Рейтинг публикаций

Вспомнил университетскую лекцию из курса сравнительного языкознания. Профессор сообщил нам странный факт: древнерусский язык поразительно похож на древний, изначальный санскрит. И вот на днях читаю у Мамлеева о "невидимом мировоззрении", которое возникло в русском народе давно, возможно, даже в доязыческий период, и которое весьма родственно метафизике индуизма. «По исследованиям, проведенным Гусевой, великим индологом, и по исследованиям этнографа Жариковой обнаружилось, что в двадцатом веке есть места, где люди говорят на протосанскрите, на чистом протосанскрите. Это на севере, под Архангельском. Потом выяснилось также, что протосанскрит на семьдесят процентов совпадает с русским языком...» Далее он предполагает, что проторусские племена пришли в Индию с севера еще в те времена, когда существовала Гиперборея, «о которой писали греки, и о которой написал книгу Ломоносов – "Об истинном происхождении русского"».

...Современный неолиберализм – это идеологический инструмент преобразования мировой экономической элиты. Если «до неолиберализма» элита, по крайней мере – в центре мировой экономики, т.е. на Западе, была встроенной в структуру общества и обеспечивала цивилизационное господство центра, то сегодня эта элита стремится дистанцироваться от всех типов почвы. Всё, что связано с конкретными регионами, территориями, землями имеет для неё значение не в качестве неисчислимой, священной ценности, а в качестве ресурсов, подлежащих изъятию и эксплуатации.

Если посмотреть на течение жизни человечества в его развитии, то оказывается, что оно идет с ускорением, которое всё более уплотняет основные фазы этого развития – от рабовладельческого до капиталистического. Более того, еще до возникновения цивилизации живой мир так же развивался с ускорением, но в более медленном темпе. Причины этого явления до сих пор не установлены. Ниже мы попытаемся это сделать.

Существо картины составляет эссенция невыговариваемости. Тарковскому нужно было, чтобы с первых мгновений и до последних в простом показе вроде бы обыденного течения жизни простых людей ощущалась мистерия. Предельная простота триединства. То есть никаких трюков, никаких приёмов, никаких метафор, никаких ассоциирований и прыжков, никакого монтажа, никаких сюжетных измышлений и мыслительных ходов: просто бытие открывает себя. Да понимает ли ассистент по реквизиту, какого внутреннего качества, то есть внутреннего движения и загадочности должен быть каждый сантиметр пленки?!

Когда-то людей интересовало содержание мира и человека, сегодня их интересуют только формы. Они коллекционируют города, минуя суть каждого. Ибо погрузившись в суть, ты уже прирастешь к городу. Людей уже не интересует существо ландшафта, они занимаются их коллекционированием. Их уже не интересует сущность храма, его содержание, они интересуются разнообразием их форм, они странствуют по миру, говоря: вон там есть храм необычной формы, съездим, посмотрим. Они не интересуются содержанием феномена женщины, они коллекционируют их формы, формы проявлений их эротизма. И так без конца.

Семья, школа, двор, улица – эти пространства слишком задействованы первобытной и родовой матрицами, так что сегодня одним из первых топосов, в котором происходит реализация современной матрицы и, соответственно, накопление субъектного опыта, – это виртуальность, освоение единого информационного пространства, в котором каждый человек представлен и действует как "абстрактный субъект" или существо без тела, пола, имени, семьи, личной истории, социального положения, родины и т.д.

Всё, что сегодня является базовыми структурными элементами социального существования, имеет городское происхождение. Право, государственность, технологии, письменность, искусство, всевозможные формы рационализма, историческая память, и многое другое, – всё это возникло в городском пространстве. И всё это несёт на себе отпечаток амбивалентности, в том смысле, что каждое такое городское изобретение является возможным инструментом стабилизации системы, и, в то же время, инструментом её потенциального разрушения.
Идея народа также оформляется в городе. За пределами городских стен существуют родственные друг другу малые этносы, но только город создаёт те идеологемы, в соответствии с которыми малые этнические группы «сплавляются» в большое этническое образование (народ).

Люди не выносят искренности. Искренность другого существа для человека непереносима. Отчасти поэтому мир утонул вначале в наполовину-искренности, потом – в четверть-искренности, а потом во лжи: почти постоянной и беспробудной. Была бы для человека переносимой искренность человека-ангела? Едва ли. Здесь какие-то фундаментальные препоны. Несовпадения контекстов, когда, скажем, благой порыв кажется другому человеку высокомерием или наглостью или разнузданностью. Утрачена некая таинственная основа для искренности. Это, возможно, и есть одна из сторон бездны "грехопадения".

Существующие антиномии и противоречия в государственной жизни оставляют открытым финальный вопрос: в чьих интересах происходит крушение западноцентричной модели мира? – В интересах региональных обществ или в интересах региональных элит? – В ответе на этот вопрос – два разных сценария становления будущего, и каждый из них в той или иной степени возможен.

...мышление как форма жизни ещё не сформировалось, оно (мышление) ещё не стало дыханием, кровообращением, восприятием, речью, оно ещё устанавливается; дерзновения мало, недостаточно, необходимо ещё терпение, устойчивость, исчисляемая годами, десятилетиями, столетиями и даже тысячелетиями, что для эволюции – мгновения.

Вспомните опыт Марселя Пруста, в основе которого не поиск истины, не открытие и разработка нового литературного стиля, не описание нравов и характера времени и т. д., а жажда оживления, обновления, наполнения себя жизнью и жизни собой. Это не мысль, не логика, не концепция, это чистой воды эмоция, или, используя образ человека из подполья Достоевского, "хотение", желание. В определённом смысле желание представляет собой базовый, если не решающий элемент настройки внимания, его движущую силу...