Проза

У группы поваров в одном профессиональном политехническом лицее
закончился урок физкультуры. Самая красивая и высокомерная
первокурсница, оставалась в раздевалке последней, когда
притаившиеся за углом пять сварщиков и слесарей первого года
обучения, погасив свет, вломились туда гурьбой, не забыв подпереть
дверь шваброй. Послышались шум, визг, шлепанье маленьких
ножек и топот больших … Парни бродили в темноте, стукались
головами, нащупывали крепкие груди друг дружки и со словами:
«Тьфу ты, пацан!» отправлялись на поиски.

Когда через три-четыре минуты после случившегося, высокий физрук,
включив свет, вошел в раздевалку: два парня стояли, вытянув
друг к другу руки, ещё двое обнимали грудь стройненькой
девочки, причем спортивный топик её повис у одного из них на
локте. Последний же из донжуанов шарил по стенам в пустующем углу
и причитал: «Ну, где? где? мне ни фига не досталось …»

Немую сцену, воцарившуюся на несколько секунд, прорезал девчачий
крик и две звонкие пощечины. Красавица, сорвав с руки паренька
топик, выбежала из комнаты, прикрывая руками грудь. Физрук
криво улыбнулся, произнес долгое: « Та-а-ак» и, сжав швабру
обеими руками наподобие секиры, ринулся к юным развратникам.
Ребята беспорядочно заметались по раздевалке, в панике снося
скамейки, а физрук ударами швабры норовил согнать их в
кучу. Вдруг, среди всеобщей неразберихи из женского туалета
раздался спасительный глас: «Окно! братцы! Окно!» и скрип
открываемой створки. В два счета пареньки сгроздились в туалете, и
в один присест попрыгали со второго этажа на сочную зелень
газона. Перепачкав брюки и джинсы землей и травой, они
потрусили к пестрым новостройкам, на ходу потирая ушибленные
места. «Десантники фиговы», – зло осклабился им в след
физкультурник, в бывшем ученик этого ПТУ и солдат ВДВ.

Ему вспомнилось, что сегодня 31 мая, последний день весны, его сорок
первой весны.…И вдруг понеслись, закружились перед глазами
молниеносные, будто в сжатом формате, кадры памятных ему
весенних событий. Школьный «последний звонок», где он впервые в
своей жизни напившись вдрызг, устроил драку с
десятиклассником, за что был вычеркнут из списков на получение второго
разряда, а аттестат неполного среднего получил только в
августе. Весна, тремя годами позже, ознаменовалась тем, что сразу
после досрочной защиты диплома его забрали в армию, и,
отложив летнюю свадьбу с любимой девушкой, он уехал в Казахскую
ССР. В следующую весну она написала, что выходит замуж,
просила простить…. Вспомнились соревнования 84-го года, где он
боролся за первенство полка по рукопашному бою, и был
побеждён-таки коренастым татарином, на последних минутах вырвавшим
призовое звание мастера спорта. Всплыл в памяти и весенний
развод с женой четыре года назад, делёж имущества, слёзы
увозимой дочурки…. и всего лишь полугодовой давности суровый
приговор медиков – импотенция из-за нервной перегрузки и
стрессов.

Он вдруг вздрогнул, прислушался к звукам из зала, снял с крючка
джинсовку, прошёл в зал. На длинной скамейке всхлипывала юная
красавица. Молча, накинув ей на плечи джинсовку, он, не глядя
на неё, спросил:

– Писать на них будешь? Я домашний Сафариной знаю, и не только её,
но и завуча пристегну. Опознать их, если прилюдно, сможешь?!

– Не надо директора, Максим Леонидович, и завуча не надо. Я ничего…
никаких не буду… Я домой пойду. Всё в порядке. Не стоит…

– Домой хорошо. Дома всё расскажешь, успокоишься. С мамой вместе
докладную на имя директора и напишите. Чего головой мотаешь?
Чего упрямишься? Не будешь ничего никому рассказывать,
говоришь… Да ведь они тебя засмеют, дура! Завтра-послезавтра всё
про тебя на переменах растрясут. Ещё и приврут с три короба.
Потому напишешь, сейчас, здесь писать сядем. Сегодня
Сафариной позвоню, сею минуту, чтоб завтра уже завертелось всё!..

Тут только Максим Леонидович увидел, что красавица ошалело смотрит
на внезапно изменившееся, перекошенное злобой лицо
двухметрового учителя, испуганно следит за разъярённым размахиванием
увесистых рук дубин. Он увидел, что губы её дрожат, а из
глаз, высохших всего пару минут назад, брызнули слёзы…

– Одевайся. Домой, – тихо скомандовал Максим. Птицей вспорхнула
девушка и с проворством кошечки скрылась в раздевалке.

Физрук, сев на скамейку, тупо упёрся глазами в пол. В голове вдруг
возникла «горячая» сцена в раздевалке; припомнилась белая
кожа большого бюста, вишни сосков, припомнилось ярко, сильно,
светло… Душа рванулась, хотела связать эту молодую, пышущую
здоровьем грудь с горячим, загорелым телом своей первой
девушки… Но сердце стучало ровно, мозг не откликнулся и через
мгновение образ хрупкой девушки вытеснился потным, волосатым
телом коренастого татарина, и горько-терпкой на вкус пылью
ковра. Душа взбесилась, что-то далёкое и глубоко спрятанное
внутри тщетно рвалось на свободу. Память рисовала и рисовала
лицо, белизну тела, страстные ласки красивой невесты, не
дождавшейся его, Максима, из армии… но в образ вплетались
многочисленные спарринги и бои в подростковой секции, и обжигающий
холод кожаных перчаток на коже лица. Под конец всё затмило
усталое, стянутое болью и упрямством лицо соперника на
городских соревнованиях, которого он отправил-таки в технический
нокаут. Душа не сдавалась, пыталась воскресить, ухватиться за
брачную ночь… но белые, хрустящие простыни выдавливались
кровавым мордобоем в электричке С-Пб – Любань, где один против
четырёх он одержал неоспоримую победу.

Неслышно появилась красавица, уже напудренная, накрашенная и,
казалось, повеселевшая. Она робко и заискивающе, видно стесняясь
своих слов, попросила:

– Максим Леонидович, вы только никому не говорите про это…. Я ведь
их знаю, они во дворе двадцатки сидят и в ДК на дискотеки
ходят…

– Не скажу. Собралась?

– Да.

– Тогда, до свидания.

– До свидания, Максим Леонидович, – попрощалась девушка и выпорхнула
из спортзала.

Учитель взглянул на солнечное небо, на величественные облака, на
только вылупившиеся из почек листочки … «Совсем тепло стало …
завтра уже лето. Занятия закончились…» – перекатывались в его
голове мысли. «Десантниками будут», – неожиданно сплелись в
слова его чувства. И поставив швабру в угол, физрук
поплелся закрывать зал и собираться домой.