Джинсовый король (главы 28-30)
Двадцать восьмая глава
В которой Джинсовый Король допрашивает Карена.
Карена привёл в штаб рядовой Коляев. Когда ещё Карен служил,
говорили, что Коляев после дембеля, оказавшись на гражданке, узнал,
что его родители развелись, и повесился. Всю дорогу Карен
пытался рассмотреть шею Коляева, на предмет следов, но тот
брался за автомат и шипел:
– Вперёд! Шагом марш!
Так ничего Карен и не увидел.
Допрос проходил в штабе училища. Джинсовый Король в форме
подполковника сидел в кабинете, а за его спиной висела подробная карта
местности, в которую какой-то местный остроумец вписал
деревню под названием «Бздило».
Карен поместился напротив Короля. Попросил пить, ему не дали.
Король снял фуражку, и оказалось, что у него за это время отросла
шевелюра. Рыжая с желтоватой, словно прокуренной, сединой.
Новыми волосами Король гордился. Ежеминутно снимал фуражку,
приглаживал их.
– Есть такое наказание – начал Джинсовый Король, – Услышать, что
люди говорят о тебе, за твоей спиной.
Джинсовый Король выдвинул ящик казённого стола, а затем с громким
стуком задвинул его и тут же Карен услышал у себя в ушах голос
Алины, которая говорила Маловечникову:
…конечно, он без меня и шагу не мог ступить.
У Карена даже уши задвигались от гнева. А Маловечников отвечал отстранённо:
– Да, он странный был у тебя.
– Я к нему привыкла, – поспешила сказать Алина, – Всё-таки, столько лет вместе…
– Не надо! – взмолился Карен.
Джинсовый Король хлопнул ящиком, и голос Алины смолк.
– Ты видел Единорога?
– Нет, – ответил Карен, глядя Джинсовому Королю прямо в глаза.
Король повторил трюк с выдвижным ящиком, и раздалось шипение.
– Пусто в эфире, – сказал Джинсовый Король с досадой, – Никто о тебе
не говорит. Никому ты не интересен.
Карен вдруг подумал, что Джинсовый Король зачем-то с ним играет.
Ведь он легко может сделать Карену по-настоящему больно.
Тем временем, Джинсовый Король, снял фуражку и пригладил волосы:
– Я никуда не тороплюсь. А ты?
– Я тоже не тороплюсь, – ответил Карен.
Джинсовый Король медленно достал и поставил на стол проигрыватель с
пластинкой. С трудом согнувшись пополам, долго копался под
столом, втыкая вилку в розетку.
Иголка чиркнула по пластинке. Актриса Касаткина начала читать
детскую сказку. Карен поморщился. Касаткина строила из себя
маленькую девочку с упорством, достойным лучшего применения.
Лицо Карена исказила боль. Касаткина – это был запрещённый приём. Но
он выдержал. Тогда Джинсовый Король одним ударом выбил ему
зуб.
– Я всё скажу, – простонал Карен, трогая языком обломки зуба, –
Только не бейте больше.
Джинсовый Король довольно улыбнулся. Карен отвернулся, переживая
поражение, и произнёс:
– Я видел Единорога.
– Я знаю, – откликнулся Джинсовый Король, – И что он тебе сказал?
– Сказал, «одиночество – это нормально».
Слова Единорога моментально вывели Джинсового Короля из себя. Он
перевернул стол, сорвал с головы фуражку, сорвал и новые
волосы, которыми так гордился, запустил их в угол и заорал Карену
в лицо, выдыхая трупный запах:
– Кто в детстве пытался поджечь детский сад жуком – пожарником?!
Кто, сука, до двадцати лет коллекционировал списки, которые ему
мама в магазин писала?!
– Я, – сказал Карен, и еле увернулся от проигрывателя, который
полетел прямо ему в голову.
– Что ещё он сказал?!
– Больше ничего, – испуганно ответил Карен.
– Что он ещё тебе сказал?!
– Ничего больше, правда.
Карен, стараясь смотреть Королю в глаза, нервно сглотнул.
– Свободен, – сказал Джинсовый Король, устало садясь на своё место,
– И, кстати, ты на губе чесоткой заразился.
Двадцать девятая глава
В которой Карен болеет – Ищет монолог Жанны Д’Арк на
украинском языке – И в которой Алина смотрит в дверной
глазок
Болел Карен долго и тяжело. Андрей Николаевич и Егорушка отвели его
в школу в Хлыновском тупике. У Егорушки там работал знакомый
учитель труда. В школьном спортзале на матах Карен лежал и
чесался. Особенно беспокоила его грудь. И бока тоже
беспокоили. В голове шумело, и время от времени пропадало желание
жить. Накатывала слабость. Мучили глупые мысли. В течение трёх
дней он вспоминал притчу о рубашке счастливого человека.
Что-то там было о том, что некий король приказал принести ему
рубашку счастливого человека. Искали такого, искали, а когда
нашли, оказалось, что у счастливого человека вообще нет
рубашки.
Вроде бы так. Но Карену в бреду казалось, что не складная это
история. Можно её как-то ловчее рассказать.
Карену мучил стыд. Он проклинал себя за то, что предал Единорога. А
Егорушка, который мазал Карена белой, похожей на разведённый
мел жидкостью, успокаивал:
– Его все предают. Ему больно, конечно. Только он простит.
– Правда? – спрашивал Карен сквозь слёзы.
– Правда, – говорил Егорушка.
Но всё равно Карену было горько, словно шёл он выкидывать мусор и
вместе с мусором выкинул в помойку новые перчатки. Даже ещё
хуже было чувство.
Егорушка вкалывал Карену лекарство. И оно горячо, словно кипяток
протекало по венам.
– Мне стыдно, – повторял Карен, и впадал в забытье. В бреду, он
донимал Егорушку и бывшего Засранца вопросом:
– Подскажите, пожалуйста, где можно достать монолог Жанны Д’ Арк на
украинском языке?
– На Украине, – отвечал ему Андрей Николаевич.
Но Карен ничего не слышал.
Маловечников и Алина стояли на лестничной клетке.
– Пока, – сказала Алина, собираясь открыть дверь своей квартиры.
– Пока, – откликнулся Маловечников трагическим голосом, – Я тебе позвоню?
– Позвони, – ответила Алина, и поняла, что Маловечников сейчас её поцелует.
И он поцеловал. Язык его показался Алине удивительно длинным, и к
тому же раздвоенным. Хотя этого не могло быть.
– Можно я зайду? – голос Маловечникова вибрировал на низкой ноте.
– Нет, – сказала Алина, отводя взгляд, – В другой раз.
Оказавшись в квартире, Алина повернула ручку замка по часовой
стрелке и заглянула в глазок.
Маловечников продолжал стоять напротив квартиры, словно зная, что
она будет смотреть на него. Алине показалось, что Маловечников
похож не на её одноклассника, а на робота, у которого
отключили питание. Стоит неподвижный истукан посреди лестничной
клетки и в остекленевших глазах дрожит, отражаясь, низко
висящая лампочка.
Алина отпрянула от глазка. Не захотела больше этого видеть. Села на
подставку для ботинок, стала вспоминать Карена. Как он
говорил: «Никогда не могу понять, о чём ты думаешь», а она
отвечала «Тебе и не нужно ничего понимать». И ещё он говорил: «Ты
такая дурында!», а она притворно возмущалась: «Какая я тебе
дурында?!». Но ей это ужасно нравилось.
Нравилось, когда Карен на одну подушку кладёт голову, и другой
подушкой накрывается. Он говорил, что такая привычка у него со
времён службы в армии. Потому что в казарме свет яркий и
солдаты орут.
Долго сидела Алина на подставке для ботинок и горько плакала. Но
подставка для ботинок не ожила, как в пьесе Гладилина, и не
стала её утешать. Алина кое-как успокоилась сама.
Тридцатая глава
В которой Карен ищет выход из порно-лабиринта
После того, как прозвенел звонок на третий урок, Карену стало хуже.
Он лишился чувств.
– Умирает? – спросил Андрей Николаевич.
– Похоже на то, – ответил Егорушка.
Тем временем, Карен попал в настоящий порно-лабиринт. В первой
комнате совокуплялась молодая пара, и девушка участвовала в
соитии с невероятным энтузиазмом. Плоские груди её похожие на уши
спаниеля взлетали и опадали с лёгкими шлепками. Карен
остановился, как вкопанный. Пара его не замечала. Мужчина пыхтел,
а когда девушка упёрлась руками в его волосатую грудь, он
начал громко кряхтеть. Ему было тяжело. Но кто ж откажется от
секса, подумал Карен и перешёл в соседнюю комнату.
Там с белёсым, здоровым мужиком сношалась смуглая девушка, похожая
на певицу Сабрину и на его жену одновременно. Девушку имели
сзади, и она, стоная на выдохе, говорила что-то похожее на
слово «горы». И так ритмично, не сбиваясь, шлепок и «горы»,
шлепок и «горы». Карен стоял, как зачарованный. И через
несколько минут понял, что он зверски возбудился. Так, что вряд ли
сможет нормально ходить. Тем не менее, он зашагал дальше.
Входя в следующую комнату, Карен уронил бессмысленную железную вазу
с сухими колосками, стоявшую, видимо, для красоты. Но на
звук никто не обернулся. Более того, группа голых граждан так и
продолжала неистово лизать друг друга.
В следующей комнате мастурбировала грустная, рахитичная барышня.
Рядом на кровати лежала гитара и сборник песен Митяева. Карену
стало жалко барышню до слёз.
Внезапно чёрный потолок над головой Карена заходил световыми
волнами, и огромная живая картина появилась на потолке. Начали
показывать фильм под названием: «Мама, я хочу тебя», где плохо
знакомая с сыном мама гладила своего фальшивого отрока по
штанам в районе ширинки и сама почему-то стонала предродовым
стоном.
Карен побежал, согнув руки в локтях и сгорбившись. Комнаты сменяли
друг друга. Все они были без дверей. В каждой комнате стояла
кровать, на которой среди мятого белья качались голые
фигуры, освещённые красными и мертвенно-голубыми ночниками. Фигуры
отбрасывали на стены кривые тени. Тени двигались,
переламывались пополам, тряслись, растекались, как разлитое чёрное
молоко, и вдруг исчезали, собравшись в точку.
На потолке рахитичный «сын» долбил «мамашу» морщась, словно от боли.
Карен, стараясь не смотреть на потолок, вбежал в очередную
комнату и остановился. Помещение было больше прочих и в
центре, вместо кровати, стоял чёрный джип. За рулём сидел
скучающий водитель. Карен подошёл к джипу и вежливо спросил:
– Здравствуйте, а вы что здесь делаете?
– Шефа жду, – был короткий ответ.
Карен постоял, переминаясь с ноги на ногу. Шофёр отрешённо смотрел
прямо перед собой. Крутился на верёвочке освежитель воздуха в
виде ёлочки.
– Но здесь же вокруг одни извращения…
– А ждать в машине по шесть часов, это не извращение?! – грубо
перебил Карена шофёр.
– Ладно, – сказал Карен, – До свидания, – и перешёл в следующую
комнату. Там на кровати в жёсткой сцепке застыли мужик,
блондинка и лилипутка. Карен вспомнил, что их он уже видел, и не
один раз. Это значит, он кружит на одном месте. Карен как-то
держался до сего момента, а теперь он почувствовал себя совсем
нехорошо. Перестало хватать воздуха. Стоны и вздохи вокруг
стали невыносимо громкими. Карен увидел, как потолок с
многометровыми голыми телами опускается прямо на него. Под
тяжестью потолка затрещали стены. Карен упал на колени и закричал
предсмертным криком. Сердце в его груди задрожало и лопнуло.
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы