Проза

 

 

 

Зябко.

Я весь похолодел.

От волнения.

Слушаю – и не могу поверить своим ушам. Прямо мороз по коже подирает…

– …И этот, м-м, запах горных трав, – продолжает мой собеседник, стараясь лишний раз не смотреть на меня, – он сумасшедший, он, м-м, словно проникает в каждую клеточку твоего существа и заставляет видеть мир как великое и доброе начало. Только, – грустно усмехается, – только я-то понимаю, что это ощущение ложно, оно коварно и обманчиво. Мы с вами знаем, э-э, каков мир на самом деле…

Наконец бросает взгляд в мою сторону – немного пришибленный, где-то даже виноватый.

– Я чувствую, – говорит, – что это всё-таки не моё, не моё. Э-э… Не моё.

Я молчу и переживаю.

– З-зато, к-кажется, м-моё, – произношу после долгой паузы. И, как бывает нередко с тех пор, как случилась Катастрофа, начинаю заикаться.

– М-мир вовсе не з-злой, – пытаюсь объяснить свою позицию. – Если вы имеете в-в… виду эту трагедию, когда р-рванула психотронная б-бомба, и всё… п-перепуталось… Это не мир виноват, это л-люди…

– Но запахи… – тот, другой не сдаётся. – Они… э-э… сбивают с толку. Горы пахнут слишком хорошо, слишком, м-м, чисто, я бы сказал, и это даёт слабому и наивному неоправданную надежду.

Не знаю, как возразить – да мне и не хочется спорить, а хочется слушать ещё и ещё. Не про гадкий лживый мир. Про запахи.

– А… Ч-что ещё вы п-помните? – спрашиваю.

– Ещё? М-м… Ещё помню белые войлочные юрты на горных пастбищах, джайлоо, – тот, другой опять начинает рассказывать с отсутствующим видом. Вспоминает, как будто это его не касается. Я же – я весь дрожу. – Там была одна такая особо красивая юрта, с узорами на войлоке… В ней, э-э, девушка, её звали Джазгуль, что значит «весенний цветок». Она тоже дивно пахла – молодостью, прелестью, свежестью. Угощала меня, м-м, кумысом, который сама же приготовила, и у этого напитка был… аромат дыма и свободы. Да-да, почему-то мне тогда казалось, что свободы.

Я чуть не теряю сознание – настолько меня захватили чужие воспоминания, настолько всколыхнули всё во мне.

Встаю и нервно начинаю ходить туда-сюда. Туда-сюда. А тому, другому как будто его собственные видения, картинки из его памяти не интересны.

– В-ветер п-пах? – останавливаюсь и задаю контрольный вопрос.

­– Э-э, приятель… – медлит тот, другой. – Пах. Яростью, красотой и, м-м, безумием. Тем более, когда несёшься на лошади галопом, и ветер в лицо. – Он произносит святые вещи, но таким скучным, невыразительным голосом, что я и не представляю, с чем это сравнить.

Зато отлично представляю – сам себе тут же начал воображать – запах лошади, вспотевшей от быстрого бега, и ещё кожи, кожаного седла, сбруи, попоны.

Это невыносимо приятно!

– Я уверен, ч-что… В-ваши воспоминания – на самом д-деле не ваши, а м-мои. – Говорю и понимаю, что перешагнул некую черту. – Эмоционально они м-мои. Я нашёл! Я нашёл свою п-память!

Тот, другой пожимает плечами.

– М-м, я так и думал… Что-то подобное. – Он совсем не выглядит окрылённым. – Технически я всё помню, но родного, близкого в воспоминаниях не нахожу. Как будто со стороны сам себя, э-э, воспринимаю… Ну, так сейчас обстоят дела у большинства населения – после Взрыва.

Я согласно киваю.

– Т-точно! У людей всё п-перемешалось – мы теперь владеем не с-своей памятью, у каждого чуж… жая! Не разберёшь, где ч-чья…

– Ага! Вот и приходится искать свою, опрашивать сотни, тысячи, э-э, незнакомцев, объявления читать в газетах: в голове, мол, хранится то-то и то-то, может, оно на подсознательном уровне отзовётся в чьей-то душе, вдруг нужно кому?.. М-м…

Я возбуждён. Не могу найти себе места.

– Оч-чень рад, – сообщаю, – что мы с вами п-пересеклись. Вы вернёте мне м-моё?

– Минуточку, приятель! – Тот, другой выглядит настороженным. – Ладно, допустим, что я – носитель вашего прошлого. Но… э-э… мне же нужно взамен моё. А вдруг вы помните слишком для меня чуждое, слишком, м-м, постороннее, что я никогда не прочувствую? Не опознаю? Тогда обмен памятью для меня будет лишён смысла.

– Да, конечно, к-конечно! – Мне и самому стало неловко за собственную поспешность. – Я готов вам п-пересказать, что п-помню.

– Слушаю! – Тот, другой устраивается поудобнее и прикрывает глаза. – Начинайте…

Я, сосредоточившись, вытаскиваю из памяти целый ворох воспоминаний и торопливо, порой сбивчиво стараюсь донести их до моего визави.

Мало что чувствую при этом – просто пересказываю, пересказываю, пересказываю.

Тот, другой сидит, нахмурившись.

Молчит.

Сопит.

Я рассказываю про остров в океане – небольшой, если судить по карте, его можно весь обойти за три-четыре дня. Люди там занимают пару деревушек. Климат на острове умеренный и, вместе с тем, тёплый, широколиственные леса перемежаются с кое-какой субтропической растительностью. Кругом растёт бамбук – низкорослый, по колено; они с травой дополняют друг друга. Мягкие очертания зелёных мохнатых сопок – иногда их поглощает туман, шум моря и влажный бриз, чёрные покосившиеся от времени домики тут и там.

Говоря, я даже перестаю заикаться. Ведь картины, возникающие в моей голове, скорее напоминают кино, нежели пережитый личный опыт…

Вспоминаю, как мы втроем – с парой друзей, он и она, – пошли на побережье собирать морской шиповник. Растение низенькое и стелется вдоль земли; плоды, наоборот, крупные, мясистые, из них получается просто отличное варенье. Набрали каждый по мешку. Но мой, как бы, друг повредил ногу и едва шёл, а на обратном пути мы столкнулись с приливом, отрезавшим на несколько часов единственную дорогу вдоль берега (никто из нас почему-то не подумал с утра о такой возможности). И мне пришлось тащить его подругу, посадив к себе на плечи, брести по воде… Часть мешков с шиповником бросили на песке…

– Довольно! – вдруг кричит тот, другой. Он вскакивает и внимательно глядит на меня, во все глаза. Вроде как взволнован; пожалуй, какие-то чувства пробудились в нём. – Этого достаточно! – повышает голос. – Я согласен на обмен. М-м, немедленно! Сейчас же!

Лицо его, кажется, раскраснелось. Дышит часто, взгляд горит.

Искренен? Неискренен?? Переигрывает??? Непонятно.

На этот раз медлю я…

И опять, кажется, начинаю заикаться.

– Вы к-клянётесь, что это в-ваши в-воспоминания? Если так, то я очень р-рад. Надеюсь, вы не имеете отношения к т-торговцам памятью, о которых сейчас много го-говорят…

Тот, другой гордо встряхивает головой.

Произносит:

– Не волнуйтесь, друг. Я честный человек, желающий, как и все после той ужасной Катастрофы, вновь обрести свою личность. Стать, м-м, самим собой…

Я растроган.

Сердце моё наполняется любовью, а душа – светлым ожиданием.

Выпрямляюсь.

Мы, почти не сговариваясь, становимся друг напротив друга.

Встречаемся глазами.

Чего-то ждём.

Готовимся…

Потом, сойдясь, наклоняемся корпусом и соединяемся головами, темечко к темечку.

Прижимаемся.

Я своими руками беру его голову, с боков.

Он – так же – мою.

Мы держимся друг за друга.

Крепко, по-мужски.

Напряжение.

Вот сейчас!

Сейчас всё восстановится!!

Да неужели же?!.

Господи, как долго я этого ждал!!!

 

***

Вспышка и темнота.

 

***

…Я лежу на земле, и у меня звёзды в черепушке. Всё кружится, всё плывёт. Мрак здесь, там, – мрак везде. Чернота нарушается лишь этими самыми звёздами…

Боль. Тупая и тягучая. Непонятно где; она наполняет собой и меня, и пространство.

Господи, да где же это я?..

Кое-как, постепенно, прихожу в себя. Слышу голос – знакомый? незнакомый? Кто это?

О чём он говорит?

По мобильному телефону, что ли? По телефону…

– …Да, шеф, всё сделано! Как вы хотели! Всё прошло, как по маслу, м-м, как по маслу!.. Ага, этот олух отдал мне всё и ни о чём не догадался!..

Это он о ком? Обо мне? Не обо мне?

А кто я вообще такой?

Пытаюсь понять.

Ничего не получается.

Боже, я не знаю, кто я…

– Точно, шеф! – скалится в трубку тот, другой. – Я выполнил ваше задание, и теперь являюсь носителем двупамяти! И прежняя, и новая!.. Можно копить дальше – и через фирму – продавать!.. Есть – возвращаться в офис! Уже бегу!

Он отключается и внезапно замечает меня.

Я, осоловелый, сижу на земле.

Гляжу непонимающе на того, другого.

Он – на меня.

– Вы к-кто? – спрашиваю.

– Э, приятель, ты лучше спроси самого себя: кто ты? – ухмыляется тот.

И быстрым шагом уходит.

Исчезает.

Оставив меня одного…

Я с трудом, пошатываясь, встаю.

Хочу идти – но не осознаю куда.

Где я?

И главное – кто я?

Ничего не знаю. Ничего не помню.

Пустота… Во мне – пустота…

Стою, одуревший, потерянный. Отчего-то хочется плакать.

Не понимаю…

Ощущаю вокруг необъяснимый холод.

Обхватываю себя руками. Зачем? Чтобы согреться?

Чтобы почувствовать, что существую ещё?

ДА КТО ЖЕ Я ТАКОЙ?

ЧТО Я ЕСТЬ??

ЖИВ ЛИ Я???

Мне становится крайне не по себе.

Я дрожу.

Жутко и страшно.

Зябко…