Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

ЧАСТЬ 3

Глава 1

Я помню начало новой жизни как переход от солнечного бытия к
сумеречному. Не от праздного лета к трагедиям зимы: это было
внутреннее изменение... Я бы назвал это ощущением полярной ночи,
хотя никогда не был в верхних широтах. Цветовая гамма
существования стала иной. Может быть, из за того, что моя жена
родилась в каком-то военном русском городе, за Полярным кругом.
Короткие воспоминания ее детства странным образом отразились
на моем восприятии будущих чад. Бессознательно я настроился
на повторный виток Наташиной жизни: что-то должно было
вернуться. Например, в результате глобального потепления тьма
вот-вот должна была окутать и наш остров. Елка рассказывала о
трогательных и печальных видениях своего детства: рахитичные
дети, раздетые до трусов, стоят вокруг мерцающей кварцевой
лампы, словно туземцы вокруг костра. Злая нянька ходит с
бутылью рыбьего жира, вливая гадкую жидкость в маленькие рты из
одной и той же ложки, и если кого-нибудь из воспитанников
вырвет, грозится, что заставит его съесть собственную
блевотину.

Полярная ночь. Северное сияние. В Заполярье это загадочное время
года начинается в начале декабря: солнце уже не поднимается
выше края горизонта, и в лучшем случае, при ясной погоде, люди
могут увидеть лишь отражение света на облаках. Пик полярной
ночи (тьма кромешная) приходится как раз на время Рождества,
длится около недели, а световой день составляет часов пять,
хотя больше походит на сумерки. Рождение Господня Сына,
отмечаемое в темноте, должно быть до боли символично. Наверное,
будучи младенцем, он еще не был Богом, и душа его
представляла собой такой же затуманенный сумрак. Краешек солнца
северные жители смогут увидеть только через месяц, да и то с
трудом: территория региона слишком холмиста. И потом начинается
медленное просветление, ожидание, подсчитывание,
прилепетывание...

По мере приближения родов и мы с Елкой становились все ближе и
ближе. Эта близость, несмотря на общие страхи и волнения, была
довольно практичной. Мы сохраняли минимальную дистанцию,
невнятную, непроизносимую, но по существу постоянно были в
пределах досягаемости друг от друга. Словно ждали вражеского
нашествия. Словно мы две союзнические армии, которые могут быть
перекуплены противником или обращены им в другую веру.

Это было связано не только со скорыми родами. Я слишком много
раздумывал, какими эти дети могут быть, опасался появления врага
или чудовища в моем доме. Таких вещей я всегда избегал
инстинктивно. Супруга погрузилась в некоторое сонное блаженство:
перемещения ее по дому становились все ограниченнее, спать
приходилось на спине. Несмотря на лишения, ей это состояние
нравилось.

Я научился немного хозяйствовать (в тех пределах, которые она
считала необходимыми). Сейчас плохо помню, что делал конкретно...
Мыл и расставлял посуду согласно ее привычкам, готовил по
мелочам, стирал барахло. Эти вещи оказались нетрудными, но
глубокого навыка во мне не развили. Я не понимал смысла своих
действий, а ведь представители другого пола знают его от
рождения. Механическая работа отвлекает от ненужных мыслей, ее
любят именно за это, ведь особенных заработков она не
приносит. Мне до сих пор трудно отличить нужные мысли от не нужных,
поскольку рано или поздно они все равно меняются местами,
хотя и остаются в общем-то такими же простосердечными как,
например, эти. Не удивлюсь, что мы думали об одном и том же.
Мы выполняли в меру своих сил наши хозяйственные дела, делали
вид, что еженедельное появление у доктора избавляет нас от
опасений за жизнь и состояние будущих чад.

Мы рутинно приезжали в офис доктора, просматривали развитие
младенцев посредством ультразвука, взвешивали жену, измеряли ее
давление, записывали характер сердцебиения малышей на длинную
ленту какого-то прибора, потом имели небольшой, но вдумчивый
разговор с гинекологом. Врачи, пропустившие через свои руки
сотни пациентов, выработали в себе особую интонацию, мягкие
манеры поведения, уверенность, что природа всегда права. Я
привык к холлам докторских офисов и знал теперь в лицо многих
деятелей голливудского бомонда и эстрады, просмотрев тонны
макулатурных журналов, обычно предлагаемых клиентам на время
ожидания. Роды могли начаться в любое мгновение, два
доктора: Арато и Блажек – уже были назначены, имелся запасной, с
которым нам не было суждено увидеться никогда. Наташа боялась
ночных схваток, держала меня при себе постоянно. Я старался
не отлучаться никуда далее турецкой бензозаправки, не хотел
повторения истории со «скорой помощью».

В связи с предстоящим пополнением семейства мы затеяли ремонт. Потом
этого уже не сделать. Нужно было поменять полы на втором
этаже и на кухне, сделать проходной одну из комнат на первом,
убрав оттуда большую врезную кладовку. Замену этой кладовке
мы хотели сделать наверху, над гаражом, или организовать там
небольшую детскую комнату, если позволят размеры.

Кроме прочего, жена хотела вырезать одну из стен на кухне и
установить там скользящую стеклянную дверь, чтобы, стоя у плиты,
следить за детьми, пока они в коляске на веранде дышат свежим
воздухом. Мы обзвонили с десяток компаний: приходящие
оценщики называли суммы, разнящиеся в несколько раз. Наконец нашли
каких-то местных шабашников, пообещавших за полцены заменить
старый карпет* на перго**.

Найти плотника оказалось труднее. Появлялись они неохотно,
важничали, производя измерения. Время ремонта назначали на сроки, до
которых Елка не могла бы доносить малышей по всем законам
природы. Маленький итальянец по имени Фрэнк впервые в жизни
отведал у жены настоящего индийского чая из китайского
чайника, похвалил нас за обилие книжек и согласился на работу за
хорошие деньги. Дней через десять он появился у нас со своей
дочерью Синтией, отличающейся катастрофической необъятностью
тела и умным, симпатичным, слегка мальчиковатым лицом.
Теперь эта парочка по существу поселилась у нас в доме, и мы
могли спокойно вздохнуть лишь к вечеру, когда звуки их дрелей и
пил, наконец, смолкали. Глупо жаловаться на производственный
шум, когда тебе нужны изменения в твоем жилище, но Наташа
выдерживала его с трудом, хотя и не подавала вида.

Это было самым изматывающим временем ее беременности. Ей назначили
плановое кесарево сечение, но сразу же предупредили, что до
этого срока она вряд ли доносит. На практике такого почти
никогда не происходит. В результате – внесли в наши отношения
еще больше напряженности. Сколько можно ждать? Шутки Моник о
многолетней беременности Наташи становились похожими на
правду. Кажется, киты (или слоны) вынашивают своих детей годами.
Так и наша полярная ночь растянулась на неопределенный,
монотонный в своем скучнейшем преодолении, растительный период.
Насколько я понимаю, за последние недели младенцы меняются
незначительно, а современная медицинская техника легко
справляется с их реабилитацией и спасением. Маленькие люди
попросту жили теперь в животе у моей жены и не очень торопились
наружу. Когда Елка предложила доктору дождаться естественного
разрешения ситуации, он отнесся к ее идее крайне
скептически.

– Даже сейчас толкаться у вас в пузе им вредно, – сказал Арато. – Им
может не хватать кислорода, возможно сдавливание черепа,
отчего, конечно, страдает мозг. Если они питаются от одной
плаценты, один из них может забирать все или оставлять другому
недостаточное количество пищи. Если у вас отойдут воды по
дороге в госпиталь, это будет угрожать их жизни, да и мы с
доктором Блажеком можем появиться слишком поздно. Не усложняйте
жизнь себе и нам. Подумайте о детях. Конечно, вы вправе
поступить так, как вы считаете нужным.

– Мне не нравится, что операция назначена на тринадцатое число. В
таких делах начинаешь бояться даже черных кошек.

– Почему вы не сказали сразу?

– Это было два месяца назад. Тогда мы были уверены, что все
произойдет гораздо раньше. Я не знал, что моя жена окажется такой
выносливой. Я не обратил внимания на число в вашем циркуляре.

Арато пообещал перенести дату операции. Пообещал попробовать,
добавив, что стопроцентно в этом не уверен. Когда вспоминаю сейчас
те времена, мне кажется, что я суетился больше супруги. Она
была вполне самодостаточна и доверяла ощущениям своего
организма. По ее мнению, все там происходило идеально. От этой
ее убежденности становилось страшновато: кроме умиления, в ее
глазах вспыхивали искры непререкаемого фанатизма. Она была
не очень капризной (жутким описаниям медицинской литературы
не соответствовала), в пище стала неприхотливой, лишь иногда
могла неожиданно попросить мороженого или клубники.
Пигментация на лице, увеличение и потемнение сосков, темная полоска
вдоль живота, огромного, как колокол, – все эти изменения
полностью соответствовали данным справочников, которые Наташа
читала непрестанно.

Книги она брала в библиотеке, заказывала через Интернет. Сравнивала
прочитанное и возмущалась. Почти каждый автор имел личное
мнение по уходу за новорожденными. Это касалось и режима
питания, и сна, и прогулок на свежем воздухе... Она говорила, что
в 50-х годах в Америке было модно класть младенцев на
живот, отчего сотни из них задохнулись во сне. Сейчас никто из
матерей не выкармливал детей грудью по причине занятости, а
может быть, и моды. Ведь мода присутствует во всех сторонах
нашей жизни. Елка подобной моды принять не могла хотя бы
потому, что имела возможность наблюдать американских выкормышей
на приемах в госпиталях. Использование искусственного
питания, так называемой «формулы», приводило к превращению
младенцев в копии толстощеких резиновых кукол, продающихся в местных
магазинах игрушек. Не по возрасту крупные, неповоротливые,
эти дети производили отталкивающее впечатление еще и тем,
что их мамки считали своих студенистых крох идеальными.

С материнской солидарностью и ободряющим сюсюканьем мы начали
сталкиваться с первого посещения больницы. Наташе эта фальшь была
понятней, во мне же возникала холодная брезгливость, готовая
в любую минуту превратиться в циничный бунт. Мы зарекались,
что с нашими детьми подобного не случится, хотя не знали,
как быть с мультфильмами Диснея, розовым динозавром Барни и
другом всех детей планеты Майклом Джексоном.

Иногда случалось смешное. Помню, один раз я уехал за продуктами (шел
один из тех последних дней бабьего лета, которыми дорожишь
больше других, мечтая удлинить их любым способом). После
магазина меланхолично кружил по поселку. Это тоже стало
привычкой и одним из немногих развлечений, которые у меня еще
остались. К моему «Крокодилу» население давно привыкло, тем
более, что в округе появились машины поинтересней. Открытая
трехколесная самоделка, гибрид джипа и велосипеда, как пошутил
Джон, затмила славу моего раритетного «Крайслера».

Чем меньше внимания привлекаешь, тем лучше. Я уже не нуждался в
медных трубах и лавровых венках. Я просто колесил по поселку,
рассматривая содержимое дворовых распродаж, подходящих к концу
по мере завершения теплого сезона. В тот день мне
посчастливилось купить штук десять одинаковых женских париков, судя
по всему, употреблявшихся когда-то старушкой, уже ушедшей из
жизни. Парики были замечательным дополнением к любым
карнавальным действиям. Внутренне я окрестил их скальпами и
чувствовал себя пуспотуком – победителем бледнолицых. В ближайшее
время никаких вечеринок не предвиделось, но когда-нибудь я
постираю свои парики и напялю на головы десяти гостям мужского
пола. Одинаковая лохматость прически – это смешно, пусть и
примитивно. Ухмыляясь, я продолжал свои разъезды.

Когда я вернулся, Елки в доме не было, на мои крики никто не
отзывался. В ужасе я выскочил на задний двор, где обнаружил ее в
старом плетеном кресле-качалке. Сидение его провалилось, и
Наташа опустилась задницей до земли. Ноги ее потешно торчали
кверху, выбраться из этой ловушки при своем пузе она не могла.
Она не особенно переживала по этому поводу и весело
разговаривала с кем-то по телефону. Увидев меня, захохотала.

– Тащи скорее фотоаппарат. Исторический кадр. Такое нужно оставить потомкам.

Я был рад, что дело обошлось без разборок: она могла обидеться.
Провалилась она минут двадцать назад, но мне не звонила. Это
произошло, когда она разговаривала с кем-то из подружек, и лишь
позабавило обеих.

Мы вдумчиво продолжали ремонт полярной ночи. Фрэнк со своей
колыхающейся дочерью оставляли обширные поля для доработок. Было
решено: то, что они не успеют или не захотят сделать, доделаем
мы с женой. Помню, я отдирал линолеум на первом этаже (никто
из квалифицированных людей за такую работу не берется). В
60-е годы резину клеили поверх паркета на века. Никто не мог
себе представить, что мода повернется вспять. Грязь и
ацетоновая вонь стояли невыносимые, но обошлось без выкидыша. В то
время женщины в магазинах, где появлялись мы с Елкой,
обычно шутили:

– Надоело носить? А ты пойди поубирай листья.

___________________________________________________________________________

* Карпет – палас.

** Перго – плитка из ламината для покрытия полов.