Литературная критика

 

Фёдор Иванович Тютчев. Портерт кисти Степана Александровского.

 

 

В августе 1865 года Тютчев создаёт одно из высших своих творений, названное им очень просто: «Накануне годовщины 4 августа 1864 года». Это была первая годовщина смерти Елены Денисьевой.

Утром он выехал из Москвы в Овстуг по Калужской дороге.

Вечером, пока на одной из станций перепрягали лошадей, он пошёл вперёд по дороге. И в такт шагам сами собой слагались строчки:

 

 

Это было время страшного, беспощадного, неумолимо-отчаянного раскаяния, которое столько раз предрекала ему она. Тютчев жестоко укорял себя, что в сущности именно он сгубил её тем двусмысленным положением, в которое поставил. Иногда казалось, –  ещё чуть-чуть — и рассудок не выдержит самоистязания. Ничто не излечивало от душевного недуга, не выводило из состояния страшного одиночества. Не спасло и бегство из Петербурга — сначала в Женеву, потом в Ниццу. В те дни на Лазурном берегу он напишет:

 

Нигде он не мог спастись от самого себя... Тютчев пишет дочери Дарье: «Не было ни одного дня, который я не начинал бы без некоторого изумления, как человек продолжает ещё жить, хотя ему отрубили голову и вырвали сердце».

Он испробовал всё: стихи, много значившую в его жизни политику, все виды самообмана. Ничто не помогало. Елена не отпускала его, выматывала душу не «тоской желаний», как некогда было с ним после другой страшной потери – смерти первой жены, а безнадёжностью запоздалого раскаянья. С той виной он сумел сжиться, потому что был ещё молод. А 60-летнему человеку не уйти от содеянного, не обмануть себя надеждой на искупление.

 

Спустя несколько лет Тютчев пишет в письме Георгиевскому: «Не живётся, мой друг, не живётся. Гноится рана, не заживает...»

Дочь Анна писала об отце, что «его горе всё увеличивалось, переходило в отчаянье, которое было недоступно утешением религией». Всем казалось, что поэту самому недолго осталось жить. Это было медленное умирание, затянувшаяся агония, которая длилась ещё девять лет.

Через четыре года после её смерти он напишет:

Елена Александровна Денисьева

(1826-1864)

 

А жизнь продолжала наносить удары. Через год после смерти Денисьевой в 1865-ом умирает от чахотки её дочь, 14-летняя Лена, и на следующий день — годовалый Коля. Оставшегося сына Федю Тютчев упросил взять к себе старшую дочь Анну. Он положил капитал на его счёт, определил в военное училище. Фёдор Фёдорович Тютчев стал офицером и военным писателем, участвовал в русско-японской и в I-й мировой войне, был награждён многими боевыми орденами и умер в звании полковника от ран в 1916 году (в 55 лет) в прифронтовом госпитале.

В 1866 году Тютчев хоронит свою мать, в 1870-м умирает старший сын поэта Дмитрий и единственный брат Николай. Возвращаясь с похорон брата, Тютчев пишет стихотворение:

 

 

Но он ошибся. «На очереди» была ещё смерть младшей дочери Марии Бирилёвой, умершей от чахотки 2 июля 1872 года за границей...

В декабре 1872 года с Тютчевым случился удар (инсульт). Врачи рекомендовали ему покой, запрещали читать, думать. Но когда 28 декабря умер в изгнании один из главных врагов России, инициатор Крымской войны Наполеон III, Тютчев не смог не откликнуться на это событие. И стихи эти явились главной причиной его второго удара. Сочинялись они с невероятным трудом: не повиновались звуки, рифмы, мысли. С огромным напряжением он всё же сделал эту работу, отнёс стихи в редакцию газеты. А на следующий день с ним случился второй инсульт. Его привезли домой разбитого параличом.

Узнав о болезни, царь изъявил желание навестить поэта, но тот заметил с присущим ему юмором, что «это приводит его в большое смущение, так как будет крайне неделикатным, если он умрёт на другой же день после царского посещения».

После третьего удара доктора уверяли, что Тютчеву осталось жить день-два. Он прожил ещё три недели. Последним его стихотворением было это:

 

Последние его слова были: «Я исчезаю, исчезаю!»

Ранним утром в воскресенье 15 июля 1873 года Фёдор Иванович Тютчев скончался в Царском Селе в возрасте 70 лет. Его похоронили на Новодевичьем кладбище в Петербурге.

А закончить мне хочется словами так любившего его Льва Толстого: «Так не забудьте же Тютчева достать. Без него нельзя жить».