Проза

 

РАССКАЗ

 

 

Корнеев сидел на скамейке у причала, наблюдая, как служебный катер удаляется от него в сторону материка. Ветер трепал его волосы и отворот новой форменной куртки, а морская, колючая сырость уже пробиралась под одежду. Вот и все. Путей к отступлению не осталось.

В свои двадцать пять лет он оказался тут, на крошечном острове, не по своей воле. После того, как его позорно обвинили в фальсификации результатов исследования и изгнали из института, жизнь развалилась, как карточный домик. Меньше чем через месяц – новая напасть. Пришла повестка в армию – плановый призыв, от которого раньше его надежно защищала бронь научного сотрудника. В панике он обратился к отцу, и тот не без труда пристроил единственного сына на закрытый военный объект. Правда, весьма удаленный от привычной Корнееву Москвы.

Ничего, ничего, – успокаивал он сам себя. В конце концов, двадцать пять лет – идеальный возраст, чтобы испытать себя одиночеством. Неделю спустя все документы были оформлены, и Корнеев был назначен смотрителем маяка Северного мыса. Каменное строение на пустынном острове размером с футбольное поле. До ближайшего берега – километров двадцать, не меньше. Об интернете – только мечтать. Рядом – только холодное море и крики чаек. И вот теперь он стоял, глядя на удаляющийся катер, увозивший управляющего объектом, хмурого старика с красным, обветренным лицом. Тот передал ему внушительную связку ключей и толстую папку с инструкциями, странно улыбнувшись напоследок.

      – Здесь только ты и море, – сказал он, вглядываясь в глаза Корнеева, словно пытаясь оценить, долго ли этот продержится на новой службе. – И еще те, кто приходит с моря.

Корнеев решил, что старик говорит о рыбаках или случайных туристах с материка, от которых необходимо было оберегать объект. Обычная попытка припугнуть новичка. В институте над ним тоже нередко подшучивали. Ветер усиливался, принося с моря острый запах рыбы и водорослей. Корнеев поднял воротник куртки и направился к маяку, медленно взбираясь по каменистой тропинке.

Маяк встретил его скрипом деревянного пола и запахом керосина, смешанным с затхлостью нежилого, продуваемого со всех сторон помещения. Корнеев оглядел свои новые владения. Первый этаж с импровизированной кухней и неуютной гостиной, второй – со спальней и громоздким дубовым шкафом, набитом книгами. Ну а чем тут еще заниматься, – машинально подумал Корнеев и подошел к шкафу. Конечно, в библиотеке маяка не было привычных ему книг по квантовой механики и матанализу. Но выбор художественной литературы был разнообразен. Даниэль Дэфо и Вирджиния Вульф, Стивенсон и Мелвилл, Голдинг и Хемингуэй, Жюль Верн и даже «Одиссея» Гомера. Все это, конечно, он читал еще в детстве. Но литература вымысла не занимала его давно. Мозг Корнеева был всецело занят научными теориями и сухими формулами. Больше ничем. Даже личная жизнь – и та оставалась для молодого, амбициозного ученого где-то на периферии его интересов. На верхнем ярусе строения располагался сам маяк с фонарем, в других местах давно уступившем место современным, дистанционно управляемым механизмам, и выглядевшем безупречно, несмотря на свой внушительный возраст. Корнеев провел рукой по его металлическим частям, ощущая легкую вибрацию. И в этот момент он почувствовал странное облегчение: все лучше, чем могло бы быть в армейской казарме.

Первые дни своей уединенной службы он провел в обустройстве своего нехитрого быта и изучении нудных инструкций. Корнеев установил распорядок дня, который, по его разумению, мог бы придать его существованию на этом унылом острове хоть какое-то подобие смысла. Подъем в шесть, проверка механизма, завтрак, обход острова, включая труднопроходимые скалы с северной стороны, потом обед, мелкий ремонт оборудования и написание ежедневного отчета, за ними – ужин, включение маяка на ночь и чтение перед сном. Однообразие его успокаивало. Никто не задавал неудобных вопросов о фальсификации данных, никто не смотрел с презрением. Только море, небо и крики чаек.

Уже через три недели своего затворничества Корнеев перечитал четвертую часть книг из дубового шкафа маяка. И, незаметно проваливаясь в их неспешное, полное приключений и чудес, повествование, стал мало-помалу срастаться с атмосферой уединенного и скучного острова, на котором не происходило ровным счетом ничего. Погода, и та не удивляла разнообразием. Последние августовские дни лета были наполнены покоем и умиротворением, как на острове Скай из романа Вирджинии Вульф. Мир вокруг Корнеева казался ему погруженным в какую-то курортную дрему. И потому, раскрывая день за днем журнал отчетов, он тупо переписывал понедельничный текст на вторник, а вторничный – на среду. И так – без каких-либо изменений.

Погода испортилась неожиданно, как это часто бывает в северных морях. Послеполуденное небо, еще недавно безоблачное, затянуло тяжелыми свинцовыми тучами. Начался шторм. Корнеев заметил это, когда вышел на свой обычный обход острова и поднялся на скалы. К ужину волны уже бились о берег с такой силой, что вибрация передавалась деревянным конструкциям маяка, заставляя их стонать и скрипеть, словно от боли. Показания барометра стремительно падали. Радиопередатчик, установленный в углу на кухне, предательски молчал. Корнеев поднялся по винтовой лестнице к фонарю и проверил механизм. Все работало безупречно. Он посмотрел через запотевшие, забрызганные дождем окна в черную дыру моря, которую равномерно, как метроном, ощупывал мощный столб фонаря, то и дело натыкаясь на свинцовую, беспокойно колышущуюся поверхность воды. Потом он глубоко зевнул. Решил спуститься вниз, лечь раньше обычного и поваляться в постели с книжкой. Он как раз дочитывал Голдинга «Хапуга Мартин» и очень хотел узнать, как же там разрешатся дела у главного героя романа, когда снизу донесся отчетливый стук в дверь.

Корнеев замер на лестнице. Этот звук был настолько неуместен здесь, на изолированном от мира острове, в разгар шторма, что Корнеев сначала решил: ему показалось. Но через минуту стук повторился, на этот раз более настойчиво. Скрипя шаткой старой лестницей, он спустился вниз и остановился перед дверью. Подумал, что было бы нелепо, как где-нибудь в центре Москвы, спросить через дверь «Кто там?». Поэтому он щелкнул задвижкой и, открыв дверь, оцепенел от неожиданности. На пороге стоял промокший насквозь мальчик лет десяти. Бледное лицо, посиневшие губы и полный отчаяния взгляд. Легкая не по погоде одежда мальчика облепила худое тело.

      – Ты здесь откуда? — спросил Корнеев, не сразу решившись коснуться мальчика, словно не будучи уверенным в его материальности.

Мальчик не ответил, продолжая отчаянно смотреть на Корнеева. В конце концов, ничего не оставалось, как взять ребенка за руки и втащить его внутрь, спасая от разбушевавшейся стихии.

Мальчик не сопротивлялся, подчиняясь с какой-то медлительной покорностью. Уже внутри, в свете прихожей Корнеев заметил: ребенок так замерз, что его кожа стала не просто бледной, а приобрела какой-то особенный, восковой оттенок, который бывает разве что у утопленников. Эта мысль заставила его отдернуть руки от мальчика.

      – Я с катера, – после долгой паузы сказал мальчик. И его голос прозвучал так странно, словно донесся до Корнеева откуда-то издалека или из глубины колодца.

Он снова бросился ощупывать руками ребенка:

      – Ты цел? С тобой все в порядке?

Мальчик растерянно закивал.

      – Но ведь ты же был не один? – вслух стал размышлять Корнеев. – Родители с тобой были? Где? Где они?

Мальчик медленно поднял руку и указал в сторону моря.

      – Отец. Был отец. Он – там, – снова выдавил из себя мальчик.

Корнеев бросился к окну. Сквозь бушующие волны и косые потоки дождя он стал всматриваться в темноту за окном, но не увидел ничего, что напоминало бы оказавшийся в беде катер. Однако внутренний голос, воспитанный годами научных исследований, говорил ему, что необходимо собрать больше данных, прежде чем делать хоть какие-то неутешительные выводы. Корнеев схватил висевший на стене бинокль и снова прильнул к окну, вглядываясь в бушующее море. Ничего. Не было видно ничего. Но инструкция есть инструкция: если существует хоть малейшая вероятность опасности для судна, смотритель обязан максимально усилить сигнал маяка. Он снова бросился по лестнице вверх, к фонарю и активировал аварийный режим, усиливая яркость света. Луч тут же разрезал темноту, поелозил по яростной, взбешенной воде. Но на ее поверхности по-прежнему не было видно никакого катера. Корнеев побежал обратно, к мальчику.

Тот стоял, как прежде, посреди прихожей, как будто тот не двигался все это время. С его одежды натекла вода, и теперь он стоял, маленький и жалкий, посреди лужи.

      – Так, – сказал, едва собираясь с мыслями Корнеев и снял с крючка полотенце, протянул его мальчику. – Для начала давай тебя согреем.

Но мальчик полотенце не взял, продолжая стоять неподвижно. Корнеев почувствовал, как по спине пробежал холодок. Подумал: какой странный мальчик. Но тут же отогнал от себя оцепенение: чушь, обычный ребенок, просто в шоке после кораблекрушения.

      – Может, ты голоден? — спросил Корнеев, стараясь говорить как можно мягче.

Мальчик не ответил. Мокрая одежда все еще липла к его телу, но он, казалось, не чувствовал ни холода, ни страха.

      – Так, так, – снова заметался вокруг него Корнеев.

Он решил действовать по стандартному протоколу оказания помощи терпящим бедствие: накормить, обогреть, уложить отдыхать. Бросился на кухню, поставил на плиту кастрюлю с оставшимся от обеда супом, нашел в шкафу чистую футболку и старый, привезенный из дома свитер.

      – Тебе надо переодеться в сухое, – сказал он мальчику. – Ванная там, – и он указал на дверь в конце коридора.

      – Мне не нужно, – тихо ответил мальчик. –  Я уже привык.

Корнеев хотел возразить ему, но в этот момент суп закипел, и он отвлекся, чтобы снять кастрюлю с огня. Когда он обернулся, мальчик уже сидел за столом, в старом корнеевском свитере, доходившем ему до коленей. Его мокрая одежда осталась лежать в луже у дверей.

Ужин прошел в тишине. Мальчик едва притронулся к супу, несмотря на все уговоры Корнеева. Он просто сидел, глядя в пространство перед собой отсутствующим взглядом, и время от времени шумно сопел, как будто был уже давно простужен.

      – Хорошо, – сдался наконец Корнеев. – Тогда ложись хотя бы и немного поспи. Я сейчас все равно ни с кем не смогу связаться. А утром погода, может, улучшится, и мы попробуем связаться с береговой службой. Может, хоть они знают, что случилось с катером и твоим отцом.

Мальчик устало поднял голову и посмотрел на Корнеева.

Он отвел мальчика в спальню на втором этаже и уложил в постель, накрыв одеялом, а сверху еще и своей курткой. Мальчик не сопротивлялся, но и не помогал, оставаясь пугающе безучастным. Закрыв дверь, Корнеев спустился вниз и, устроившись в старом кресле гостиной, решил не спать до утра. Мало ли, вдруг появятся сигналы терпящего бедствие судна. Или мальчику потребуется какая-то помощь. Но усталость взяла свое, и он задремал под нестихающий грохот волн и вой ветра, который изо всех сил пытался ворваться через щели двери и окон. 

Ночью Корнееву снилось странное: тонущие корабли и люди, тянущие из черной воды свои руки. Среди них была женщина с длинными и спутанными от бешеного ветра волосами, очень похожая на Вирджинию Вульф. Она смотрела пристально на Корнеева и беззвучно шевелила губами, словно пыталась сказать ему что-то важное. Но он не расслышал.

Утром шторм стих так же внезапно, как и начался. Корнеев проснулся от яркого солнечного света, проникающего через окна кухни. Шея затекла от неудобной позы в кресле, а в голове пульсировала тупая боль. Он поморщился, вспоминая странный, тревожный сон. Первой мыслью было проверить мальчика. Корнеев поднялся по скрипучей лестнице и бесшумно открыл дверь спальни. Постель была пуста, одеяло аккуратно сложено. На мгновение его охватил страх. Ведь мальчик не знает острова. Он мог выйти ночью и упасть со скал.

Корнеев бросился вниз по лестнице. Но тут же увидел мальчика, сидевшего снова за столом. Он раскачивался из стороны в сторону, обхватив руками колени, подобранные по-птичьи к животу. Его глаза смотрели в одну точку перед собой. Корнеев тоже посмотрел туда, но не нашел ничего, кроме кухонного окна. Он выглянув в окно и увидел, что море совершенно успокоилось. Волны лениво облизывали камни. И в необычайно прозрачном после шторма воздухе открывался вид до самого горизонта. Он снова взял бинокль и вышел на улицу. Тщательно осмотрел, докуда возможно, водную гладь. Никаких следов кораблекрушения – ни обломков, ни масляных пятен на воде – ничего, что указывало бы на недавнюю катастрофу.

Он вернулся в дом, к мальчику. Сел напротив него, за стол.

      – Ну как ты? – спросил Корнеев.

Мальчик не ответил, продолжая раскачиваться.

      – Нужно связаться с береговой охраной, – сказал ему Корнеев, стараясь не обращать внимания на его странное поведения и говорить спокойно, уверенно. – Сообщить о тебе. Они начнут поиски твоего отца.

      – Они не придут, — произнес мальчик, не прекращая раскачиваться.

      – Почему? — Корнеев почувствовал, как по спине снова пробежал холодок.

      – Потому что все знают.

      – Что знают?

      – Про маяк Северного мыса.

Корнеев нахмурился, чувствуя нарастающее внутри него беспокойство. Он подошел к радиопередатчику и включил его. В наушниках слышался только равномерный шум помех. Сигнал по-прежнему не проходил. Корнеев проверил подключение, антенну, настройки. Все вроде бы в порядке, но связь не включалась. Последствия шторма, – решил он. Ветер, должно быть, повредил антенну на крыше. Нужно будет подняться наверх и проверить. Но оставлять мальчика одного больше не хотелось.

      – Ничего, – сказал он громко и уверенно, обращаясь скорее к себе, чем к мальчику. – Выждем день-два. Я попробую починить антенну. А если не получится, то катер с провизией все равно прибудет сюда через три дня. По расписанию.

Мальчик не отреагировал на его слова, продолжая свое тревожное раскачивание.

Корнеев попытался накормить его завтраком, но ребенок снова отказался от еды, как и от предложения прогуляться по острову. После завтрака Корнеев поднялся на крышу проверить антенну, но не обнаружил там никаких видимых повреждений. Спустившись, он увидел, что мальчик вышел все-таки из дома и сидел теперь на скале у берега, глядя неотрывно на море. Легкий, уставший после вчерашнего ветер лениво шевелил его волосы. Но сам мальчик оставался неподвижен, как статуя.

К вечеру Корнеев, измученный тревогой и неизвестностью, снова обошел весь остров, осматривая прибрежные камни в поисках каких-либо следов кораблекрушения и снова ничего не нашел. Вода была чистой и приветливой. Поэтому отсутствие связи с материком начинало его всерьез беспокоить. Когда солнце начало клониться к закату, он пошел наверх, чтобы зажечь фонарь, как требовалось по инструкции. Мальчик последовал за ним, беззвучно поднимаясь по винтовой лестнице. И когда Корнеев, уже наверху, обернулся и увидел его, стоявшего совсем близко, он вздрогнул от неожиданности. Фонарь зажегся. Его мощный луч разрезал сгущающиеся сумерки. И в этот момент мальчик вдруг оживился. Едва уловимая в сумерках улыбка преобразила его лицо, хотя и не сделала его более живым, а напротив, придала какое-то чужеродное, недетское выражение.

      – Идут, – сказал мальчик, и в его голосе Корнееву почудилось что-то неотвратимое и пугающее.

      Корнеев переглотнул:

      – Кто?

      – Они, – спокойно ответил мальчик.

В ту ночь Корнеев спал плохо. Ему снова снился шторм и женщина с длинными и спутанными от бешеного ветра волосами, хотя за окнами маяка стояла тихая, совершенно прозрачная ночь. В первых рассветных сумерках он внезапно проснулся от ощущения чужого присутствия. Корнеев разлепил глаза. В дверях гостиной он увидел силуэт взрослого человека.

      – Кто здесь? – Корнеев резко оторвал голову от кресла.

Неизвестная фигура приблизилась, и тусклых сумерках он увидел высокого мужчину в мокрой капитанской форме. Несмотря на то, что дождя не было со вчера, вода стекала с его одежды, образуя на полу лужи. Но самое странное – сквозь фигуру незнакомца просвечивали очертания окна и радиопередатчика у стены.

      – Где мой сын? – спросил незнакомец еле слышным, уставшим голосом, который рождался как будто не в горле, а где-то глубоко под водой.

      – Тот мальчик? – догадался Корнеев и испуганно показал рукой на лестницу, ведущую вверх. – Он спит там, в соседней комнате.

Незнакомец кивнул и, сделав шаг назад, куда-то как будто в пустоту, медленно растворился. Дрожащими, непослушными руками Корнеев включил свет. В гостиной никого не было. Он поднялся с кресла, в котором спал, и пошел наверх, чтобы проверить мальчика.

Комната была пуста. Сырые следы на полу вели к лестнице и выше – туда, где был установлен фонарь. Поднявшись туда, Корнеев увидел мальчика. Рядом с ним стоял незнакомец. А за стеклом маяка — десятки человеческих фигур, как будто парящих в воздухе. Мужчины, женщины, дети – все они были в насквозь промокшей одежде. Причем одежда эта показалась Корнееву необычной – то ли нездешней, то ли из других времен. Они окружали маяк, протягивая руки к свету его фонаря.

      – Что тут происходит? – хотел громко спросить Корнеев, но голос его сорвался.

      – Мы пришли, чтобы ты показал нам путь, – ответил незнакомец. – Как делал каждый смотритель до тебя.

      – Путь куда? – не понял Корнеев.

      – Домой.

И тут ему почему-то вспомнился тот первый день, когда его привезли на остров. Вспомнил хмурого старика с красным, обветренным лицом, который, сказал ему, странно улыбаясь:

      – Здесь только ты и море. А еще те, кто приходит…

      – Приходит кто?

И тогда Корнеев вдруг понял, кем был мальчик. И незнакомец рядом с ним. И все эти парящие люди за окном. Понял, почему старик странно улыбался.

      – Выключи свет, – сказал мальчик, и теперь его голос звучал очень ясно. – Маяк привлекает нас, но это ложный путь. Мы не можем найти дорогу домой, пока он горит.

      – Но маяк нужен живым, – возразил Корнеев. – Он предупреждает корабли об опасности.

      – А кто предупредит их о нас? – незнакомец подошел к Корнееву так близко, что тот почувствовал его пронизывающее холодом дыхание. – Мы не уйдем, пока свет горит. Мы будем приходить ночь за ночью. И, в конце концов, ты выключишь его, как делали все до тебя.

Трое суток, не смыкая глаз, Корнеев сидел, заперев дверь, на верхнем ярусе маяка и следил за работой фонаря, несмотря на призрачных посетителей, которые все больше и больше прибывали на остров, заглядывали в запотевшие окна маяка, а потом просочились внутрь и стали заполнять комнаты – одну за другой. Они не угрожали ему, а просто смотрели. И среди них Корнеев различал моряков и их пассажиров всех времен, собранных светом маяка Северного мыса. На четвертую ночь, изможденный бессонницей и постоянным присутствием чужих, он отпер дверь и закричал в темноту:

      – Убирайтесь! Вас нет! Вы все умерли!

      – Именно поэтому мы здесь, – сказал мальчик, странным образом выделившись из темноты. – Свет не дает нам уйти. Он держит нас между мирами.

Корнеев обернулся, посмотрев на механизм маяка. Такой простой, такой старый. Достаточно было повернуть рычаг. В голове его какой-то необъяснимой каруселью закрутились образы – корабли, разбивающиеся о скалы, крики тонущих людей и их руки, руки, руки, умоляющие о помощи. Разве не для предотвращения этого и нужен маяк? Но можно ли было верить теперь глазам? Он потряс тяжелой от бессонницы головой. Может, никаких призраков нет? Его измученный мозг мог создать любые галлюцинации. Ему снова вспомнилась странная улыбка хмурого старика. Дрожащей рукой он потянулся к рычагу.

Когда катер с провизией причалил к острову, управлявший им старик был удивлен: обычно смотритель знал расписание и встречал катер на пристани. По тропинке он дошел до маяка. Дверь была не заперта. Внутри – идеальный порядок, словно жилище только что убрали. Однако смотрителя нигде не было. Старик обошел остров, тщательно осмотрел скалы на его северной стороне, снова вернулся к маяку. На кухонном столе лежал раскрытый журнал с отчетами. Он прочел последнюю запись.

«Тот, кто направляет корабли, становится причиной крушений. Я выключил свет. Теперь они свободны. Теперь я понимаю выбор каждого смотрителя до меня. Но кто же в это поверит?»

Старик вздохнул и перекрестился. Потом поднялся на самый верх, в фонарную комнату и запустил механизм. Яркий свет пробился через вечерние сумерки. Что за дурак, – подумал он. – Сбежал, как и многие до него.

Вернувшись на берег, он отшвартовал свой катер и только тогда заметил между прибрежных камней фигуру мальчика, стоящего по колено в воде и смотрящего на загоревшийся маяк.

      – Эй, пацан, – окликнул его старик. – Ты откуда здесь?

Мальчик медленно повернулся и улыбнулся старику, ничего не ответив.

      – Ты смотрителя случайно не видел? – снова крикнул старик.

      – Он – там, – крикнул ему в ответ мальчик и указал рукой на спокойно клубящееся в вечернем тумане море.

На материке новый смотритель, молодая женщина с решительным взглядом просматривала инструкции и журнал отчетов со старыми записями о о маяке Северного мыса.

      – И в чем подвох? – сухо спросила она у своего начальника. – Почему никто не задерживается там дольше полугода?

Старик пожал плечами:

      – Кто ж их всех разберет. Может, не справляются с одиночеством?

Молодая женщина не поверила. Но промолчала. Она была уверена в своих силах, потому что знала: все эти морские легенды про старые маяки – всего лишь россказни местных старожилов для привлечения туристов на материк. На самом деле маяки давно стали автоматическими, и теперь ими можно управлять даже дистанционно. Осталось дождаться, пока цивилизация доберется и до Северного мыса. Она застегнула на все пуговицы свою новую форменную куртку. Маяк уже ждал ее. Как он с нетерпением ждал каждого своего нового смотрителя.

 

 

Берлин, 2025