузнечика перед прыжком» в рассказе «Уроки житейской
мудрости», и совершивший свой смертоносный прыжок. Так же, как и смысловые
параллели в рассказе «О жизни и смерти, и еще – о любви», где автор
выстраивает образный ряд взаимоотношений главного героя с женщиной,
которая мучает своего партнёра, как кот, «мускулистый хитрый негодяй», мучает
мышь.
Цитировать Оганджанова можно бесконечно. Писатель наполняет и
наполняет текст рассказами о церкви, о не рожденном ребенке, о детстве героя, о
его родителях и непутёвом брате, о драчливых близнецах, читающих Есенина, об
истории, об одиночестве человека, о приметах эпохи – наших соотечественниках,
выгнанных из Эстонии, «как русских». Рассказывает, казалось бы, зачастую
спекулируя физиологическими подробностями, как в случае с погибшей
под колесами машины девушкой, погибшими в автоаварии пассажирами
маршрутки или скончавшейся от инсульта старушкой в рассказе «Спор». Но
подробности эти оправданны тонкими дополнениями, как, скажем, сочувствие
врача с «затравленным взглядом» смерти старушки в том же «Споре», или:
«Утешаем … да как утешить»?! – монахини о женщине, потерявшей дочь из
«Годовых колец».
В какой-то момент у читателя наступает пресыщение, и он вдруг понимает,
что имена, профессии, занятия, как главного героя, так и второстепенных
персонажей, уже не имеют значения, так же, как не имеет значения место и
время, в которые автором поместил героев ушедшей эпохи. Потому что рассказ
давно ведётся о человеке ФИО самим человеком ФИО. «В моей кожаной тетради
было не мало таких же никчемных где-то уже читанных образов», – пишет
главный герой книги. «И порой казалось, что жизнь и люди и я сам существуем
лишь для того, чтобы кто-нибудь нас описывал. Человек ФИО родился в стране, в
году, проживает по адресу, рост, вес, цвет волос, размер обуви». И тогда
становится очевидным основной подтекст повествования: маленький
растерянный человек не умеет сопротивляться обстоятельствам и, чтобы
выжить, он должен принять свой удел … и все равно сопротивляться. В рассказах
нет положительных или отрицательных героев. Каждый из персонажей в силу
обстоятельств мог оказаться на месте другого, положительного или
отрицательного. Оганджанов никого не оправдывает и никого не обвиняет. Он
доступно, ёмко и интересно рассказывает о времени, свидетелем которого стал.
Он жалеет тех, о ком пишет. В этом, помимо набора литературных приёмов и
богатой языковой палитры, главное достоинство книги «Человек ФИО» и в целом
творчества Ильи Оганджанова.
__________________
Рецензия о романе «Человек ФИО» в "Топосе".
Последние публикации:
Воля к жизни –
(30/08/2024)
Свой –
(12/12/2023)
Свой –
(12/12/2023)
Дрянь –
(18/07/2023)
Мент (Рассказ из серии"Русские мальчики") –
(12/05/2020)
Ваня (Из цикла "Русские мальчики") –
(12/06/2015)
Рапана (Из цикла "Русские мальчики") –
(08/06/2015)
Ильин день (5) –
(26/12/2014)
Ильин день (4) –
(25/12/2014)
Ильин день (3) –
(24/12/2014)
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
