Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

Шпильки, рассыпавшиеся за ночь, чернели муравьями на голубой коченеющей простыне. Я решил украсть несколько штук и поселить их в ящике письменного стола. У одного парня я читал в сетевом дневнике, что он поселил в комоде божью коровку, чтобы проверить, заглядывает ли квартирная хозяйка в его белье.

Действие последней книги Эпоса развивается в некой новой области, где рассказчику удаётся разрешить те собственные внутренние противоречия, которые стали фундаментом предыдущих книг, т.е. увидеть свой опыт как единое, непрерывное и взаимосвязанное целое.

Там она хлебнула снобизма, жила в общаге, жалась к стенам, смотрела пустым взглядом в окно, читала всякую чепуху, потом нашла себе подружку, такую же чушку-юшку с Юлланда, и теперь я думаю, что мне удалось с ней сблизиться по той же причине: ей было не с кем, и в ней была печаль, которая делала ее притягательной.

Молодежь у костра притихла, ожидая продолжения истории. К чему этот странный тридцатилетний археолог заговорил про тирольскую мумию? Вечерние сумерки постепенно сгущались, и теперь уже невозможно было рассмотреть лицо человека, сидящего напротив.

Я все время думаю про лилипутов. Я еще в детстве про них думал.

На каком-то карнавале в Амстердаме на меня он вышел прямо из узкой улочки с бенгальским факелом в руке, в золотом парике, в набедренной повязке, он, натертый чем-то до преступной белизны, смеялся негритянскими губами, курил джоинт, а за ним перлись ему подобные оборотни, окутанные дымом, с блеском в глазах и пятнами белой краски на одежде, – это был он, ошибки быть не могло.

На дне впадины, у входа в подземелье, в необычной позе лежал Н.Н.К. Глаза его были прикрыты, и все черты лица словно вытянулись в строгую прямую. На щеках и лбу не было ни кровинки, нос посинел, как это часто бывает у покойников, остававшихся на морозе.

Рука на эту дурочку тоже никогда бы не поднялась, хотя она чего-то такого садомазохистского вроде бы и хотела. Помню, когда-то она интересовалась, нет ли у нас дома наручников, просила связать ей руки простыней, иногда выставляла задницу, чтобы ее по ней похлопали.

И вдруг Граченко заметил, как за деревьями промелькнула высокая фигура в длинных белых одеждах. Мгновение – и ее уже невозможно было рассмотреть в ветвях. Явь или вымысел? Но фигура не могла просто померещиться. Действительно кто-то быстрым шагом прошел в стороне от них. Казалось, что человек или видение не встречает никаких преград на своем пути и проходит сквозь них. Значит, это все-таки не человек.

«Дорогой Роберт, извини, что не смогу быть на твоей вечеринке. Надеюсь, у тебя все хорошо и Наташа родила нормального ребенка. Мой квартиросъемщик выстрелил себе в голову, и я должен находиться в его доме до тех пор, пока не вынесут тело. Еще раз спасибо. Может, завтра увидимся. Всегда с любовью, Джон».

Но Егор начал опасаться за другое. Необъяснимая черная энергия так и лилась из Никифорова. Она проявлялась в каждом жесте, в каждом слове… За несколько часов, которые Егор провел в обществе Н.Н.К., слушая его байки, у археолога уже сильно разболелась голова; стены и сам дом давил на Верещагина, а от табачного дыма першило в горле.