Изучая биографию философа, можно прийти к выводу, что тот обладал глубоким личным интересом к религии, однако любые попытки  определить, в какой степени его идеи применимы к данной области, должны учитывать всю специфику его отношения к религиозному феномену, не останавливаясь на рассмотрении лишь редких фрагментов его трудов, так или иначе касающихся этой темы. Это тем более справедливо, что замечания Витгенштейна по вопросам этики и религии, разбросанные по его работам,  отчетливо соответствуют  общей линии его философствования и непосредственно вытекают из нее, что более чем оправдывает интерес к <теологической> стороне его наследия.

Рюкзачная революция, напророченная Керуаком и К_, свершилась. Итоги ее, как это часто случается с революциями, не вполне таковы, о каких мечтали отцы-ниспровергатели. Что правда, то правда: так называемый цивилизованный мир, взвалив на плечи рюкзаки, с готовностью покидает сам себя и отправляется в дальние странствия. Однако, смысл вояжей - не отрицание буржуазных ценностей, а их утверждение.

Максу Штирнеру удалось убедить своих читателей, что главное для человеческого Я - это его единственность. И в глазах современного человека главная добродетель - это оригинальность, своеобразие, своеобычность. Ну и что, что я садист? Зато такой оригинальный садюга, что внесут меня обязательно в "Книгу рекордов Гиннеса" и с уважением покажут по телевизору.

Переезжая на размытые длиннотой полосы прибоя берега Леванта, многие лингвистически малосемитские сосуды речи часто оказываются в весьма непростой ситуации: здесь явно имеет место произрастать некий самобытный и самодовольный язык. Вместе с тем, достойно артикулировать на нем свой природный речеслов почему-то оказывается делом совершенно невозможным. Избыточная влажность здешних малозеленых палестин терпким прибоем тельавивской набережной стремится убаюкать в своей смертоносной жаровне всякое нетривиальное движение мысли, всякую, неоправданную мздою, искренность текста, испепелить любой саженец публичного своеобразия...