Счастье – это полнота: все под рукою, все тут. Скажем, две недели на необитаемом острове или на озере Амткел – это две недели чистейшего счастья, с полнотой коего могут соперничать разве что минуты, когда тебя до подошв пробирает музыка. Печалит лишь то, что им нельзя поделиться с другим. А будет рядом другой, заслонит собой все рассветы с закатами. Это фатум.

...умереть здесь не страшно. Умереть здесь даже хочется, и слишком часто, мне, по крайней мере, дважды в день. Это бывает в длинных переходах метро, где воздух кремообразен, или по дороге в новый пункт назначения... Ноги не несут, дышу еле-еле; рядом проходит трасса – и я почему-то пытаюсь подстроиться под скорость машин. Закрываю глаза и как-то передвигаюсь дальше, плача и улыбаясь. И кажется, я бессмертна.

Уже Аристотель в «Политике» приводит ряд примеров, когда «приезжие» или «гости» постепенно (или быстро) выдавливали коренное население. По-видимому, как в большинстве нелинейных социальных процессов, существует пороговая концентрация «гостей», специфичная для каждого конкретного случая, после превышения которой «хозяева» и «гости» резко меняются местами, и процесс выдавливания «хозяев» быстро завершается полной победой гостей. Этот процесс может протекать в различных формах, но в целом он соответствует глобальной тенденции – волна колонизации со стороны более цивилизованных народов сменяется волной деколонизации и нашествия менее цивилизованных народов, как только цивилизация расслабляется и теряет тонус.

- А откуда оно появилось, моё воображение?
- Оно вообразилось двум нашим с твоим папой воображениям. У каждого воображения есть свои вообразители, то есть родители воображения.