Проза

Не искушай Господа Бога своего.

Как-то раз мне разрешили покопаться в архивах МВД. Причем время для
работы определили, словно я родословной из отряда крысиных,
то есть ночью. Разгребая дела, я наткнулся на одну тоненькую
папочку. Судя по специальным отметкам, дело было давно
закрыто. А вот время, когда происходили эти события, меня очень
заинтересовало.

Дело в том, что в начале 90-х по Москве прокатилась волна загадочных
убийств. Но так как в столице по людям стреляли почти
каждый день, да прибавьте к этому всеобщую политическую
нестабильность — это расследование получилось несколько сумбурным и
скомканным, а потому ускользнуло от пытливого ока
журналистов.

В папке лежали показания очевидцев и свидетелей расследования. В
конце, на отдельном листе следователь МВД сделал кое-какие
выводы на будущее, к которым он пришел, расспрашивая
потерпевших. Впрочем, таковых в живых осталось совсем немного.

Судя по бумагам, эта история началась вот как:

— У вас не будет сигареты? — спросило юное создание у Николая, когда
он задумчиво смотрелся в витрину магазина. Лицо его
обгорело в горах и теперь шелушилось белесыми пятнами. В полуденном
зное лакированный поток машин плыл по Садовому кольцу
Москвы, бибикая и матерясь попеременно. Говорят, в тот день
температура зашкаливала за сорок. Ну, или была что-то очень
близко к этому.

Николай достал зажигалку «Зиппо», купленную накануне, и крутанул
колесико. Обильно насыщенная бензином зажигалка дала широкий и
мощный пучок пламени. Которое, как живое, тут же
перекинулось на длинные волосы просительницы. Надо сказать, что Николай
впервые давал кому-нибудь прикурить таким вот способом. К
счастью, он обладал отменной реакцией, а потому в секунду
сорвал с себя куртку и обернул ею голову девушки.

От былой пышной шевелюры остались лишь горелые клоки и ошметки. Юная
особа застыла в изумлении и даже забыла матерно ругнуться,
как это делают все московские барышни. Она молча смотрела на
Николая, но первые, пока еще нечленораздельные звуки уже
пробивались наружу.

Николай прервал неловкую паузу:

— Вы в порядке?

Барышня посмотрелась в витрину. Машинально Николай посмотрел туда
же. Из темного провала стекла на них выглядывали две
физиономии: одна шелушивая, другая обугленная. Скажем без сарказма —
это было похоже на групповой портрет юных пожарных после
катастрофы. Там же, в глубинах стекла, Николай заметил, как
проплывали по небу какие-то толстые птицы.

Николай, конечно же, пытался осмыслить масштабы случившейся
неприятности, но не мог. А неприятности тем временем уже
подкрадывались. И все говорило о том, что планы сегодняшнего дня
безнадежно поломаны.

— Что вы наделали! — наконец очнулось юное создание.

Николай не ответил. Но не потому, что пренебрег разговором, а
потому, что говорить ему было нечего.

— Ну, и как мне теперь быть,— спросила девушка.— Что делать-то? — с
каждым словом ее голос становился громче, и уже слышались
стервозные нотки.

Наконец их заметила суетливая улица. На парочку с любопытством
оглядывались. Появились первые смешки и глумливые улыбочки. И
даже безучастный ко всему милицейский патруль уже заострил на
них внимание. Но наблюдал пока поодаль, ожидая от них
каких-то правонарушений, а может, перебирая в уме, к чему бы
придраться. Николай все это охватил разом и предложил:

— Может, в парикмахерскую?

— А где? Вы знаете?

— Здесь недалеко,— Николай указал на угол магазина и увлек юное
создание за собой.

— И цены там необременительные,— сказал он, но это скорее своему кошельку.

— Так вы еще и скряга,— зло усмехнулась она. Но отвечать ему не
пришлось. Дверь парикмахерской оказалась прямо за углом.

Пока барышню стригли, она разговаривала с кем-то по мобильному
телефону. При этом то сердилась, то оправдывалась, то срывалась
на нервный смешок. Николай мог бы уйти, но решил остаться и
принести еще раз свои извинения. Впоследствии оказалось, что
это было его роковой ошибкой.

Через полчаса к парикмахерской на квадратном джипе, с прямоугольной
внешностью и крупногабаритных размеров, подъехали
неприятности (Кстати, в Москве только на таких машинах они и
раскатывают). Двое молодых людей зашли в парикмахерскую и с первого
взгляда узнали в толпе посетителей виновника их визита.

Первая неприятность взяла Николая за лацкан пиджака и торжествующе спросила:

— Этот?

Ира кивнула. Наступило особого рода молчание, вслед за которым
человека обычно начинают жестоко бить. Николай уже представил,
как здоровый кулак высекает из его глаз звонкую вспышку, затем
начнут отсчет секунды полета. Его тело с грохотом будет
ломать встреченную по пути мебель, и возможно он долетит до
витрины и даже разобьет ее. И услышал будто бы чей-то
комментарий из сказки: «И наподдали ему — инда звон пошел по земле
русской».

Но ничего этого не произошло. Неприятности видимо побоялись
свидетелей, а может быть вершить расправу без приказа — было не в их
стиле.

— Придется его взять с собой,— сказала вторая неприятность первой. И
Николая повели в машину.

Машина принадлежала известному всей Москве миллионщику, владельцу
алюминиевых и табачных заводов Самуилу Марковичу Чигогидзе.
Квадратное чудо техники, оснащенное всеми удобствами и
кондиционером, неслось по улицам с непозволительной поспешностью.
Но встречные милицейские патрули только приветственно
вскидывали к фуражкам руки и улыбались.

Любой, кто попал бы в эту машину, при подобных обстоятельствах
чувствовал бы себя подавленно. Его бы наверняка подташнивало от
страха и неизвестности, а перед глазами вставали бы все
прожитые годы. Но Николай не знал о Чигогидзе. И молча
наслаждался беспрепятственной ездой по городу.

Сидящие в Мерседесе дюжие молодцы, как установило потом следствие,
были близкими поверенными Самуила Марковича.

Девушка, которая так некстати попросила прикурить, в последствии
была опознана следователями, как новая любовница Чигогидзе.
Познакомились они недавно, поэтому Ира еще не успела приобрести
себе авто, квартиры, шикарной одежды. Она училась в МГУ на
первом курсе финансового факультета, а потому даже зажигалки
не могла купить. Теперь она сидела рядом с водителем,
по-королевски развалясь, и нервно курила.

Наконец нагромождение панельных кварталов отошло назад, навстречу
джипу потекли деревья, автомобили с мигалками и
правительственными номерами. Джип нырнул от них на неприметную асфальтовую
дорожку, попетлял по живописному кустарнику. И через
какое-то время уперся в чугунные ворота. Повсюду как вороны сидели
камеры слежения. Водитель открыл окошко и буркнул в
домофон:

— Это мы.

Ворота бесшумно распахнулись. Джип покатил во двор, где в окружении
голубых елок белел особняк.

В зале на первом этаже Николаю предстояло встретиться с одним из
самых могущественных представителей российской элиты начала
двухтысячных.

Самуил Маркович, как и все представители своей звучной фамилии, к 40
с лишком стал полноват и лысоват. Годы зоны и жгучие ветры
тайги довольно чисто вылизали ему темя. Какие только
средства он не применял, какие деньги ни платил — все было без
толку. В Москве стали даже пропадать одно время специалисты по
облысению. Поговаривали, что Самуил Маркович мстил им за
неисполненные обещания. Потом Чигогидзе смирился со своим
недостатком, и популяция специалистов по волосам снова стала
расти.

По совету своих друзей Самуил Маркович отрастил волосы с боков и
перед выходом к гостям умело зачесывал их на макушку.

В день приезда Николая он собирался стать учредителем счастия Ирины.
И теперь был несказанно огорчен, что его спутницу какой-то
незнакомец напрочь лишил шевелюры. В этом деле проглядывала
и его собственная обида.

— Присаживайтесь, молодой человек,— угрюмо бросил Самуил Маркович и
провел рукой, словно смахивая Николая в кресло.

— Хотите бутерброд с икоркой?

Чигогидзе и Николая разделял богато сервированный стеклянный столик
на низких серебряных ножках. Деликатесам на этом столике
могла позавидовать даже Кремлевская кухня (Впрочем, все
питались из одного котла). Здесь были устрицы на серебряном подносе
в кусочках колотого льда. Окруженные дольками лимона
ломтики красной рыбы, креветки только что принесли из кухни, и они
благоухали, политые лимонным соком. Слезящееся масло
перемежалось с блюдечками черной и красной икры. Стояли также
бутылки шампанского и красного вина. А кухня готовила новые
сюрпризы. Уже шкворчал свежий фазанчик, прыгало на сковородке
масло под яичницу с беконом. Все говорило о том, что в этом
доме собирались плотно покушать. Николай на этом мероприятии
оказывался незваным гостем.

Свежестриженая Ирина подошла к Самуилу Марковичу, и тот по-отечески
поцеловал ее в висок. Она села по правую руку и подарила
Николаю недобрый взгляд. «Ужо тебе покажут щас» — читалось в
глазах юного создания.

— Так как же такое случилось, молодой человек? — спросил Самуил
Маркович. Николай в это время безмятежно разглядывал картину
Моне.

— Я жду объяснений,— сказал Самуил Маркович, и где-то на дне его
спокойного голоса уже слышались твердые нотки.

По правде сказать, хозяин особняка и его товарищи по несчастью были
удивлены спокойствием Николая. Ему, конечно, предложили
бутерброд с икоркой, но предлагали всем посетителям. Но никто,
кому доводилось попасть в эту залу даже по более мягким
обстоятельствам, не рисковал откушать со стола предложенные
яства. Всех более заботили не вкусности и гастрономические
удовольствия, а прелесть собственной жизни как таковой. И вот
впервые случилась осечка.

Николай прожевал гостинец и, откинувшись в кресле, словно его
привезли сюда по санаторной путевке, спокойно ответил:

— Случайно.

— Случайно? — Самуил Маркович начинал раздражаться. Его бесил не сам
ответ, а поведение незнакомца. Как матерый человечище,
проведший не один год на лесоповалах, он чувствовал, что что-то
идет не так, как раньше.

— Как это случайно? — снова спросил Чигогидзе, придавая своему
голосу необходимую жесткость. Но Николай словно бы этого не
замечал.

— Очень просто. Она попросила прикурить, я чиркнул зажигалкой, она
видимо неудачно нагнулась и загорелась. На лицо так
называемый несчастный случай. До свадьбы отрастет, полагаю.

Сказать, что Самуил Маркович был взбешен ответом, значит погрешить
против истины. Он был просто вне себя. Но пока сдерживался и
очень медленно задал следующий вопрос:

— А кто вы собственно такой?

— Что именно Вас интересует?

— Например, Ваша профессия.

— Сейчас я временно безработный,— ответил Николай и оглянулся на
товарищей Самуила Марковича, словно призывая их в свидетели.

— А вы знаете, что эта случайность может серьезно сказаться на вашем
здоровье? — уже не скрывая злобных ноток, спросил Самуил
Маркович.

Николай улыбнулся, словно опять не заметил, как говорят дипломаты,
напряжения обстановки.

— Это же случайность. Не пойму, отчего Вы так огорчаетесь. Вы уже не
молоды и волнение, окрашенное в негативные тона, может
сказаться на работе сердца.

Самуил Маркович воспринял эти слова как скрытую угрозу. Но на всякий
случай решил задать новый вопрос:

— Вы что, по образованию врач?

— Можно сказать и так,— пожал плечами Николай.— Не понимаю только
причину моего приезда сюда. Как-то не верится, что такой
уважаемый человек, как Вы, Самуил Маркович, захотели со мной
познакомиться. По правде говоря, я начинаю догадываться, чем вы
занимаетесь в свете, но я по роду своей сегодняшней
деятельности не должен был с вами пересекаться.

— О чем это Вы? — спросил Чигогидзе. Слова Николая все больше и
больше ему не нравились. В них чувствовался какой-то двойной,
неразгаданный пока смысл. Самуил Маркович чувствовал,
чувствовал, как старый поношенный пес, что в словах этого человека
нет угрозы, но какой смысл они скрывали, он никак понять не
мог.

— Значит, Вы не должны были со мной пересекаться? — Самуил Маркович
принял снисходительный тон.

— Именно,— подтвердил Николай.

— А с Ириной, значит, должен был столкнуться?

— Выходит так,— снова подтвердил Николай.— Наверное, в нашей встрече
сыграл роль телефон. Это вы его купили Ирине?

— Вы что, издеваетесь надо мной? — Самуил Маркович уже не старался
себя сдерживать.— Принимаете меня за идиота? Или может всех
нас за идиотов принимаешь?

— Я у подруги одолжила телефон,— вмешалась Ирина.

— Ну, вот,— подтвердил Николай,— если бы не доброта подруги, мы бы с
вами, Самуил Маркович, не встретились.

Чигогидзе запутался. Шестое чувство подсказывало ему, что Николай
говорит неспроста. Но он запутался. Кроме того, разговор и
поведение этого незнакомца с самого начала пошли не как обычно.
А свидетелями этого были его товарищи и, самое главное, его
новая возлюбленная. Самуил Маркович решил, что теряется.
Что может показать в разговоре с Николаем свою слабость. Этого
никак нельзя было допустить. Женщины, как и друзья,
держатся возле вас за счет вашего авторитета. А потому Самуил
Маркович решил покончить с Николаем. Покончить так же, как со
всеми своими недоброжелателями, побывавшими в этой зале.
Чигогидзе посмотрел на одного из своих товарищей и тот все понял.

— Ладно,— сказал спокойно Самуил Маркович,— будем считать, что
конфликт исчерпан. Мы заболтались, а Вам, наверное, уже пора
идти.

Эти слова перед смертью слышали все жертвы Самуила Марковича.
Говорились они обычно на случай прослушивания особняка
компетентными органами. И если бы встал вопрос, куда пропал тот или
иной посетитель Чигогидзе, адвокат Самуила Марковича мог всегда
с легким сердцем сказать, что конфликт был улажен, и он
беспрепятственно покинул особняк. На самом деле, приговоренного
сильно дергали сзади за ворот пиджака и снимали его до
локтей, лишая тем самым его возможности сопротивляться. Другой
товарищ Самуила Марковича очень профессионально и отработанно
бил приговоренного в живот. И затем сложенного человека
выносили из особняка, и он навсегда выпадал не только из
оперативно-розыскного дела на Самуила Марковича, но и из Истории,
как таковой, вообще.

На этот раз и здесь все пошло не так.

Рисунок А. Капнинского

Когда Николай встал, чтобы раскланяться, один из ... прямо
скажем ... один из бандитов схватил Николая сзади за
шиворот и со всей мочи дернул вниз. Это был его излюбленный
прием. Но изделие было скверного покроя и пиджак с треском
разорвался на две половинки. Все застыли. Но не от того
хамства, которое учинили над Николаем.

Ремнями крест-накрест висели на Николае две наплечные кобуры и
торчали врастопырку солидные рукояти огромных пистолетов. Глядя
со стороны, можно было подумать, что Николай сошел только что
с экранов какого-нибудь голливудского блокбастера. Но никто
из присутствующих о таком сравнении не подумал. Поскольку
их положение оказалось слишком серьезным. Они обидели
человека. И теперь понимали, что могут за это поплатиться.
Предчувствие их не обмануло. Откуда ж у него оказались пистолеты,
спросите вы? Охотно отвечу: не знаю. И допытываться не берусь.
Может быть, потому и жив пока.

Следователи Генеральной прокуратуры до сих пор спорят, кто из
бандитов умер первым. Впрочем, собравшиеся были настолько
напичканы свинцом, что разобраться в этом никто из экспертов так и
не смог.

В живых осталась только Ирина. По ее словам, когда громыхание
пистолетов стихло и замерло на полу последнее тело, Николай
спрятал пистолеты в кобуру и так же спокойно, будто ничего и не
было, попросил ее показать, где находится гардероб Самуила
Марковича. Как во сне она проводила Николая по винтовой
лестнице на второй этаж. Подождала, пока он выберет себе подходящий
пиджак, затем проводила его до калитки. Дальше, читая
милицейские сводки, можно узнать, что через сутки Ирина очнулась
уже в поезде Москва—Прага. Ее сняли на границе с Польшей. В
паспорте стояла виза, а дипломат был набит долларами.
Объяснить, откуда документы и богатство, Ирина не смогла.

Не знаем точно, какой опыт приобрела Ирина от всей этой истории, но
точно известно, что она бросила курить.

Наверное, интересно, что было дальше с Николаем, поэтому отвечу так:
неизвестно, куда он пошел и что стал делать, зато хорошо
известно, что стряслось в городе по пришествии этих
неутешительных новостей.

Возмутилось все бандитское сообщество. Их глубокое недоумение и
озабоченность разделила и вся столичная милиция.

Это убийство потрясло всю общественность. Демократическая пресса
высказалась, что вот, мол, его пригласили, а он их жизни лишил.
Лучших представителей российского народа не стало.
Коммунистические издания тоже не обошли вниманием этот случай,
заявив с полос, что вот, мол, как развлекается буржуазия, а
молоко меж тем дорожает с каждым днем.

Николая искали по всей Москве, все патрули, все бандиты. Фоторобот,
составленный со слов Ирины, должен был им в этом помочь.
Сегодня уже доподлинно известно, что не помог.

Патологоанатомы, хохоча, написали в сопроводительной бумаге, что
кремировать тело нецелесообразно. Поскольку вместо пепла
родственники получат свинцовую чушку. Настолько его нашпиговали. А
это, сами понимаете, неприлично.

По прошествии времени, когда впечатление от преступления стерлось
под натиском новых неблагоприятных событий, Николай вновь
объявился в Москве. Или, как принято говорить в Генеральной
прокуратуре, появился человек, похожий на Николая и его
фоторобот.

***

— Я пережил такое, такое,— говаривал мой знакомый префект округа
Сергей Климкин,— что когда-нибудь я напишу об этом книгу...

Его убили еще до того, как он купил себе пачку писчей бумаги, и
книга не состоялась...

— Еще немного, и я обязательно засяду за роман,— предупреждал другой
мой знакомый, прокурор Федор Потапов. Но его уволили сразу
на следующий день после нашего разговора, и сутками позже
неизвестные забили его в подъезде насмерть.

Рассматривая эти случаи с высоты своего будущего, я думаю о том, что
бы было, если бы они, мои знакомые, и многие другие, все же
осуществили задуманное? Сколько бы всякой фигни было
понаписано в этом мире. И как бы люди стали доверять друг другу на
выборах в парламент или у кассы магазина, если бы все обо
всех и обо всем узнали правду?

В этом-то вся проблема. Но раз я пишу, значит, Господу угодно
допустить в этот мир некоторую утечку правдивой информации.

Итак, впоследствии стало известно, что Николай снова пришел на то
место, где повстречался с Ириной. Конечно, некоторые
недоброжелатели спросят завистливо, откуда же я знаю такие
подробности? На что я простодушно отвечу: в этом мне помогли наши
неутомимые горожане. Земля им пухом!

Так вот, Николай остановился возле той же витрины магазина, он ждал
товарища и надеялся, что на этот раз помех уже не будет.
Привычно достал зажигалку и тотчас услышал знакомый вопрос:
закурить не найдется? Николай глянул на зажигалку, на просителя
(широко раскинутый ворот рубашки, золотая цепь, перстни на
пальцах) и, от греха подальше, в просьбе отказал. Надо ли
говорить, что ответ горожанину не понравился. Да и
горожанин-то, собственно говоря, был не простой. Павел Верещагин,
именно под таким именем его опознали сослуживцы, работал
прокурором округа и не привык, чтобы ему отказывали. Тем более
всякие там прохожие. Да, дорогой читатель, в наши времена
прокуроры значили очень многое. Мало кто отваживался отказывать
этим достойным людям. Разве что олигархи или прокуроры званием
побольше.

Павел Верещагин манерно отстранил руку с сигаретой в сторону и с
недоброй ухмылочкой поинтересовался:

— Ты че, фуфел? Дуделка пустоголовая, зек экстремальный,
международной амнистии начитался?

Впрочем, при составлении протокола некоторые свидетели сказали, что
Верещагин этого не произносил. А заявил следующее:

— Молодой человек, мне совершенно непонятна причина вашего отказа.
Вы, может быть, устали после трудового дня и не хотите
общаться с посторонними?

Это уже не важно. Важно, что в этот момент появился тот, кого ждал
Николай. Знакомого звали Дмитрий. Тоже такое ничем не
примечательное имя. Они молча пожали друг другу руки, но прокурор,
видимо, решил, что разговор еще не окончен. Верещагин почти
вплотную подошел к приятелям и, сощурив злобно глаза,
проговорил с расстановкой:

— Если вы, лимитчики, сейчас же не дадите мне прикурить, я вас упеку
и надолго. Возможно, в камеру к злобным педрилам. Сучата.

На противоположной стороне улицы стояла патрульная машина. К слову
сказать, милиционеры знали убитого. Он жил неподалеку.
Видели, как он завязал разговор, как жестикулировал. Далее ехидные
и злорадные граждане рассказывали, что когда прокурор,
простреленный сразу в нескольких местах, упал, все увидели, что
Николай с товарищем пристально смотрят на милиционеров.
Патрульные поняли, что для типов, стоящих напротив — нет ничего
святого. И что эти нечестивцы могли бы убить не то что
милиционера или прокурора, но даже Генерального прокурора и,
пожалуй, даже судью высшей инстанции.

Парни спокойно остановили авто и уехали на нем в неизвестном
направлении. Минут через десять с патрульных сошло оцепенение. Они
дружно заголосили по рации о помощи, что-то о
плане-перехвате. Но, как вы понимаете, было уже поздно.

Беглецов, конечно же, не поймали. Спустя месяц о них и вовсе забыли,
поскольку с того времени свершилась масса не менее громких
убийств и террористических актов. И как-то без внимания
осталась короткая заметка в одной популярной газете о том, что в
Москве, тайно, прошел съезд киллеров стран СНГ. О чем они
договорились и куда потом разъехались, мне, слава Богу,
неизвестно.