Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

Глава 26

Балаган этот начинал надоедать, болтовню девицы всерьез я не воспринимал,
но понимал, что участвовать в беседе мне не стоит. Этим я только
потакаю юной психопатке, действую предательски, преступно, глупо.

– Каждый раз, когда мы, Монèк, встречаемся, ты делаешь какую-нибудь
херню. Ты помнишь, что обещала мне после похода в аквариум?

– Что же такого я тебе обещала? – прошипела она с садистской уверенностью
в безнаказанности.

– Ты обещала себя прилично вести. Кстати, ты мне гораздо больше
нравишься в виде обворожительной черной девочки с хорошими манерами.
Нахальных и самоуверенных дур я видел предостаточно. Если хочешь
знать, интеллигентные барышни сексуальнее. Они сексуальнее выглядят,
сексуальнее себя ведут. Ты упускаешь множество деталей мужской
психологии, а образ создается именно из деталей.

– Тебе это знать лучше. Ты у нас большой специалист в области
мужской психологии. Только вот понять женскую душу тебе не дано.
Думаю, ты, как все мужчины, просто не способен никого по-настоящему
полюбить. А мне и не нужно твоей любви, мне нужно, чтобы ты меня
трахнул.

– Вот как? С чего бы это? – мне срочно было нужно cменить тему,
и я попытался это сделать, переменив направление движения.

Не доезжая до Мейн стрит в Сентер Моричес, я повернул на Олд Нэк
роад, решив показать девице дом, который мы снимали с Наташей
до переезда на Длинный Остров. Этот спальный район оставался первозданно
зелен, как и раньше. На некоторых деревьях были прикреплены разноцветные
листы ватмана с объявлениями о воскресных гараж-сейлах _ ¹. На Олд Нэк нам попались
две или три распродажи, состоявшие в основном из старых детских
игрушек, колясок, баскетбольных мячей, разноцветных книг. Домохозяйки,
пенсионеры, ребятишки, которые тоже участвовали в торговле, приветствовали
наш автомобиль возгласами зависти и восхищения. Взрослые с мимолетной
подозрительностью посматривали на Монèк: здесь преобладало
еврейское население. Девушка была на седьмом небе от счастья,
она упрашивала меня погудеть в рожок, а когда я отказывался, ложилась
мне на колени и, хохоча во все горло, плющила резиновую грушу.

Я вспоминал гостеприимные места нашего прошлого, хотя мы прожили
здесь всего один год, счастливых воспоминаний хватало. Я продолжал
ехать по Олд Нэк. Именно в том месте, где она резко поворачивала
направо в сторону Форж ривер, и находилось наше прежнее жилище,
небольшой домик желтого цвета. Глядя со стороны, никогда не подумаешь,
насколько он эффектен внутри. Гигантская зала с окнами на потолке,
которая после тесных городских условий поражала воображение и
наводила на мысли о размахе теремов и амбаров. В нашем новом доме
подобных помещений не было. Я взялся рассказывать об этом своей
спутнице, но она не слушала или делала вид, что не слушает. Я
сказал, что в этой зале можно было бы сделать великолепную фотостудию,
а сама Монèк, на мой взгляд, будущая Найоми Кэмбелл.

– Она фотографировалась голой. Это безнравственно, – сказала Монèк
категорически.

Вот и пойми, что у них на уме. Я подумал, что она прислушалась
к моему совету и решила вести себя интеллигентно и чопорно. Можно
ли поверить в это? Я не смел и надеяться.

Дорога завершалась въездом на марину – пристань для лодок и прогулочных
яхт. Я знал, что летом отсюда каждый день ранним утром отходит
рыбацкий кораблик на ловлю камбалы и флюка, но никак не мог найти
себе компаньона или наставника. Я с интересом взглянул на Монèк
и подумал, что она вполне бы подошла для этого дела. Она умела
радоваться и восторгаться. Если в ней и есть что-то для меня привлекательное,
то только ее ребячливость. Она благодарный зритель, слушатель,
умелый провокатор. Остальные друзья моей нынешней жизни этими
качествами не обладали. Я перелистал гламурные лица вчерашней
вечеринки, прочие физиономии будней и деловых встреч: подросток
явно в чем-то выигрывал. Я не хотел говорить Монèк об этом
открытии, но уверил себя сам, что в ее появлении хорошего гораздо
больше, чем плохого. Наташа, к сожалению, с каждым днем становилась
все более и более тяжелой на подъем. Раньше она была для меня
не только женой, но и веселым другом. Это временно, это пройдет,
это так должно быть для нашего многодетного счастья. Мне ведь
даже не о чем поговорить с этой длинноногой негриллой.

Я смотрел, как она подошла к воде, уселась на корточки и стала
подзывать движением губ и рук двух лебедей, качающихся неподалеку,
семейную пару, которая обитала в этих местах уже несколько лет.
Именно из-за этих птиц я когда-то сломал себе руку, поехав посмотреть
на них ночью на велосипеде моего приятеля.

– Горный велосипед, – сказал я, подойдя к девушке. – Никогда на
таких не катался, а тут взял и рискнул. Что может быть опасного
в велосипеде? Я разогнался, но на повороте у марины напоролся
на автомобиль. Они заворачивали и ослепили меня фарами.

– Велосипедом ты от меня не отделаешься. Только лимузин. И вообще:
я считаю, что торг неуместен. Я донесу о твоих похождениях Наташе,
дам информацию в местные газеты… Я своего добьюсь.

– Ты можешь говорить о чем-нибудь другом? Иногда мне кажется,
что ты умственно отсталая. Они только об этом и думают.

– О, значит, и ты у нас умственно отсталый! – она продолжала бравировать,
но я заметил, что слова мои ее задели. Она заметно помрачнела
и шутила теперь как-то механически.

Я рассказал скучную историю про свой перелом. Однажды в полночь
я направился на велосипеде друга покормить лебедей, около въезда
на марину затормозил у выезжающего автомобиля, нажав на тормоз
переднего колеса. Скорость была приличная, поэтому велосипед на
это переднее колесо и встал, постоял пару секунд и все-таки в
силу инерции перекувыркнулся. Я рухнул на асфальт и, как мне показалось,
мгновенно превратился в мешок костей. До своего желтого дома я
добрел окровавленный, лебеди гоготали мне в спину. Оказалось,
что Монèк меня слушает. Я совсем не рассчитывал на это, а
просто заговаривал себе зубы, чтобы избежать напряженных пауз.

– Бедненький, – сказала она, – ведь ты мог погибнуть. Ты мог погибнуть,
и тогда в моей жизни ничего бы не произошло…

Я недоверчиво взглянул на нее, удивившись столь разительной перемене
в интонациях, но девочка продолжала сидеть в прежней позе, мечтательно
всматриваясь в очертания противоположного берега. Там царило такое
же воскресное оживление, как и здесь. От пристани Мастика отходили
лодочки, раздвигая бортами ленивые стаи гусей и уток. Из маленького
кафе доносились звуки старомодного рок-н-ролла, мирно вписывающегося
в крики чаек.

Откормленная лебединая чета, наконец, снизошла до наших приглашений
и выбралась на галечный берег. Опытные попрошайки, они быстро
поняли, что мы зазываем их на сушу лишь для забавы, но вместо
того, чтобы убраться восвояси, ринулись на нас в атаку. Шипя,
словно толстые ядовитые змеи, они вытянули свои шеи и настигли
нас в мгновение ока. Я до тех пор пребывал в состоянии бездумной
рассеянности, но Монèк, первой почувствовавшая опасность,
вскочила с места и бросилась на них с невероятной отвагой. Она
рычала, словно остервенелый черный зверь, корчила страшные физиономии,
выбрасывая вперед руки, изображая пальцами лязгающие зубами морды.
Лебеди остановились, потом, недовольно бурча, ушли к воде.

– Они могли оторвать тебе яйца, – сказала Монèк совершенно
серьезно. Она села на камушки и обвилась вокруг моей ноги. – Было
бы очень плохо. Я испугалась.

«Какой самоотверженный у меня появился друг», – подумал я и потрепал
ее по смолистой шевелюре.

– Тебе нравятся мои волосы? Они почти не вьются.

В кармане брюк закудахтал мобильник, я не сомневался, что это
звонит Наташа. Я объяснил ей, что из ностальгических чувств заехал
к нашему старому дому и Монèк только что спасла меня от нападения
диких животных. Жена засмеялась, она тоже любила заезжать в гости
к прошлому. Она только что проснулась, сказала, что, пока будет
приводить себя в порядок и завтракать, я, по ее мнению, уже должен
буду вернуться. Пока мы смеялись, обмениваясь впечатлениями о
вчерашней гулянке, девочка сидела на земле, внимательно глядя
на меня снизу вверх. Когда она потянулась к зипу на моих джинсах,
я довольно резко хлопнул ее по руке, сделав укоризненную гримасу.
Мне пришлось перехватить ее взгляд, но вовсе не злой и дикий,
а какой-то обиженно-умоляющий. Я через силу улыбнулся и прикрыл
пах рукою так, как бы я это сделал, защищаясь от нападения лебедей.

Мы выехали обратно на Монток. Чтобы попасть на 27-ю, мне было
нужно проехать по главной улице Моричес, где, как я опасался,
мог проходить какой-нибудь очередной летний праздник, вызывающий
заторы в движении. Увы, так оно и случилось. Мы встали под небольшим
железнодорожным мостиком и даже получили возможность прослушать
грохот катящейся электрички у нас над головой. Этот железнодорожный
ветер окатил нас шумом, протрезвил, дал пощечину. Я дружески похлопал
девочку по плечу, спросил ее о школьных друзьях. Я ничего не знал
о современных школьниках.

– Ты ходишь на дискотеки? С мальчиками танцуешь? Неужели у такой
красавицы до сих пор нет кавалера?

Монèк пренебрежительно фыркнула, потом сказала, положив свою
руку с детскими необработанными ногтями мне на бедро:

– Я люблю тебя, Роберт. Я хочу, чтобы ты был первым моим мужчиной.
Мне никто на свете не нужен, кроме тебя. Я готова пойти на что
угодно… на любое преступление… я брошусь под поезд…

Я оборвал этот душераздирающий монолог, приложив свой указательный
палец к ее губам.

– Ты мне тоже очень нравишься. Более того, я хочу тебя. Однако
существует проблема, о которой ты даже не догадываешься, из-за
которой меня невозможно ни в чем обвинить, из-за которой моя жена
так долго не могла забеременеть, из-за которой я веду себя с тобою
таким вот бесполым образом. Понимаешь, у меня болезнь, которая
полностью исключает секс! Ты не представляешь, сколько врачей
нам пришлось оббегать, сколько выпить химии и прочей дряни. Монèк,
я сейчас зарыдаю, но ты должна войти в мое положение. Давай будем
просто друзьями. Я буду катать тебя на машине, водить на пляж…
Давай вместе съездим в город к моим друзьям. У меня есть хорошие
знакомые: художники, музыканты, дизайнеры. Тебе будет интересно.

– У тебя СПИД? – спросила она участливо и брезгливо одновременно.

– Нет, это другое… Это плохо объясняется наукой. В общем, я просто
не могу… У меня не стоит.

– Ты импотент?

– Наподобие того. Почти евнух, но парень, как видишь, хороший.

Она смотрела на меня с нарастающим недоверием:

– А почему же Наташа беременна?

– У меня взяли пункцию спермы и оплодотворили ее яйцеклетку. Вы
как раз сейчас должны проходить это в школе.

– А почему ты шляешься по стриптизам?

– Поэтому и шляюсь.

– Хм-м-м, – протянула она задумчиво. – Такой подлости от тебя
я не ожидала… Хотя ты врешь, конечно. Я почитаю учебники.

И потом с надеждой в голосе добавила:

– Не может быть, что это неизлечимо. Я же люблю тебя.

– Я буду стараться.

Облегченно вздохнув, я погладил девочку еще раз по ее непослушной
головке и двинулся от моста к ближайшему светофору. Пожарники
местечка Сентер Моричес давали свой традиционный День открытых
дверей, сопровождающийся народными гуляньями и интернациональными
распродажами. Вдоль и поперек движения ходили люди в символических
пожарных касках из желтого пластика. Дымили мангалы шашлычных,
журчал лимонад, мексиканцы и тибетцы торговали бижутерией, остальные
– хлопчатобумажными носками и майками. Пожарники устраивали праздник
для детей, одевали их в настоящие огнеупорные плащи и огромные
взрослые каски с гигантскими козырьками, впускали на экскурсию
внутрь своего учреждения, хвастаясь собственными портретами на
стенах. Дети клали цветы у портретов героев, погибших при тушении
Всемирного торгового центра. В другом месте пожарники обливали
их из брандсбойтов для их же забавы или давали посидеть за рулем
начищенного до блеска пожарного автомобиля. На торговой площади
перед супермаркетом стоял вагончик наподобие туристического, куда
пускали неопасный дым и заставляли ребятишек выбираться из окошек
по одному, не создавая паники.

Монèк смотрела по сторонам, на глазах теряя снисходительность
к происходящему. Я размышлял о дальнейших своих действиях в роли
импотента, догадываясь, что в ней сейчас, будто на чашах весов,
колеблется «взрослое» и «детское». Пока «детское» побеждало, меня
все устраивало, а то, что она считала «взрослым», было для меня
непонятно и темно. Дело даже не в следовании букве закона, не
в опасности, которую таят подобные антисоциальные связи, а в том,
что я уже чувствовал за эту «копченую дамочку» кретинскую ответственность.
Я был благодарен ей за то, что она спасла меня от диких гусей-лебедей,
что она пытается мне помочь в моей болезни.

– Расскажи хоть что-нибудь о своей школе, о подружках, учителях.
Где это хотя бы находится? Ну, интересно мне.

Монèк хранила молчание, рассматривая прелести чужой жизни.
Привставала с сидения, когда прохожие улыбались нашему «кабриолету»,
приподнимая с головы невидимую шляпу. Потом безучастно обронила:

– У нас в школе нарушили права одного семилетнего мальчика, его
свободу слова. Он сказал только одно слово. И его чуть ли не выгнали
из школы.

– ???

– Он сказал другому семилетнему мальчику слово «gay» _ ² и объяснил, что это значит. По его мнению, это
– когда одной женщине нравится другая женщина. Его выгнали из
класса, а после уроков заставили написать на бумаге тридцать раз,
что он больше никогда не произнесет этого слова.

– Ну и не надо, – равнодушно пробормотал я.

– Ха-ха! Как это не надо? У него мать – лесбиянка, живет с подругой.
Наша миссис Хирш оскорбила всю его семью. Теперь эта сучка будет
отчитываться перед Организацией объединенных наций. Я тоже не
люблю геев и все такое. Слушай, Боб, а может быть, ты не импотент,
а гей?

У Монèк быстро менялось настроение. Что поделаешь: молодость,
неконтролируемые вспышки гормональной активности.

– Смотри, это же Род Стюарт! – вдруг завопила она, увидев взлохмаченного
парня, идущего вдоль торговых рядов Мейн стрит, встала на сидение,
замахала руками. – Привет, Род, как дела?

Певец рассеянно кивнул головой в ответ, обнял высокую девушку,
что шла с ним рядом.

______________________________________________________________________

Примечания

1. Гараж-сейл (garage sale) – дворовая распродажа.

2. Gay (жарг.) – гомосексуалист.