Проза

(Из записок перевозчика животных)

– Медведь в Домодедово, – сказал директор зоопарка. – Мне позвонили,
а я забыл. Ты поезжай, забери.

Такое вот указание под конец рабочего дня. «Лучше бы ты не
вспоминал!» – подумал я. Да делать нечего, придется ехать. В рот
щепотку чая – зажевать, сумку через плечо. Поехал.

Идти нужно было через весь зоопарк. А зоопарк – это клетки, вольеры
с животными. Между ними дорожки, по которым ходят посетители
и смотрят на животных. То и дело останавливаются то у
одной, то у другой клетки.

Я шел по дорожкам мимо диких кошек, овцебыков, антилоп, фламинго,
очковых медведей. Я столько раз видел их, что и головы
поворачивать не хотелось. Настроение было паршивое. Уже собрался
домой, а тут ехать.

И еще – посетители навстречу. Они, словно вязкая масса, сквозь
которую с трудом пробиваешься. Орущие, бегающие дети. Мамы с
колясками, которые они все время теряют. Засмотрится на
какое-нибудь животное, а коляску укатят… Очередь на пони, очередь за
мороженым. Толчея, галдеж. Взрывы хохота у клеток с
обезьянами. Столпились и смотрят. Посетители! Как же они надоели!

Лето. Зимой будет полегче. Зимой зоопарк безлюден. Я хожу один по
заснеженной территории. Пусто вокруг. Хорошо.

А если залезть на крышу дирекции (зимой мы тянули туда телефонные
провода), то вдали можно увидеть настоящий храм с белыми
колоннами в ярких лучах солнца. Храм словно парит в воздухе, он
приподнят над землей.

– Что это? – спросил я своего напарника.

– Ресторан «Пекин», – ответил он.

Наконец я вырвался из толпы посетителей, миновал туалеты и

оказался на зоопарковской помойке. Бок о бок несколько баков из
ржавого железа. Из них торчало гнилое сено и несло чем-то
кислым. Рядом с баками, расстегнув ширинки, приткнулись двое
посетителей. Туалет на ремонте. Я поспешно прошел мимо. Хорошо
хоть не женщины, было и такое.

За помойкой – гараж. Там меня ждал желтенький обшарпанный автобус.
Радость-то какая! Целый автобус дают! Не придется, как в
прошлый раз, когда я журавля на метро вез. Пассажиры тогда все
спрашивали: «Кто у вас там в коробке шевелится?.. Журавль? Не
тесно ему?». «Привезу, выпустим».

Выпускать оказалось некому. Поздний вечер, и в зоопарке никого.
Только в комендатуре – зеленом деревянном домике – дежурный с
милиционерами. Белели халаты двух медсестер из соседнего
вендиспансера. Пункт ночной профилактики. Дежурный в защитном
камуфляже стоял посреди улицы и останавливал проезжавшие такси:
водка есть? Неохота было тащиться к метро, где киоски.

– Чего там у тебя? – спросил милиционер.

– Журавль.

– Подожди, сейчас дежурный подойдет.

– А где молодой человек ночевать будет? – заинтересовалась одна из
медсестер. Она говорила медленно, пьяно растягивая слова.

– Домой поеду.

– Ну-у, ночью ехать. Давай мы поближе тебе что-нибудь

найдем.

Но тут появился дежурный с водкой, и ее внимание переключилось.

– Врачей уже нет. Сам занесешь в карантин? Или здесь оставишь?

– Занесу.

Я шел по темным дорожкам зоопарка. Фонари не горели – их не

было. Ночные прогулки в зоопарке не предусмотрены. Коробку я держал
в руке и чувствовал, как внутри переступает журавль. Совсем
рядом в темноте были вольеры, клетки. Там животные. Но их и
не слышно. Только где-то над головой шумели листвой деревья.

Вот и ветеринарный пункт, он же карантин, – над входом горит красная
лампочка. Я с трудом, путаясь в ключах, открыл дверь, в
темноте нашел круглые на ощупь выключатели и повернул все
разом. Зажегся яркий свет. Большой зал с серым плиточным полом и
белыми кафельными стенами был заполнен клетками с животными:
попугаи, мартышки, белки. Свободных клеток не видно.

Я опустил коробку на пол. Пусть постоит. Утром выпустят. На всякий
случай прикинул в уме: так, завтра не суббота и не
воскресенье. Рабочий день. Дольше ночи не простоит. «Чао, бамбино!» –
и погасил свет. Запирая дверь, я слышал, как журавль возится
в тесной коробке, толкается о стенки.

В темноте возвращался обратно. Впереди, как маяк, светилось окно
комендатуры.

Это тогда было, с журавлем. А сейчас, за медведем, меня отвезут и
привезут.

Из желтого автобуса навстречу идет водитель, улыбается:

– Что, в аэропорт? – приветливо тянет руку. И качается. Ничего. Не в
первый раз.

Медведь был медвежонок. Камчатский. Сидел в картонной коробке,
перевязанной шпагатом, и жалобно выл. Еще бы, постой несколько
часов на солнцепеке… Рядом никого. Летчикам, через которых его
передали, как с проводниками на поездах передают вещи,
надоело ждать, и они уехали, оставив медвежонка на асфальтовом
бордюрчике возле здания аэропорта.

Верх коробки был мокрый, темный от воды. Попоить решили, сердобольные!

Размокшие половинки картона разошлись, когда мы подняли коробку, и
из нее показалась голова, поросшая бурой шерстью. Я в
одиночку пытался удержать животное (водитель, увидев, как обстоят
дела, быстренько перебрался к себе, за плексигласовую
перегородку), придавливал размокший картон, поправлял сползший
шпагат, но все было напрасно. Медвежонок вылез из коробки, когда
автобус уже ехал. Вылез и бросился к задней дверце. Она
была неплотно прикрыта, вместо замка примотана проволокой.
Оставалась широкая щель, и сквозь нее был виден лес. Медвежонок
прижался к щели и завыл.

Я сидел на подпрыгивающем сиденье и оценивающе смотрел на животное.
Уже не маленький медвежонок. Подросток. Вообще-то мне
следовало бы сойти. Пусть водитель сам добирается. Но тогда жди
рейсового автобуса, битком набитого, и целый час трясись на
нем до метро. Неохота. А-а!.. Пронесет.

Сначала я еще посматривал на медвежонка, сидевшего у двери и
временами начинавшего тихо, жалобно выть. Словно ребенок хнычет.
Жалобные интонации окончательно меня успокоили: куда ему,
слишком напуган.

И я спокойно повернулся к окну: там, за стеклом, по-прежнему был
лес, до города оставалось далеко. Одинокие деревья на обочине –
словно из леса выбежали и вдруг остановились, замерли от
неожиданности, увидев машины. И провожают их удивленными
взглядами. Постоят вот так немного и дальше побегут.

А там, где лес редел, было видно красное закатное небо. Небо в
густом румянце. «Красиво как!» – однажды вырвалось у водителя,
молодого парнишки, с которым я возвращался из очередного
аэропорта. «Что?» – оторвался я от своих мыслей. «Небо какое
красивое, – повторил парень, качнув головой в сторону, – вон
же!». «Да, красивое», – согласился я. И подумал: «Надо же,
закат еще видит. Небо красивое! Еще не разучился замечать.
Ничего, подожди».

Как же его звали, этого парнишку? Не вспомнить. Сколько их
поменялось, водителей. Один я все езжу и езжу.

Автобус быстро мчался, подпрыгивая на неровной дороге. Держась рукой
за сиденье, я смотрел в окно на лес и закатное небо,
мелькавшее в просветах деревьев.

Сзади завозился медвежонок. Я быстро обернулся. Все спокойно, он там
же, у задней двери. Просто повернулся с боку на бок.
Ничего, медвежонок, сейчас приедем на ветпункт, выйдет человек с
мешком и засунет тебя в него. (Так легче перенести в клетку,
чтобы когти в ход не пустил.) Мешок через плечо – и пошел.
Так маленьких детей пугали: «Украдут тебя, посадят в мешок и
унесут. И никогда больше мамы и папы не увидишь!». Все
правильно, ведь медвежонка украли у мамы-медведицы – убили ее, а
ребенка забрали. (Убили – чтобы не искала.) Украли его, как
же без мешка обойтись!

Когда мы приехали в зоопарк, там уже никого не было. Ветврачей никто
не предупредил. Я посмотрел на медвежонка, что ж, мешок
откладывается до завтра. Наклонился к водителю:

– Загоняй машину в гараж, никуда он из автобуса не денется.

В гараже было темно и пахло бензином. Медвежонок беспокойно
завозился в автобусе, когда остался внутри совсем один. Ничего, до
утра продержится. Я помог водителю задвинуть тяжелую дверь
гаража. Повесили замок и ушли, провожаемые отчаянным воем
запертого медвежонка.

Продолжение следует.