Вода в реке журчит, прохладна,
И тень от гор ложится в поле,
и гаснет в небе свет. И птицы
уже летают в сновиденьях.
А дворник с черными усами
стоит всю ночь под воротами,
и чешет грязными руками
под грязной шапкой свой затылок.
И в окнах слышен крик веселый,
и топот ног, и звон бутылок.
Проходит день, потом неделя,
потом года проходят мимо,
и люди стройными рядами
в своих могилах исчезают.
А дворник с черными усами
стоит года под воротами,
и чешет грязными руками
под грязной шапкой свой затылок.
И в окнах слышен крик веселый,
и топот ног, и звон бутылок.
Луна и солнце побледнели,
созвездья форму изменили.
Движенье сделалось тягучим,
и время стало, как песок.
А дворник с черными усами
стоит опять под воротами
и чешет грязными руками
под грязной шапкой свой затылок.
И в окнах слышен крик веселый,
и топот ног, и звон бутылок.

14 октября 1933

https://poesias.ru/rus-stihi/stihi-harms/stihi-harms10102.shtml

- Ты кто?
- Я? Лунатик. По крышам бродящий...
- Что делаешь ты?
- Одержимый и спящий по лунной эмали скитаюсь. Гуляю.

- Зачем?
- Я не знаю.
- Откуда ты взялся?
- Из комнат... Из дома.
На свет выхожу, наважденьем влекомый,
Манит меня месяц серебрянной песней
В туманный и зыбкий простор поднебесья
И надо идти...

- Бееедный... Сидел бы уж дома!
- Как можно? Я в путь отправляюсь тревожный
И с жизнью прощаюсь, и плачу
Блуждая во сне наудачу...

- А что там? В ночи?
- Там? Тревога. И шатких карнизов дорога
И сумрачной бездны напасти,
И нет ниоткуда участья.
Хоть близко до Господа Бога...

- И что же? Всегда так будет?
- Всегда. Везде. И повсюду.
Меня уж на ключ запирали.
Решетки в окна вставляли.
Не помогает. Не помогает.

Табарен говорил: «Нафталин – это шар;
В глубине сундука ядовит он и светел».
Со слезами во рту Франсуа возражал:
«Нафталин – это Бог, нафталин – это ветер!»

Разбежались сугробы ручьями,
мы - по памяти прожитых лет,
сизари, породнившись с грачами,