Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

Начало

Окончание

Если бы мне вырасти в семье потомственных коммунистов
И самому коммунистом
Неиспорченным слабостью  государственной
И исторической невозможности
Я имел бы далекое орлиное зрение
И принимал бы все случившееся за должное
Выстраивая все в суровую систему жестких взаимозависимостей
Сам встраиваясь в них
Слабея и сходя на нет
Принимая конечность самой жизни
Все-таки, за случайность
Нехота нарушая своей смертью чистый закон должного и вечного существования
_______________________________

Скользит таинственный обходчик
Вблизи сохранности путей
Он быстр, стремителен, находчив
Он полон неземных затей

Вот он оглядывается в оба
Как рысь свисающая с ветвей
И быстро зарывает бомбу –
Это одна вот из затей
Его
_______________________________

Посыпал снег, выходит дворник
На это чудо посмотреть
Он месяц прожил как затворник
В сторожке созерцая смерть
И завораживая жало
Ее – да вот не удержала
Сторожка
Дворника
_______________________________

Приходит женщина-солдат
Американский
К живому мусульманину
Он женщине-то, может, рад
Но не в военном звании
И качестве
И статус

Он говорит ей: Женщина!
Знай свое место!
Но американская военщина
В ее образе
Ему в ответ заместо
Ужаса, смирения и почитания:
Лежать!
Руки на голову!
Молчать!
_______________________________

Котлетки – милые котятки
Лежат у едока в тарелке
Он их сейчас порежет мелко
И в обозначенном порядке
Поедать станет
Едок лишь открывает рот
А они ему и говорят:
Безумный
Опомнись!
_______________________________

Уж как над нами коммунисты
Неимоверно издевались
Сейчас поймать бы вот такого
Коммуниста
И точно та же поиздеваться  бы над ним 
Да нет на то, увы, мне сил
Если б и сам он попросил –
Не получится
Умения нет
Воли нет
Беспамятства и высшего предназначения нет на то
_______________________________

Что в память скудную запало? –
Мышей и крыс ночные тушки
Венецья вдоль своих каналов
Развешенная для просушки
Далеких голосов глиссандо
И Сильвьи лик оливковатый
При поминаньи Алессандро
Мгновенно, словно белой ватой
Некой
Укутываемый
_______________________________

А подтянем-ка ракеты
Да и бомбы всевозможные
И ударим-ка по Питеру! –
А зачем? –
А чтобы была одна Москва

_______________________________


Ты помнишь, мама
Однажды я вхожу в горящую избу
А ты сидишь там с каким-то человеком
Неординарным
Я говорю: Горит! Горит! -
Ты оборачиваешься такою непохожей
И отвечаешь: Да, горит. Оставь нас на минутке! -
И я оставил вас, ты помнишь, мама?
        ––––-
Выходит журавель прекрасный
Печальный
К какой-то речке невеликой
Игольным колющимся ликом
Касается зеркальной ясной
Воды, и клюв сой серебря
Что ищет там? – уж не себя
Ли
Самого
_______________________________

Овца лежит  с своим ягненком
Он голову ей в вымя ткнет
И пьет пронзительно и тонко
Вдруг оторвется и замрет

И мать глядит не понимая
На чадо белое дрожащее
Свое
Оно ж прозреньем залетая
За  дальний холм, себя лежащего
Уже
На шипящей сковороде
Видит
Я плакал слезой Лоенгрина
Вагнеровского
Стопою Орфея входил
Рильковского
Под своды Ерусалима
Небесного
И что же там находил? -
Да, что же ты там находил? -
Безумную негу  и прелесть
Неслышимую, как и  пелось
Когда-то:
Чредою к чаше той слетает голубь
Чтоб диваной силой чашу напоить