Рейтинг публикаций

«Возвращение в Брайдсхед» роман об аристократии, которой очень мало, которой почти нет. Это роман о тридцатых годах, времени, с его шампанским, танцами, которое также ушло. Это роман об Оксфорде, и да – английских Афинах. (...) Однако, без католичества, без религии, без странных догм, которые, в любом случае, присутствуют, проходят как живые или духи сквозь, без них там, ей Богу, не обойтись.

...нет-нет, да и слетает с языка то одного, то другого публичного человека злополучный Александрийский столп и теснит с Дворцовой площади Санкт-Петербурга Александровскую колонну Огюста Монферрана.

Финальная фраза повести «Пока поют о космосе, пока летают – стоит село» даёт пусть и окрашенную долей горечи (и летают-то всё меньше и меньше, не до вселенских просторов сейчас), но всё-таки надежду, что «мир-село» продолжит свой путь на орбите.

Неужели смерть великого поэта в лагере принесла Отечеству больше пользы, чем могла принести его жизнь?

Продолжение дискуссии вокруг нового переиздания мемуаров Рихарда Вагнера.

В последнее время я только об этом и думаю. Как? Ну, как? Ну как защитить бедного Пушкина?

"„Руски алманах“ – уникальное издание в мировой русистике: специализированный журнал на сербском языке, посвященный русской литературе и культуре, который знакомит публику с неизвестными именами, произведениями и явлениями". (Зорислав Паункович)

...фантастика как метод искусства имеет левополушарную природу. Иначе говоря, мистические откровения, апеллирующие больше к эмоциям, не являются фантастикой постольку, поскольку фантастика-то апеллирует к разуму. Да-да!

(...) человек может быть понят, да просто замечен, только в момент падения, или подъема. На самом деле, как видим, движение есть совершенно необходимое условие и падения, и подъема. И у Толстого этот подъем, это движение в сторону от черной дыры происходит, потому что его герои понимают: падение не может быть бесконечным. В этом и есть, на мой взгляд, главное, и очень ведущее в сторону <реализма>, отличие на самом деле Толстого от на самом деле Достоевского, герои которого могут падать в пропасть до бесконечности. У Толстого смерть сильнее! Он чувствует ее острей, а Достоевский привык, притерся. Его расстреливали, в конце концов, уже. Его на каторге убивали. И он столько раз умирал за рулеточным столом!

Осмелюсь утверждать, что, несмотря на кажущуюся простоту содержания, рассказ Чехова «Архиерей» по сей день остается «непрочитанным».

Понятия «профессионализм» и «неумение» могут быть синонимами только в одном смысле: искусство в том, чтобы скрыть искусство.

Не поддавайтесь либеральному диктату ‒ он не менее опасен (в смысле выхолащивания сути вещей), чем любой другой, особенно если не очень вежествен.