Литературная критика

Георгий Кузьмич Суворов

(11 апреля 1919 — 14 февраля 1944)

Слово солдата твёрдо и образно: проносится опалённой лентой трагедии, завораживая мерой познанного, и гудит набатно, живописуя реальность, которую пришлось видеть своими глазами:

Ещё утрами чёрный дым клубится
Над развороченным твоим жильём.
И падает обугленная птица,
Настигнутая бешеным огнём.

Ещё ночами белыми нам снятся,
Как вестники потерянной любви,
Живые горы голубых акаций
И в них восторженные соловьи.

Жизнь Г. Суворова оказалась краткой, как взмах клинка, и, организованная мерой сине-стального мужества, обрушилась в литературу военной правдой: жёсткой и шероховатой, наждачной и страшной.

 Из крестьянской стихи, из гущи народной плазмы, рано осиротев, воспитывался Суворов в детдоме.

 Педагогическое училище не закончил – из-за трудностей материального плана; работал в селе учителем начальных классов…

 Поступив в Красноярский педагогический институт, начинает заниматься в литобъединениях; призванный на срочную службу, попадает в обширный Омск, где и дебютирует в печати, включается в жизнь города – в её литературном аспекте, и наставником его становится великолепный, монументальный Л. Мартынов.

 Фронтовая его жизнь начинается с красноармейской меры.

Он дослужился до звания лейтенанта, был ранен, вернулся; под Ленинградом командует взводом…

Умирает от ран.

 Краткое метафизическое золото жизни отражается в безднах стихов, оставленных Суворовым.

 Мера мира, познанная им, горела той любовью и тем добром, которые и должны определять жизнь подлинную – без шелухи и пены, без искусственных наполнителей и суетных судорог ради прелестей мещанского бытия:

О чём он думал
Жизни не видавший,
Любви ещё не знавший лейтенант...
Ничем от мин и пуль не защищённый,
Лежавший там,
Как будто на золе,
На той перекорёженной, сожжённой,
Со снегом перемешанной земле.
Нет, не о смертной думал он остуде, –
А думал, что, живя, среди смертей, —
Свой добрый век мы прожили,
как люди,
И для людей.

Ключ и код его поэзии: для людей; таков же и ключ к его огненно-краткой жизни, взорвавшейся болью, и… стихами…

 …белый сон лебедей проплывает над землёй, завораживая кружевом снега:

Веет, веет и кружится,
Словно сон лебедей,
Вяжет белое кружево
Над воронкой моей.
Улетает и молнией
Окрыляет, слепит…
Может, милая вспомнила,
Может, тоже не спит.
Может, смотрит сквозь кружево
На равнину полей,
Где летает и кружится
Белый сон лебедей.

Взгляд поэта: ассоциативный, достаточно сложный: ибо жизнь раскрывается именно так: в сложности, ибо попытки объяснить чудовищность агрессии и необходимость умирать молодым, защищая землю, упираются в безвестность; и вибрирует поэтическое сердце повышенной чувствительностью, обещая бездны.

 Розовато вспыхивает своеобразная онтология оптимизма:

Мы тоскуем и скорбим.
Слезы льём от боли...
Чёрный ворон, чёрный дым,
Выжженное поле...

А за гарью, словно снег.
Ландыши без края...
Рухнул наземь человек, –
Приняла родная.

Приняла – родная: о земле, о возможном покое, о… даже в безрелигиозное время выросшие люди надеются на продолжение жизни.

Но Георгий Суворов мощно продолжился в стихах, сильно и точно расшифровав собственное «я», кратко и ударно прожив.