Социопатия. Душевные муки младшего сержанта Яцутко –
Сержант Яцутко –
(05/12/2003)
Бог больше не разговаривает со мной, посвящение меня в рыцари стало невозможным, а слово <романтизм> я употребляю как ругательство. Небеса, как я и предполагал, захлопнулись, а дальнейшее падение - вопрос чисто технический.
На русской православной службе в Андалусии –
Артур Струков –
(05/12/2003)
В поисках ближайшего православного храма я не нашел ничего в Андалусии.
Базаров 2. Эй, там, наверху! –
Павел Басинский –
(05/12/2003)
Я Иванову уважаю потому, что вот уже много лет по ее статьям понимаю: какая там, наверху, погода. Но опять же я не о <Птюче> каком-нибудь, прости Господи, говорю, а о делах солидных, я бы даже сказал, масонских.
Красной ниткой. Окончание –
Железцов Александр Федорович –
(04/12/2003)
Сидит, журчит... Руки на коленях. Большие. Больше лица. А в лице - октябрятское что-то. Как у бабушки моей. И кажется что голос тот же - не помню...
Путем актера –
Слава Сергеев –
(04/12/2003)
...я, можно сказать, впервые за свои тридцать пять лет, оказался на сьемочной площадке не как посторонний, не как зевака-прохожий, а как действующее лицо.
Социопатия. Страх и отвращение инженеров транспорта –
Владимир Дмитриенко –
(04/12/2003)
...сделать пять публикаций, устроиться на фиктивную работу... с головой нырнуть в порочный водоворот лжи, грязи и позорных усмешек...
У. Х. Оден: Table Talk –
Шульпяков Глеб –
(04/12/2003)
Даже если ты орешь от боли, тебе по большому счету повезло, потому что ты еще можешь орать...
Девушки и смерть –
Игорь Викторович Касаткин –
(03/12/2003)
...уже с незапамятных времен девушки должны были опасаться преимущественно сил зла, в то время как домашний скот и юноши, они и от добра добра порой не ждали.
Красной ниткой. Продолжение –
Железцов Александр Федорович –
(03/12/2003)
Интересно бы на него посмотреть лет через двадцать, когда он зацепится где-нибудь в городе, и будет вспоминать под коньячок про русское поле, корни, и прочие основы...
У. Х. Оден: Table Talk –
Шульпяков Глеб –
(03/12/2003)
Забавно, как американские критики переживают, если на письме писатель великолепен, а в жизни дрянь-человек.
