Проза

Я бы хотела хоть разок в жизни невидимкою побывать около вас и
только послушать, когда с вашими друзьями собираетесь, чтобы горячо
и пламенно говорить, как нужно учить нас, маленьких и ничтожных,
лучшей светлой жизни.

Тэффи. «Ничтожные и светлые»

Всем из нас изредка хочется. Кому хрустящей корочки воскресного
пирога, кому милых людей в общественном транспорте, кому Петю
из соседнего подъезда. Но это только тем, кому везет. Кому не
везет, приходится хуже. Они желают чего-то абстрактного. Чего-то
вообще. Но чтобы обязательно было.

Мне, например, всегда хотелось, чтобы вокруг были интересные люди.
Чтобы читали непременно японскую прозу, а не телепрограмму на
следующую неделю. И разбирались в поэзии. И ценили умных женщин.
Последнее мне нравилось больше всего, хотя это что-то из арсенала
обделенных блестящей, или на худой конец, хоть какой-нибудь, внешностью.
У меня внешность была, но хотелось поражать интеллектом. Личная
заморочка, доставшаяся, очевидно, на генетическом уровне от малопривлекательных
обезьян.

Интеллекту, как одежде, необходим зритель. Как говорила одна умная
женщина:

– Ну и кому ты все это одеваешь?!..

Ждала подходящий случай, который появился в виде свадьбы литературно
одаренных друзей. Точнее, друзей моих друзей. В общем, неважно...

Он ночью писал стихи, днем работал в прокуратуре и вне зависимости
от времени суток страдал, неся неподъемное бремя своей гениальности.
Издавал сборники крошечными тиражами и дарил многочисленным тусовочным
друзьям. Пил. Папа его был режиссером какого-то кабельного телевидения.

Она была Лиза. Несла бремя его гениальности. Первый тост так и
начинался:

– Имя нашей невесты издревна вдохновляло творцов. Возьмем, к примеру,
Карамзина...

Короче, около культурное событие на подмосковной даче – с оливье,
водкой, стихами и мордобоем. Богема...

Приехав на день раньше, помогать организовывать, я и устала на
день раньше. Зато узнала, что если в традиционный крабовый добавить
апельсины – получается ничего... Воздушные шары, наполненные вчерашними
винными парами, лениво лопались по всему участку. Безумно жарко,
народ малознакомый, шумно.

За столом, справа от меня, сидел хмурый мужчина со страдающим
выражением и легкомысленного вида паренек с фотоаппаратом наперевес.

– А с женщинами у тебя как? – продолжил беседу паренек.

– Трудно мне приходится, – ответил мрачный мужчина, – понимаешь,
я могу только серьезно. Вроде бы – иди развлекайся, а никак. Только
когда чувствую – это оно самое... – и он опрокинул рюмку.

Неплохо, подумала я, и надкусила свежий огурчик. И тут этот серьезный
мужчина взглянул на меня внимательно и говорит:

– Ты красивая.

– Спасибо, – говорю.

– Нет, – говорит, – ты не поняла. Ты самая красивая...

И смотрит так вопросительно. Вроде я ему чего должна. Что это
с ним, думаю...

За незамысловатым комплиментом последовало традиционное:

– Тебе здесь нравится?

– Вполне, – отвечаю.

– А мне, – говорит, – кроме тебя здесь никто не интересен.

Луч света, мол, в темном царстве, и все тут. Давай, мол, исчезнем
незаметно. И пойдем на речку. Искупаемся...

– Давай, – говорю. – Далеко ли до речки?

Пошел наводить справки. Вернулся:

– Сказали, километров двенадцать.

На моем лицо отразилась явная неосуществимость этой затеи. И некоторое
недовольство.

– Ладно, – говорит, – ну эту речку. А просто так – пойдем?

Я почувствовала легкое раздражение. Сейчас я опять скажу – да.
А порядочные девушки говорят это только один раз, и то в порядке
одолжения. И согласие это – исключительно на речку. А если кто-то
что-то не так понял, так это всего лишь кто-то что-то не так понял.
И как я буду поражать его своей интеллектуальностью, если он меня
охмуряет, как крестьянку?!

– Пойдем, – иначе мне передавать фаршированные помидоры соседке за

столом еще минимум часа два.

И мы разными путями вышли через калитку.

Хорошо! Наконец-то свежий воздух, ветерок слегка обдувает, желтенькие
цветочки растут. Самое время о чем-нибудь таком поговорить. С
самыми серьезными намерениями. Например, о влиянии декаданса на
русскую культуру...

– Меня, – говорит он вдруг, – никто не понимает. Работаю днем
и ночью, – пишу, пишу... Только вот не то сейчас время. Не до
меня народу. Одна надежда – на Западе оценят...

– Обязательно и непременно, – сказала я, – а зовут тебя как?

– Саня, – ответил он. – Пишу фантастические новеллы. Абсолютно
новый жанр...

Уютные дачные домики стали постепенно исчезать из поля зрения.

– По-моему, мы заблудились, – я оглянулась.

– По-моему, тоже, – отреагировал он. – Ты что, не хочешь ночевать
со мной в лесу?!

– Ммм...

– Так вот, в прошлом месяце я издал сборник. До сих пор не могу
начитаться!..

Мы вышли на какое-то бесконечное поле с колючими сорняками по
колено.

Он пустился в долгие рассуждения по вопросам собственного творчества.
Говорил увлеченно и торопливо, глядя невидящим взглядом сквозь
подмосковные пейзажи.

Ошибаются те, которые думают, что мужчины любят говорить о женщинах.
Они любят говорить только о себе. Какие они талантливые, непонятые
и ранимые. И заблуждаются те, которые считают, что мужчинами нужно
восхищаться, более или менее правдоподобно изображая искренность.
Это уже излишний пилотаж. Мужчину нужно просто слушать. И желательно
не издавая ничего, кроме одобряющих междометий. И тогда женщина,
находящаяся рядом, – самая умная. Раз так его понимает!..

Распаленный своей пафосной речью, он остановился и взял меня за
руку. На его пальце блеснуло золотом кольцо. Странно... Не успела
я подумать об этом более основательно, как меня по-хозяйски обняли
непризнанно-талантливые руки.

– Теперь мне будет чего вспомнить, – сказал он, тяжело дыша мне
в шею.

– Ага, – говорю.

И напряженно пытаюсь вспомнить, что же все-таки думает моя мораль
на тему женатых мужчин.

– И тебе будет что вспомнить.

– Ага, – высказалась я раздумчиво.

– Как ты гуляла по полю...

– Ага, – говорю еще более оригинально.

–...с великим русским писателем!

Я посмотрела на него. Ни тени улыбки. Он говорил абсолютно серьезно!

Этого моя мораль вынести уже не могла. От моего хохота русский
писатель пошел пятнами.

– Ты чего? – говорит, собирая остатки самолюбия.

– А ниче, – находчиво ответила я, – так вот зачем великий русский
писатель с молоденькими девушками по лесам ходит? Воспоминаний
хочет?! Ну, считай, они у тебя уже есть! Не говоря обо мне...

Тут он помрачнел несколько и почему-то сразу вспомнил дорогу обратно.

Мне вдруг стало жаль его. Не такой уж молодой, не такой уж талантливый.
Дома – жена, для которой все это давно не новость. А тут еще я,
со своим дурацким сарказмом...

– Извини, – решила я взять все на себя, – наверное, я тебя неправильно
поняла. Я

всего лишь хотела воздухом подышать.

– И я хотел. Мне действительно там скучно. Что, опять пить и слушать
всю эту ерунду? Кто самый-самый? И так ясно. А ты – такая красивая.
И единственная, с кем мне там интересно, – вяло зашел он на второй
круг охмурения.

Мне все это стало надоедать.

– Ой ли, – устало сказала я, – там человек пятьдесят...

– Ты что, смеешься надо мной?!

До дома мы дошли молча. Уже у самой калитки он сказал:

– Давай как будто ничего не было.

Я удивилась. Как будто что-то было...

Минут через десять он вручил мне свою брошюрку и уехал. Наверное,
ему и правда было там скучно. На первой странице написано: «Красивейшей
из красивых с пожеланиями большой любви». Полистала. Бесцветные
истории непонятных душевных движений с налетом инопланетной тематики.
Вяло и невыразительно. В общем, вряд ли ему грозит большое литературное
будущее...

Свадьба закончилась только через двое суток. Жених сочинил песню
и разнял две пьяные драки. Лиза познакомила свою некрасивую питерскую
подругу с поэтом Мелецким. Он с детства мечтает стать петербуржцем.
Гости утомились, но остались довольны.

Позавчера у меня сломался кран в ванной. Водопроводчик Дима оказался
занятным малым. Спросил, не знаю ли я, почему в последнее время
все вокруг увлеклись Харуки Мураками...

Только что дочитала ему эту историю.

Он говорит, что я – гениальна.