Проза

 

                                                                                                                             Текст содержит ненормативную лексику.

 

 

 

 

 

            Всему хорошему в жизни приходит конец. Выражение кажущееся банальным на первый взгляд, на взгляд второй и все последующие за ним, выглядит все более глубокомысленным...

            Несмотря на долгий и продуктивный опыт и усилия, прилагаемые нашим героем, чтобы не работать принципиально и, тем не менее, жить сыто и счастливо, и в его жизни наступила черная полоса. Тем более пугающая, что в ней уже не было заметно ни одного явного и ощутимого просвета.

            Птица небесная, расслабленная десятилетиями сытой и ленивой жизни, с окончательно обрезанными крыльями за последние три года сомнительной семейной жизни, еще больше увязла в привычных для себя слабостях. И даже то, что раньше Билли делать не хотелось из принципа, теперь уже делать не получалось даже при напряжении всех еще имеющихся душевных сил и остатков воли…

            Внешне, казалось, мало что изменилось: Билли все так же «до первых петухов» просматривал сайты с антиквариатом в интернете, после чего спокойно спал до обеда, когда не дежурил в «гаражике», лишь изредка поднимаемый около восьми утра дамой желудка, что для Билли было равносильно подъему «ни свет, ни заря», для того, чтобы отвезти детей любимой женщины в школу. После чего он возвращался полусонный домой, чтобы еще раз вкусно и впрок позавтракать и подремать, пока дама желудка готовилась к работе, расчищая кухонный стол, чтобы расположить на нем мобильный офис…  Хотя, с кухонным столом — он же мобильный офис группы компаний любимой дамы желудка — у Билли дома, мы, пожалуй, чуть забежали вперед...

            Билли все так же клинически улыбался с фотографий «Большого Брата» в ее анкетах в социальных сетях, но уже с какой-то обреченной и подавленной то ли умиротворенностью, то ли покорностью судьбе. Дама желудка либо неизменно была рядом с Билли, либо «а-ля пляжный вариант» все больше выставляла идентичные фотографии с огромным бюстом на переднем плане, благоразумно обрезав нижнюю часть тела, распугивая, очевидно, своим немалым достоинством последних, призрачных поклонниц рокового мужчины.

            На благородных когда-то чертах черепа Билли, поседели волосы, что вкупе с прической в стиле “юношеский конский хвост”, придавало ему черты уже давно перевалившего за экватор своих подвигов, изрядно потертого и изношенного плейбоя, который до сих пор не мог расстаться с героическим образом себя, нарисованным собой же. Кожа на его физиономии стала какой-то нездорово бледной, как у человека страдающего желудочной болезнью или круглосуточно сидящего в пыльных помещениях и почти не выходящего на свежий воздух.

            Он все чаще стал повторять одну и ту же фразу, ставшую, уже девизом его новейшей личной истории, наслаждаясь больше ее философским звучанием, нежели глубинным смыслом: «Раньше я был молодой и красивый, а теперь я стал старым и мудрым»…

            В нем все еще просматривался тот самый подросток, а затем молодой человек из нашей юности: мечтатель с романтическими устремлениями, к сожалению, никогда не находящими отражения в реальности и “социальный сомик”, но, казалось, этого мнения придерживалось все меньше и меньше людей в окружении Билли. Да, и те, скорее, выдавали желаемое за действительное. Кузен Ави, со свойственной ему радикальностью говорил, что Билли “потух окончательно”, не давая ему даже минимальных шансов на потенциальное изменение жизненного курса.

 

            Тем не менее, сложнее всего было расставаться с нарисованным образом, который уже стал второй натурой: Билли также гордо, как во времена своей «до-семейной» жизни, подходил к киоскам с фаст-фудом и, расправив плечи, характерным жестом поправлял бейсболку на голове. Весь его внешний вид стереотипно отражал крепкого парня из не менее стереотипных американских сериалов о крепких парнях. И даже продавщицы, судя по их взглядам, изначально ожидали от него таких же мужественных интонаций, какие бывают при заказе порции двойного скотча или, как минимум, хорошо прожаренного стейка...

            Но Билли, в свои сорок с небольшим хвостиком, дождавшись очереди, вдруг начинал клинически улыбаться и с интонациями, в которых смешивались похохатывающий отрок лет тринадцати и счастливо скулящий щенок при виде хозяина, просил два горшка и две булочки с мясом. Именно так дословно и просил: «два горшка и два фаготтини с курицей».

            Как и у многих при общении с Билли, у продавщиц в киосках с фаст-фудом также наступало секундное оцепенение, замешанное все на том же злосчастном когнитивном диссонансе: героический образ никак не вязался с глуповатыми интонациями и радостно-фальшивыми придыханиями при этом.

            Видя смущение и непонимание продавщиц и принимая это за собственную неотразимость, Билли начинал довольно хохотать, театрально откидывая назад голову и корпус. После чего по слогам расшифровывал загадочную фразу прямо в застывшие в кататоническом ступоре физиономии продавщиц: «ну... гор-шок... горячий шоколад... два стаканчика». И опять начинал довольно похохатывать своим лингвистическим изыскам в предвкушении порции уличных деликатесов...

            Подобные застывшие во времени или, точнее, в безвременье жесты и интонации, были связаны и с ответами на звонки мобильного телефона в общественных местах.             Фактически первый купленный им самостоятельно или, опять же — если быть более точным — взятый в кредит телефон, был раскладушкой. Забегая вперед, можно сказать, что просрочки по кредитным платежам в силу хронического отсутствия денег, даже не в самые кризисные времена, достигали нескольких месяцев, но Билли все же сумел окончательно расплатиться за телефон, пусть и с общим опозданием почти на два года. Последние суммы отдавались совсем неохотно и с массой негативных оговорок, так как выплачивались уже после того, как телефон давно вышел из строя и был заменен на более скромную модель...

            При каждом входящем вызове Билли смотрел на номер звонившего сверху вниз — в зависимости от угла зрения — презрительно или героически опустив уголки губ, затем наработанным движением, большим пальцем той же руки отщелкивал крышку телефона и, словно Андрей Миронов в «Бриллиантовой руке», привычно-театрально вскидывал голову, подобным жестом убирая от уха непослушные пряди распущенных волос. После чего либо радостно, если номер был знакомый, либо настороженно, если номер был незнакомым, отвечал на вызов...

            Удивительным было то, что в домашней обстановке подобные жесты отсутствовали напрочь — крышка телефона отрывалась бережно обеими руками и аппарат просто подсовывался к уху под волосы... Очередной, характерный для Билли, дуализм поведения.

 

 

            И все же в последние месяцы при разговорах по телефону в голосе Билли, за всей сомнительной жизнерадостностью, стали просматриваться нотки недовольства и отчаяния. Привычный мир субсидированного безделья не только начал давать трещины, но и стал разваливаться прямо на глазах непривычного к тяготам жизни сибарита. Отсутствие денег было для Билли состоянием привычным, но то, что он провел лето так и не добравшись до «юга», внесло в его жизнь, как и его душу безутешность и смятение. В одной лишь фразе, что он «не смог посетить море этим летом», чувствовалась вся бездна его отчаяния.

            Причины жизненных неудач в силу благоприобретенной инфантильности характера, Билли начал искать в том, что мелькало у него перед глазами десятки раз ежедневно — в пухлых очертаниях дамы желудка и ее несостоятельности достойно обеспечить Билли привычными для него комфортом и «насущными ценностями». А, значит, и виноватой во всех моральных и финансовых неурядицах последних месяцев так или иначе становилась дама желудка...

            И, тем не менее, неумение проводить причинно-следственные связи и здесь в определенной степени сыграло ему на руку. Глубинный анализ был Билли чужд, а нежелание и боязнь думать о проблемах и, тем паче, вариантах их решения, несколько утихомирили его душевный разлад: все же жизнь пока продолжалась и пока еще он каждый день был сыт, а все свободное время тратил на мечты о возможностях пополнить новыми эксклюзивными артефактами «антикварную коллекцию». Какое уж тут решение стратегических задач?

            Как ни странно, но стало сбываться и одно из предсказаний Кузена Ави, которое заключалось в том, что дама желудка не остановится на достигнутом и решит занять не только все душевное пространство Билли, но и его скромную жилплощадь. Жилплощадь, с отрывающимися от стен обоями, которые до сих пор были приклеены к стенам и потолку прозрачным скотчем, и розетками, давно коротящими и постоянно выходящими из строя или, точнее, так никогда в строй и не возвращавшимися...

            И, тем не менее, изменилось многое. Ожидания успешного бизнеса, начатого с нуля, так и остались ожиданиями. Подсознательная вера или уже привычка Билли к тому, что у Большого Брата всегда есть деньги, как и стабильные сбережения, отложенные с проданной квартиры, в одночасье рухнули. Деньги закончились...

            Бизнес, к сожалению, существовал больше на бумаге и почти не приносил дохода или, как минимум, недостаточно, чтобы прокормить даже одного человека, не говоря о целом семействе из троих иждивенцев и троих породистых котов, которых приходилось содержать даме желудка. Наивная вера в то, что достаточно только начать бизнес и деньги потекут рекой, натолкнулись на жестокую реальность. Бизнес существовал формально, не принося дохода, сбережения, за проданную когда-то квартиру, таяли или уже совсем растаяли, и отчаяние и сомнения, как в том, стоило ли начинать собственный бизнес, так и в спутнике жизни последних трех лет, начали одолевать даже железобетонную и слепую веру «Большого Брата».

            Впрочем, что касается числа кормящихся с барского стола, и это количество было уже не совсем точным. Иждивенцев было все так же трое, включая двух дочерей дамы желудка, а также Билли, но популяция котов сократилась ровно на одну особь: мейн кун, живущий в квартире дамы желудка или, точнее, живший в ее съемной квартире, оказался нрава не менее азартного, чем его собрат, прописавшийся у Билли. Судя по всему, душа мейн куна, как и его размеры требовали большего жизненного пространства, чем двухкомнатная квартира, она же — офис группы компаний «Большого Брата».

            Разыгравшись не на шутку, кот не заметил или не подумал, что этаж, на котором он обитал, требовал от живущих на нем, быть более внимательными к высоте. Веселясь хаотично, кот не удержался на тонких ограждениях и свалился с балкона одиннадцатого этажа. Исход свободного падения оказался летальным. Гравитация не простила небрежного обращения с собой даже породистому коту.

            Билли, хотя, и пытался выдвинуть версию самоубийства, быстро отозвал ее, самостоятельно поняв, насколько нелепой она выглядит.

            И Билли, и Большой Брат были безутешны. Фактически, это была их первая совместная потеря, которая их сблизила, и заставила отложить обоюдное недовольство друг другом и забыть о вечной нехватке денег. Пусть и на недолгое время.

            Билли искренне сожалел о погибшем коте, но, одновременно, в глубине души был рад, что разбился не его собственный кот Аристарх. Сомнительная любовь к даме желудка оставалась все такой же сомнительной любовью, но психологическая граница потерь и собственничества проходила ровно по границе жилплощади Билли: погибшего кота Билли оплакивал искренне, но все же, скорее, как безвременно почившего родственника собственного мейн куна, нежели, как персональную потерю.

            Дама желудка, будучи натурой сентиментальной, но в то же время более практичной, оплакивала не только смерть близкого живого существа, но и потраченные в свое время десятки тысяч рублей, по сути, на те же прихоти Билли. Все же кот для нее был не только плотью и кровью и, возможно, бессмертной душой, пусть и из мира животного, но и инвестициями в Билли, а также солидной дырой и отрицательным балансом в семейном бюджете. Но, поскольку Билли в бухгалтерии понимал мало, в его присутствии дама желудка оплакивала только одну сторону потери.

 

            Помимо проблем морального плана, начались и проблемы исключительно технические. Сначала у Билли начал барахлить автомобиль: заводилась «хондочка» с двадцатичетырехлетним стажем через раз, но, даже заводясь, гудела обиженно и натужно. Билли изыскивал последние ресурсы на перманентные ремонты — либо занимая деньги у отца, как у «руки дающей с самого детства», либо выпрашивая уже совсем незначительные суммы у Большого Брата, аргументируя тем, что ему не на чем будет возить детей дамы желудка в школу, либо... впрочем, этим списком кредиторов круг заемщиков и ограничивался. Больше денег, при хроническом нежелании работать, брать было неоткуда.

            Билли возился с «хондочкой» в своем «гаражике» сутки напролет, протирая или переустанавливая детали, либо возил ее в автомастерские, отдавая за ремонты и тестирования все, что сумел собрать под давно уже иллюзорные гарантии отдачи. Но, исправив одно, в давно не новом автомобиле неизменно начинало барахлить что-то еще. И так до бесконечности.

            Кузен Ави, как всегда радикально советовал, чтобы Билли «не страдал хернёй и продал свое ржавое корыто хоть за какие-то деньги». Но Билли был непреклонен — это была его первая и вполне возможно, единственная машина в жизни. И он продолжал упорно «страдать хернёй»...

            Затем вышел из строя холодильник...

            Билли, как обычно, под вечер вернувшись домой из антикварного, обнаружил лужу в коридоре и кота с мокрыми лапами. Поначалу, он хотел устроить трёпку Аристарху за лень дойти до лотка-туалета, но, почти сразу понял, что от лужи не идет привычная удушающая вонь кошачьей мочи, и начал искать другую причину — уже техногенной катастрофы...

            Пусть и из давно проржавевших, но пока еще исправно служащих водопроводных труб, вода не подтекала. Аварийный кран в ванной, для надежности перевязанный женским чулком, хотя и был покрыт привычным конденсатом, но также не мог быть причиной аварии. Миска с водой для кота также стояла почти полная. Для надежности, хотя на дворе еще стоял жаркий сентябрь, и централизованное отопление не включали с апреля, Билли проверил не подтекают ли радиаторы. Но и они, хотя и не менялись со времен постройки дома, были сухими...

            Билли уселся на кровать и задумался, но неожиданная мысль о том, как он сам, еще живя с родителями на последнем этаже, неоднократно заливал соседей снизу, сорвала с места и еще раз толкнула его в коридор. Но и здесь тревога оказалась ложной — потолки были сухими и обои, приклеенные к потолку прозрачным скотчем не отсырели, а, значит, и соседи сверху были не виноваты.

            Не в силах долго концентрироваться на тайнах мироздания, а, тем более, анализировать их и искать причинно-следственные связи, Билли пошел самым простым путем. А именно: плюнул на разгадывание тайн и привычно решил попить растворимого кофе. Но поскольку кофе без закуски он не пил никогда, Билли полез в холодильник за салом и салатом оливье к кофе, и только тут обнаружил причину катастрофы и осознал все ее последствия: холодильник почти до отказа забитый дамой желудка недорогими, но вполне съедобными продуктами, не функционировал. И сколько бы Билли не бил по нему ладоням в ожидании соединения некоего контакта в исцарапанном корпусе, сколько не пытался пере-воткнуть штепсель в розетку, привычного гудения холодильника, купленного еще на новоселье бабушки в эту квартиру более тридцати лет назад, он так и не услышал.

            Жизнь в очередной раз подкидывала Билли проблему, которую он не мог решить самостоятельно со своим отсутствующим уровнем ежемесячного финансового дохода.

            Как обычно, не зная что делать в критичных ситуациях, Билли сразу позвонил даме желудка и с нотками ужаса и дрожи в голосе, рассказал, что «холодильник накрылся» и что все продукты могут пропасть. Зависнув на середине фразы и привычно ожидая совета или решения со стороны.

            Дама желудка, будучи натурой более решительной, хотя и без большой фантазии, узнав, что холодильник разморозился несколько часов назад, приказным голосом потребовала, чтобы Билли немедленно съел все скоропортящиеся продукты вроде уже приготовленных салатов, супов и открытых банок со сметаной и майонезом, пока она доделывает свои дела, собирается к нему и придумывает, что можно сделать с продуктами в непривычно жарком и знойном сентябре. И Билли, получив готовое решение, принялся со свойственной ему энергией, за поглощение проблемы...

            Неудивительно, что придя к Билли только через сорок минут, она застала его в очень плохом состоянии. Скоропортящиеся продукты, судя по всему, испортиться не успели, но Билли воспринял указание к действию чересчур дословно и переусердствовал с количеством разноплановой пищи. И теперь лежал дома на кровати, тяжело дыша, с переполненным и вздутым животом. Справедливо рассудив, что Билли уникален, а продукты материал расходный и легко восполнимый, дама желудка побежала в ближайшую аптеку за таблетками от чрезмерного усердия...

            Естественно, стесненный в эмоциях за последние три года, разрывающийся между «любовью» к даме желудка и неудобством перед окружающими за такую спутницу жизни, Билли уже вообще «не выносил сор из избы», наученный горьким опытом истерик и разбирательств на пустом месте.

            Вся ситуация с безвременно почившим холодильником, появившимся на свет еще до перестройки, которая принесла с собой только разруху и разлад даже в жизнь Билли, пережившим официально «голодные годы» и даже период «консервации», когда наш герой продержал его в виде тумбочки в отключенном состоянии несколько лет, вскрылась совершенно случайно. Как, увы, многое, происходящее в наших жизнях...

            В кои то веки, кузен Ави решил нагрянуть к Билли с незапланированным визитом в мастерскую. Как оказалось, визит был совсем некстати, как, впрочем, уже все визиты к Билли в последние месяцы его нелегкой семейной жизни...

            ...где и нашел Билли, с озабоченным видом перемещающим неиспорченные пока еще продукты питания в «гаражик», где стоял почти близнец брат скоропостижно ушедшего из жизни холодильника.

            То ли в желудке Билли еще не восстановился кислотно-щелочной баланс от переедания, то ли воспринял он приезд кузена Ави, как недобрый знак, но всем своим видом и интонациями, он дал понять, что кузен Ави в этот день является персоной нон грата на территории гаражного братства, которое уже давно было аннексировано в «территорию безбрежного семейного счастья»… А судя по затравленному виду и осторожным взглядам, которые Билли кидал по сторонам, «Большой Брат» либо всегда следил за нашим героем, либо был уже где-то на подходе. И перспектива, что Билли застанут с одним из друзей, почти начисто вытравленных из его жизни дамой желудка, нервировала его не меньше, чем отстранение от «барского стола», что, впрочем, так или иначе было напрямую связано одно с другим.

            Вероятно, напуганный скорым появлением «Большого Брата», Билли совсем уже суетливо пригласил кузена Ави заезжать в любое время, чему он всегда будет рад. Что стало последней каплей для нетерпеливого и бескомпромиссного характера кузена Ави. На что он уже жестко и радикально припер Билли к стенке своей не менее прямой и радикальной фразой: «вот он я… здесь… давай общаться»

            Но тут уже Билли проявил характер и не поддался на «провокацию», ответив не менее жестко и прямо, что общаться он готов в любой день… за исключением сегодня.

            Впрочем, моральная дуэль в силу полярности характеров и не могла продолжаться долго. Кузен Ави, уже спокойно посмотрел на затравленное лицо Билли и одной фразой, она же — контрольный выстрел в душу Билли: «ну, и пошел ты на хер» — полностью добил нашего героя. После чего, развернулся, сел в машину и, не прощаясь и даже не включая поворотников, уехал с территории «безбрежного семейного счастья»...

 

 

 

            Одной, сформированной уже десятилетиями постсоветской жизни, привычке, Билли не мог изменить никогда. С развалом Союза и появлением первых фаст-фудов, Билли беззаветно влюбился в пищу, так называемого, быстрого приготовления. Почти не имея денег, он умудрялся оставлять даже последнее в ресторанах быстрого питания… если оказывался поблизости от них, хотя, специально туда и не ходил. Иными словами, даже в беззаветно любимом деле проявлялась его лень добраться до источника страсти...

            Но и здесь нужно отдать Билли должное: заходя в такие заведения, он готов был заплатить не только за себя, но и за друзей, хотя и случалось это чрезвычайно редко все из-за того же злосчастного и почти полного отсутствия средств к существованию...

            Впрочем, и происходило подобное уже достаточно давно: либо в доисторическую эпоху отсутствия «Большого Брата» в жизни Билли, что с позиции нынешней – глобальной оккупации дамой желудка почти всех сфер социальной и душевной жизни Билли — казалось уже каким-то полуистлевшим воспоминанием, либо в эпоху, когда он еще не окончательно был засосан территорией «безбрежного семейного счастья».

            Но и здесь, что называется, на ровном месте, происходили забавно-травмоопасные казусы. Как оказалось, где-то в пробеле между эпохами, когда дама желудка еще не аннексировала все, что только можно было аннексировать в жизни нашего героя, а Билли еще чувствовал себя птицей относительно вольной, дама желудка спонсировала не только питание и наполнение бака «хондочки» горючим, но и выдавала Билли деньги на карманные расходы. Те самые деньги, которые он без зазрения совести тратил не только на себя, но и угощал на них в фаст-фудах свою немногочисленную «свиту». О чём сама “свита”, естественно, не знала, да, и не могла даже догадываться, поскольку за всей относительной простотой Билли, трудно было угадать умение хранить тайны, которые могли бросить тень на его отсутствующую репутацию.

            Но, когда дама желудка узнала на что уходят ее кровно-заработанные деньги, устроила Билли полный разнос с элементами истерики и стенаний о своей поломанной судьбе, где есть только она со своим идеально-неидеальным мужчиной и стаи стервятников, норовящие урвать все самое дорогое и светлое, что только есть в ее нелегкой жизни...

            После подобного, как и после прочих нестабильных психологических состояний дамы желудка, Билли по несколько дней зализывал свои моральные травмы, запивая душевный разлад растворимым кофе, пока, благодаря ежедневному посещению антикварного, полуночному катанию на «хондочке» и четырехразовому систематическому питанию, не восстанавливал свое пошатнувшееся либидо к окружающей его жизни.

            Именно в одно из таких посещений предприятий быстрого питания, Билли сумел обозначить себя термином настолько уникальным, что, вспоминая это, мы еще долго ретроспективой хохотали над его изобретательностью…

            Все началось с того, что на одну из растворимо-кофейных сессий Билли пришел в новой утепленной синтетической майке с большим логотипом «HONDA», отпечатанным прямо на сердце. Майка едва доставала до пояса, что совершенно не стесняло Билли, который периодически довольно громко зевал и потягивался, обнажая основательно подызносившийся торс.

            Как оказалось, майку с логотипом заказала дама желудка, чтобы в очередной раз набрать очки в глазах Билли. Но то ли ей было лень купить нормальную майку из хлопка, то ли в силу определенного отсутствия логики, дама желудка решила выбрать из того, что было в наличии в фирме по изготовлению сувениров, но подарок она заказывала на свой вкус и по памяти... плюс-минус пара размеров любимого и идеального мужчины.

            И совершила сразу три летальные для майки ошибки. Подарок оказался коротким, и Билли постоянно оттягивал полы майки вниз, стараясь ее растянуть. Кроме того, майка была кипельно-белой с оттенком топленого молока, что при умении Билли моментально пачкать и занашивать вещи, сразу ставило крест на ее долгожительстве. И, наконец, майка была синтетической и из плотного материала... и Билли банально обливался потом, нося в летнюю жару произведение искусства... или произведение безудержной фантазии патологически влюбленной в него особи женского пола...

            На растворимо-кофейных сессиях Билли слабо реагировал на окружающее. Судя по периодическому довольно шумному позевыванию и отсутствующему взгляду, он большую часть времени витал в своих автомобильно-антикварных мечтах. Но лишь только вопрос так или иначе касался темы автомобильной, Билли моментально прекращал зевать и включался в беседу. Высказывая мнения часто парадоксальные, исходя исключительно из опыта просмотров видеороликов про автомобили в интернете и мнений горе-специалистов из технических центров, к которым сколько бы он не ездил, так и не смог привести “хондочку” пенсионного возраста в исправное состояние.

            Кузен Ави, который разбирался в технике намного лучше, часто обрывал дилетантские монологи Билли простыми и радикальными фразами типа: “Билл Мюррей, ты говоришь полную херню”. После чего техническим языком, в котором Билли сразу терялся, объяснял ему, в чем тот был неправ…

            Но в ту памятную сессию Билли был гораздо менее меланхоличен и, стоя возле своей “хондочки” и клинически радостно улыбаясь, объявил, что он “хондовод”…

            Как всегда первым отреагировал Кузен Ави, который чуть не подавился кофе, вынесенным с собой из ресторана быстрого питания:

            - Кто ты теперь?!

            Билли, все также клинически радостно улыбаясь, объявил:

            - Кто, кто, Ави!!! Хондовод я!!!

            На что Кузен Ави отреагировал совсем не так, как, вероятно, хотелось бы Билли:

            - Бля, Билл, никому не говори это больше!

            - Это еще почему?

            - Звучит, как венерическая болезнь. Типа гонококка.

            И Билли резко осекся, поняв насколько прав был Кузен Ави в том, что и другие люди могли заметить сходство в обоих, не особенно благозвучных терминах.

            Помянув еще несколько раз сомнительное слово и посмеявшись над ним, но совсем недолго, чтобы сильно не травмировать лингвистическую фантазию Билли и его интимно-автомобильные чувства, тему “хондоводов” завернули до лучших времен...

 

            Апогеем нынешнего нелегкого этапа совместной жизни стал окончательный переезд дамы желудка в однокомнатную и совсем не готовую к семейной жизни холостяцкую квартиру Билли. Переезд «не от большой любви», а, скорее, от безысходности и по настоятельной необходимости.

            Бизнес не работал. Любимый и идеальный мужчина не работал принципиально, но питался системно и исправно. Дети не работали в силу причин вполне резонных и понятных, но внимания к себе и питания требовали ежедневно. Коты не работали по причинам не менее принципиальным, чем Билли, но питались также сытно, как и он. За арендованную квартиру и коммунальные услуги обеих жилплощадей, сколько бы Билли не материл весь комплекс ЖКХ, также приходилось платить даме желудка. Как и заливать все более и более дорожающее горючее в баки обоих автомобилей.

            И деньги у дамы желудка закончились. Удивительным было не то, что финансовый источник, наконец, иссяк, а то, насколько долго хватило денег при таком неэкономном к ним отношении.

            Закрывать или пытаться продать «бизнес», не позволяли гордость и отсутствие покупателей на виртуальное название группы компаний, зарегистрированное в налоговой. Оставить большой город и уехать к маме, по сути, в деревню, не позволяла широта, развернувшейся вовсю и уже урбанизированной маргинальной души.

            И дама желудка пошла штурмом на последние оставшиеся укрепления, решив окончательно и бесповоротно аннексировать в «территорию безбрежного семейного счастья» последний островок свободы и номинальной независимости в жизни Билли — его «кровные» тридцать восемь метров и сорок сантиметров жилплощади, не считая кладовки и заваленного всяким хламом неотапливаемого балкона.

            Билли был шокирован. Привычка, что своя, помеченная давно и неоднократно во всех углах территория, его и только его, натолкнулась на жестокую и неприятную реальность. И хотя дама желудка ночевала у него чуть ли не через день уже не первый год, психологически Билли все равно воспринимал квартиру, как свою персональную крепость и незыблемую линию обороны ото всех внешних социальных и природных катаклизмов.

            Решетки на окнах первого этажа в рабочем районе города дополняли картину. Как и стальная дверь, поставленная от алкоголиков и прочих неблагополучных и незаконопослушных элементов, которые населяли окрестные дома и которых Билли, при всем своем вербальном героизме, все же не на шутку опасался. Дверь хотя и была изготовлена в соседних гаражах местными умельцами, но сломать ее можно было разве что кувалдой, да и то после долгих усилий. Ощущение «крепости» дополняла и «антикварная» лопата с немецким клеймом на изрядно изъеденным коррозией и временем металле, которая уже несколько лет стояла в изголовье кровати и давала ощущение покоя и умиротворения. И втайне воспринималась Билли, как возможное орудие самообороны при нападении на квартиру кого бы то ни было.

            Начало заявления дамы желудка о том, что деньги закончились, не сильно взволновало Билли, который прожил без денег всю сознательную жизнь и не особенно этим тяготился. К тому же он знал, что все годы своего знакомства с дамой желудка, она как-то выкручивалась и, так или иначе, находила деньги не только на себя, но даже на его высокие антикварные страсти и прочие жизненные приоритеты.

            Но следующая фраза о том, что даме желудка с детьми через пару недель придется выезжать из съемной квартиры и, по сути, негде будет жить, отозвалась паникой в самых глубинах его сознания. Не первый уже раз неожиданная ситуация ставила Билли перед принципиальной дилеммой, которую он сам решить был не в состоянии. Но сейчас это коснулось всего его уклада жизни, сформированного с юности привычным ежедневным расписанием безделья и катастрофических последствий которого он пока еще не мог осознать в полной мере. Теперь это была уже не просто дилемма, а однозначное требование руки и сердца. И всей жилплощади однокомнатной квартиры. До гробовой доски.

            К этому Билли был пока не готов.

            Не зная что делать и оттягивая момент «серьезного решения», которого от него ждали с привычными слезами на глазах и на грани привычной уже истерики, но полностью в непривычных обстоятельствах, Билли побежал — буквально — к «руке, дающей с самого детства». Задыхаясь от душевного разлада и неумения принимать решения, с бешено колотящимся у самого горла сердцем, Билли сумбурно выложил все отцу и, по привычке, завис на середине фразы, ожидая помощи или совета.

            Но отец, которому дама желудка не понравилась с первого взгляда и который только укреплялся в этом мнении с каждой сплетней о нем, которую дама желудка, неизменно докладывала матери Билли, набирая таким образом очки в ее глазах, напряженно молчал. Замолчал и Билли. Но время шло, и Билли, чуть ли не первый раз в жизни, чувствуя его неумолимый ход, не выдержал и молящим голосом обратился к «руке, дающей с самого детства»:

            - Папуль, ну, что мне делать?!

            Отец, как и все привычное и постоянное в жизни Билли, также фигурировал в уменьшительно-ласкательной форме. Как минимум в случаях, когда нужны были помощь или деньги.

            И отец взорвался. Из длительного монолога, где слов матом было не менее двадцати процентов от общего словарного состава, включая предлоги, противительные союзы и даже междометия, Билли понял, что он «последний мудак, раз довел ситуацию до такого состояния», что теперь ему «все придется расхлебывать самому» и что «давно уже пора отращивать собственные железные яйца», а “не сидеть на шее у тупой и хитрожопой бабы”, ожидая пока она оттяпает у него бабушкино, так и не отремонтированное до сих пор, наследство.

            В пылу своего монолога, отец, забыв о логике и здравом смысле, предположил даже, что дама желудка изначально задумала такую комбинацию — продать свою трехкомнатную квартиру и, выдержав необходимую паузу, потеснить Билли в его однокомнатной отапливаемой берлоге.

            Билли вяло сопротивлялся. Хотя, он и пытался слабо возражать и даже повысить пару раз  голос на «руку, дающую с самого детства», но глубинные чувства вины и стыда не давали этого делать в полную силу.

            Наконец, шторм начал утихать. В сторону Билли еще летели последние обвинения, но одним из положительных качеств отца было то, что злиться подолгу ему не нравилось самому. Бросив еще несколько обвинений в адрес «последнего мудака» и закончив, как обычно, риторической фразой: «меня когда не будет, что будешь делать?», отец умолк и начал привычно заваривать чай. В десятый уже раз за день. Ибо безостановочное питье чая входило в непосредственные служебные обязанности председателя гаражного хозяйства.

            Билли терпеливо молчал, но отец, похоже, не собирался продолжать одностороннее избиение лежачей и уже сдавшейся еще до начала «шторма» нерадивой ветви семейной эволюции.

            Отец дождался, пока вскипит чайник, налил чая себе и Билли, нарезал батон, как знак примирения и, молча, продолжил чайную церемонию. Билли не выдержал на середине чашки и осторожно, с отчаянием в голосе повторил свой вопрос:

            - Папуль, но мне то что делать?

            Но отец, решив, вероятно, что уже выполнил свой родительский долг, отреагировал на этот раз спокойно:

            - Да, делай что хочешь. Мне похеру.

            …и Билли принял очередное судьбоносное решение, а именно: в который уже раз  пустил на самотек неприятную ситуацию, надеясь, что та разрешится сама собой. Без его участия. Как говорится – что будет, то будет.

            Дама желудка напряженно ждала прихода Билли дома в съемной квартире. Билли же, приняв решение решения не принимать, уже в относительно успокоившемся состоянии пошел в антикварный и просидел там до закрытия, увлеченно обсуждая новости антикварного рынка и сокращая запасы растворимого кофе двух одиноких антикварных дев с неустроенными судьбами.

            Дама желудка, полагая, что Билли все еще бьется с отцом относительно дальнейшей судьбы любимой женщины с выводком котов и детей, его не беспокоила, решив дождаться его дома к обеду и уже, исходя из новых реалий, действовать по обстановке.

            Прошло около пяти часов, но Билли не появился ни к обеду, ни к уже почти готовому ужину, что было на него совсем непохоже. И дама желудка запаниковала. Пять бесконтрольных часов Билли мог быть где угодно и с кем угодно. В голову ее полезли пугающие мысли, начиная с того, что Билли могла влюбить в себя другая женщина, заканчивая тем, что за время его бесконтрольного отсутствия, ему могли насоветовать все, что угодно, вплоть до того, чтобы он разом и бесповоротно порвал с некогда горячо и страстно любимой дамой главного органа своего тела.

            А, запаниковав, дама желудка начала названивать на его модный мобильный телефон, который сама же ему и подарила больше года тому назад к какому-то формальному празднику. Единственным минусом телефона была его китайская сборка, и большую часть времени телефон жил своей независимой технической жизнью – либо непроизвольно отключался без видимых на то причин, либо самостоятельно названивал всем по списку контактов без ведома Билли, либо неожиданно разряжался. Возможно, кто-то более практичный и мог бы отремонтировать его и точно отследить цикличность работы подобного устройства, но Билли, при всей его бессистемности мышления, это было не под силу. И телефон продолжал влачить привычно-суверенное существование в карманах Билли.

            …телефон не отвечал. Дама желудка, зная о проблемах модного внешне телефона, всегда предполагала самое худшее. Как и в этот раз, она безапелляционно решила, что Билли отключил его самостоятельно, чтобы потом сослаться на технические неполадки, а сам сейчас уже мечется по старым адресам предыдущих женских призывов. Либо, более того, за пять часов нашел себе новую желудочную пассию и в силу легкости своего характера уже забыл напрочь о взятых на себя обязательствах по присутствию в жизнях дамы желудка и ее почти удочеренных им отпрысков.

            И дама желудка рванулась в «гаражик», она же мастерская Билли. Но там ее встретила только «рука, дающая с самого детства», который неторопливо заваривал, уже трудно подающийся счету раз в этот день, чай. На ее вопрос о местонахождении Билли, отец нехотя ответил, что не знает, где Билли и не отслеживает его перемещений. А, ответив, хмуро замолчал, ожидая, что посетительница исчезнет также быстро, как и появилась. Но дама желудка, даже зная о личной неприязни к ней «руки, дающей с самого детства», решила не отступать. В конце концов, сегодня  решалась ее судьба на годы вперед, а, может, и на всю дальнейшую жизнь, как бы пафосно это ни звучало, и интересовали ее привычные и уже извечные вопросы собственного бытия: где Билли и что знает обо всей ситуации сам отец из того, что не знает о ней дама желудка.

            Не стоит недооценивать логику дамы желудка. Вполне естественно, она пыталась проверить наличие Билли и дома, и в антикварном, тем более что и квартира, и магазин находились прямо по пути в гаражное братство. Но от квартиры у нее давно был собственный запасной ключ, и проверила она берлогу Билли досконально, не поленившись заглянуть даже в кладовку и на закрытый изнутри на шпингалет балкон. Ставни же магазина были опущены, а поскольку закрывались они только снаружи, вряд ли Билли бы согласился спрятаться от неблагоприятного лично-социального явления на ночь внутри магазина, даже с учетом антикварного великолепия вокруг.

            Но поскольку количество мест привычного обитания Билли, благодаря ежовым рукавицам и железной метле дамы желудка в последние годы, сократилось всего до четырех, включая и арендованную квартиру «группы компаний», она рванулась к последнему рубежу, где могла его точно отыскать. Но Билли не было и в «гаражике»...

            Теоретически, он мог быть где угодно, начиная с незапланированных и давно не практиковавшихся совместно с Камрадом, раскопок, заканчивая поездкой на «волейбольчик». Об иных местах дама желудка думать боялась и паниковала при одной только мысли, что могло прийти в голову Билли и куда он мог направиться после непривычных и неприятных для него утренних новостей. Но, зная, что Билли, надрессированный условными рефлексами и опасениями новых истерик, уже не сворачивал с привычных троп годами, она растерялась и не могла даже представить, где теперь его искать. А, запаниковав, она принялась обзванивать всех знакомых Билли, чьи телефоны благоразумно хранила в памяти своего мобильного… на всякий случай.

            Забегая вперед, можно сказать, что Билли, по привычке проводив одну из антикварных дев до ее подъезда, который был всего в паре сотен метров от места работы и наговорившись вволю о «новостях антикварного рынка», все еще в раздробленном морально состоянии, пошел к маме попить чая. А заодно откушать пару тарелок свежесваренного борща и узнать мнение мамы о своей нестандартной ситуации.

            Но на тот момент дама желудка этого еще не знала и устроила ковровую бомбардировку по площадям телефонными звонками всему списку хорошо и не очень знакомых Билли. Как ни комично это звучит, но до мамы Билли, она добралась раньше, чем сам он пришел туда. Добралась с просьбой перезвонить ей, если Билли там все же появится. Но мама, растревоженная звонком с суетливо-пугающими интонациями, как и любая нормальная мама, при появлении своего ребенка живого и немного голодного, сразу успокоилась и звонить никуда не стала, взяв с него слово, что он сам отзвонится даме желудка и успокоит ее мятущуюся душу. Билли же, вспомнив о независимой технической жизни телефона и убедившись, что тот отключен, решил оставить его пока именно в таком состоянии на максимально длительное время, уже предчувствуя последствия и оттягивая момент воссоединения любящих сердец. И пока дама желудка продолжала «обрывать телефонные линии» в поисках утерянной любви, мама мирно общалась с Билли на кухне.

            Поначалу и сам Билли не хотел рассказывать матери о начале дня сегодняшнего и проблемах, которые он принес, но неумение принимать решения и здесь сыграло свою роль. Билли не удержался. И втянул маму в водоворот собственных «семейных» дрязг. Тем более, здесь он подсознательно надеялся получить хотя бы минимальное сочувствие и помощь, в отличие от разговора с «рукой, дающей с самого детства».

            Мама, как «рука, дающая с самого детства безвозмездно», удержалась от одностороннего монолога и не оставила без решения и совета «последнего мудака», сформулировав проблему по-женски, тактично: «не ты первый и не ты последний», вполне вероятно, понимая мотивы дамы желудка гораздо лучше, чем понимала их «рука, дающая с самого детства».

            Видя состояние Билли, мама успокоила его тем, что он сам приблизительно и ожидал услышать, а именно: посоветовала ему предоставить кров даме желудка. Ненадолго. Пока не наладится ее бизнес и пока она не найдет новую квартиру.

            Мама, будучи человеком с глубоко укоренившимися в ней советскими представлениями о сути вещей, хотя, и с определенным прогрессивным взглядом на окружающее, верила, что все образуется, как и бизнес заработает в полную силу и будет приносить немалый доход, о чем свидетельствовали судьбы героев бесконечных сериалов, у которых жизнь налаживалась всегда и безо всяких исключений. «Ненадолго» в ее представлении было отрезком времени от пары недель до пары месяцев, после чего обязательно наступало финансовое благополучие.

            А затем мама произнесла фразу, что «обязательно поможет, чем сможет» и, о которой еще не раз пожалела впоследствии...

            Но мама, в отличие от Билли, была и человеком более практичным и, в конце концов, вслух задала вопрос, не менее пугающий для него, чем «все ужасы» дня сегодняшнего. Вопрос, от которого Билли изначально решил самоустраниться, а именно: где будут жить двое детей дамы желудка. Об этом Билли не хотел даже задумываться, поэтому ответил просто и незамысловато, фразой из двух привычных и ласкающих слух слов, на которую уже не первый десяток лет списывал и собственную нерешительность, и лень, и всегдашний уход от любых проблем: «не знаю».

            ...ушел Билли от мамы почти успокоенный и с заметной одышкой. Через полтора часа после прихода. После четырех тарелок борща и двух кружек чая. Однако телефон он решил пока не включать, опасаясь, что дама желудка в приступе любви устроит ему такой разнос, что от набранного по крупицам покоя в душе, не останется и следа.

            Естественно, чего он не знал и, в силу отсутствия логики, даже не стал предполагать, было то, что дама желудка уже начала второй раунд обзвона всех, кого она только могла заподозрить в сокрытии Билли от нее на столь длительный период времени. Добралась она и до одной из антикварных дев, с которой Билли расстался у подъезда и, как обычно, пожаловавшись на тяжелую судьбу, выяснила, что та видела Билли последний раз еще до ужина, что внесло в нестабильное душевное состояние дамы желудка еще больше сумятицы. Ибо, пропустив ужин, Билли окончательно нарушил хрупкое равновесие в семейной вселенной. Теперь она уже не знала, что и думать: либо с Билли случилось что-то ужасное, либо он навсегда и бесповоротно оставил свою даму желудка, поскольку вечерний прием пищи стал уже чем-то традиционно-сакральным на тщательно охраняемой ото всех поползновений извне «территории безграничного семейного счастья».

            Единственно, кого она пропустила в состоянии аффекта, была мама Билли. Ибо, считая маму союзницей в тотальной войне за Билли против всех, она не могла и предположить, что мама так халатно отнесется к обещанию дать знать, если Билли неожиданно появится дома у «руки, дающей с самого детства безвозмездно».

            С другой стороны, считая маму Билли своей союзницей по умолчанию, дама желудка не могла предположить, что мама Билли, как и любая любящая мама с накопленной за долгие годы житейской мудростью, вполне вероятно, и не горела чистой платонической дружеской страстью к навязчивой избраннице Билли. А также то, что у мамы могли быль свои причины мириться с непростой ситуацией в жизни кривой ветви эволюционного семейного древа. Зная о хронической лени своего отпрыска и его неумении обеспечивать себя необходимым самостоятельно, мама воспринимала очередную долгоиграющую даму желудка, как часть жизненного цикла Билли. Ибо пока он был накормлен и обстиран, вполне можно было мириться и с определенными непростыми свойствами психической организации дамы желудка.

 

            ...что случилось в «офисе группы компаний», когда Билли вернулся туда спокойный и сытый, известно одному Богу и участникам событий, но не надо далеко ходить, чтобы понять, что буря началась сразу по его приходу и закончилась... почти сразу, как только Билли с вялой готовностью предложил даме желудка переехать к нему, благоразумно не включив в приглашение ее детей. Ибо все в жизни относительно и «почти» в данном случае — необходимая поправка на то, что даме желудка все же надо было спустить пар и выговориться, хотя, на этот раз монолог, на удивление, занял не более двадцати астрономических минут. Все же хорошая новость дня пересилила даже бесконтрольную пропажу Билли на несколько часов.

            С чем была связана основная причина чересчур эмоционального монолога и ноток обиды в нем, определить было сложно: то ли само многочасовое отсутствие Билли в жизни дамы желудка напугало ее до паники в душе, то ли оскорбило то, что вернулся он домой сытым, что было случаем вопиющим и уникальным и нарушало ее почти тотальный, с таким трудом отстроенный контроль над роковым мужчиной и главным органом его тела...

            Но дама желудка, будучи специалистом по практической психологии Билли, после недолгой профилактической семейной бури, начала плавно подводить его к основным вопросам грядущего переезда. Причем планирование ее никак не напоминало краткосрочное переселение на «отрезок времени от пары недель до пары месяцев». Но Билли довольный уже тем, что ужасы дня прошедшего как-то начали решаться сами, без его участия, не стал углубляться в проблему больше обычного, чтобы не портить себе почти восстановленное душевное равновесие. Потому дама желудка планировала все за них двоих... вслух. Чтобы и Билли был в курсе того, что его ожидает в ближайшем и не только будущем.

            Билли лишь изредка прислушивался, да и то, ради проформы, чтобы не быть обвиненным в невнимательности и нежелании принять, как неизбежность уже надвигающийся новый этап семейного счастья.

            - ...всю мебель перевезем в гаражик... - дама желудка, прожив с Билли без малого три года, научилась маскировать под ласкающие его слух уменьшительно-ласкательные, решения более или менее принципиальные.

            - ...холодильник и стиральную машинку перевезем домой... - Билли кивал автоматически, уже смирившись с тем, что «его дом, его антикварная крепость» в прямом и переносном смысле, стали в одночасье домом общим. 

            - ...а что не поместится, в мастерскую папе поставим... - «рука, дающая с самого детства», как и прочее, вдруг также стал общим активом.

            - ...кошку перевезем сюда, чтобы им с Аристархом было нескучно вдвоем...

            - ...нашу кровать развернем и девочкам поставим кровати вдоль стены в комнате...

            Только тут Билли, наконец, осознал всю степень потери своей свободы, поняв, что дети будут не просто виртуальной частью его реальности, а тем, о чьи спальные места он будет спотыкаться ежедневно и кто окончательно сломает его творческий уклад жизни.

            - Натуль, я думал, девочки поедут жить к твоей маме, - взмолился было Билли, но дама желудка моментально поставила его на место.

            - А учиться они будут в деревне? А на курсы тоже в деревне ходить? - про некие абстрактные курсы повышения детской квалификации, начиная от студий бальных танцев до групп изучения иностранных языков, Билли слышал уже не первый год, но магическое слово «курсы» больше существовало не в реальности, а в романтических мечтах дамы желудка для не менее формального успокоения ее совести. Фактически же дети были предоставлены сами себе, лишь изредка получая часть внимания, когда дама желудка не тратила его на Билли.

            Видя кислую физиономию «последнего мудака», дама желудка решила чуть подсластить горькую пилюлю:

            - Ну, не волнуйся. Что-то придумаем.

            И Билли сдался окончательно. Все же вербального успокоения и моральной уверенности для птицы небесной было достаточно, несмотря на часто противоречащие словам реальные поступки дамы желудка и пугающие последствия, которые они несли в себе.

            Но сама дама желудка не успокоилась, понимая, что вчетвером в однокомнатной квартире им долго не продержаться.

            Не желая отправлять детей в деревню к своей маме, дама желудка на время затаилась, справедливо предположив, что до фактического переезда осталось еще две недели, а, значит, у нее будет время придумать необходимую комбинацию, покрывающую все зоны решения проблемы.

 

            ...прошла неделя. Билли ежедневно и неспешно перевозил от дамы желудка негабаритные вещи к себе в «гаражик» и в квартиру, с непривычки уставая не на шутку, хотя «работа» и занимала не более полутора часов и пары рейсов каждый день. После чего со спокойной совестью и не наигранной миной озабоченности переездом на лице, до вечера оставался в антикварном… обсуждать новости антикварного рынка, которые неизменно и ежедневно появлялись в таком количестве, что требовали многочасового и коллективного их осмысления.

            Дама желудка в то же время напряженно просчитывала различные варианты дальнейшего совместного быта. При всем ее желании, подрастающие дети никак не вписывались в маленькую свежеобретенную жилплощадь. Подчас им сложно было расходиться даже в двухкомнатном съемном «офисе группы компаний», так, что увеличение количества жильцов и сужение квадратуры полезной площади проживания, сразу ставило крест на ее наполеоновских планах. Нужно было иное решение, чтобы, одновременно, овцы были спокойны и счастливы, а подрастающие волки постоянно накормлены и устроены в среду обитания не худшую, чем в «офисе группы компаний».

            В принципе, решение дамы желудка созрело давно, но решение это нужно было правильно и своевременно донести до всех слабо заинтересованных в разрешении данной дилеммы сторон. А также найти такой аргумент, который напрочь бы убил все сомнения и возражения единым выстрелом.

            И дама желудка пошла на подлог, решив одномоментно сломать любое сопротивление, и закрыть вопрос на ближайшую многомесячную перспективу. Шокировав Билли еще больше, чем до того шокировала его новостью о переезде.

            Дама желудка объявила, что она беременна. Точнее, объявила, что она думает, что она беременна. Но произнесено это было так, что сомнений в ее уверенности быть не могло, хотя, одновременно, она и оставила себе маленькую лазейку для потенциального отступления.

            А, объявив ошарашенному Билли радостную весть, она четко расставила приоритеты еще раз: в нечеловеческих условиях неотремонтированной квартиры и в ожидании разрешения ее от бремени маленьким Билли или маленькой Билли, что на данный момент, было непринципиально, они должны были жить только вдвоем с кошками, готовясь к будущему счастью. Дети же дамы желудка должны переехать к маме птицы небесной. Тем более, что одна комната в трехкомнатной квартире простаивала пустой годами и сама «рука, дающая с самого детства безвозмездно» предложила «помочь, чем только сможет». Ибо не откажет же мама единственному сыну, в ожидании собственного внука или внучки.

            Зная о неумении Билли отслеживать и анализировать сложные причинно-следственные связи, дама желудка всегда могла объявить, что беременность была ложной. А, чтобы подрастающие дети всегда оставались у мамы птицы небесной и не мешали строить семейное счастье, можно было заявить, что пробовать забеременеть они будут бесконечно, либо пока не закончатся репродуктивные ресурсы организма дамы желудка, либо пока дети не вырастут и сами не начнут обеспечивать себя.

            Тем не менее, Билли был в шоке. Зная, что редкие интимные отношения между ними уже давно были номинальными и не несли в себе никаких сомнительных для творческого безделья угроз и последствий, Билли не мог понять, как она могла забеременеть. Что и попытался выяснить невинным и прямым вопросом:

            - Натуль, но я же не кончал в тебя. Ты точно уверена?

            Женщина рокового мужчины, оскорбленная до глубины души недоверием Билли, прочитала ему получасовую лекцию об особенностях женских организмов. Закончив уже на высоких тонах тем, что иногда достаточно присутствия мужчины в жизни, чтобы попасть в «интересное положение» и, что секс не всегда стоит на первом месте, а главное здесь — наличие любящих душ.

            И Билли, ультимативно назначенный «любящей душой», сдался в очередной раз, успокоив себя фразой, которую нередко и раньше произносил вслух во время наших растворимо-кофейных сессий: «ничего, семья у нас большая. Прокормим и ребенка как-нибудь».

            ...мама Билли была шокирована не меньше самого Билли радостными новостями о потенциальном прибавлении новых членов семейства, как еще не рожденных, так и уже сидящих на чемоданах и готовых занять давно пустующую комнату, которая, в свое время, была именно комнатой Билли.

            Оспаривать и сомневаться в беременности дамы желудка мама не стала, резонно полагая, что такие вести сыновьями преподносятся после полной убежденности в своих словах.

            Вполне естественно, что «новости» Билли пошел докладывать маме в гордом одиночестве. Взвалив на крепкие мужские плечи решение проблемы, как и должен делать настоящий глава семейства, хотя, еще проснувшись, Билли молящим голосом все утро упрашивал даму желудка пойти с ним и не бросать его одного на произвол судьбы в таком сложном и щепетильном деле.

            ...а выложив «новости» маме, Билли замолчал. «Новость» о беременности дамы желудка, мама восприняла относительно спокойно, вероятно подсознательно давно ожидая такого от Билли. Но на ультимативную просьбу о перемещении детей дамы желудка на свободную жилплощадь, «рука, дающая с самого детства безвозмездно» отреагировала, мягко говоря, без особого энтузиазма. Тем не менее, сколько бы мама не приводила аргументов против переезда детей дамы желудка к себе в квартиру, Билли твердо стоял на своем решении... точнее, на решении дамы желудка. Просто виновато молча и понуря голову.

            И мама, выпустив пары, сдалась. Как не раз уже сдавался Билли и прочие члены «большой семьи», направляемые невидимыми на первый взгляд железной волей и резиновым упорством дамы желудка...

            И дети дамы желудка въехали в новую среду обитания. Якобы ненадолго. Пока не наладится бизнес и пока деньги опять не наполнят закрома «территории безбрежного семейного счастья».

            Чтобы оставить маму хотя бы частичной союзницей в бесконечной битве за Билли, дама желудка пошла на минимальные уступки, четко обозначив, что «на выходные девочки будут жить у нас». И слово свое сдержала. Но поскольку спальных мест в квартире птицы небесной было всего два и оба на двуспальной кровати Билли, девочки ночевали на выходные «гостевым вариантом» на кухне, вместе ютясь на небольшом диванчике, перевезенном заблаговременно из «офиса группы компаний». 

            Жизнь постепенно входила в спокойное и почти привычное русло. Билли все так же «до первых петухов» просматривал сайты с антиквариатом в интернете, после чего спокойно спал до обеда, когда не дежурил в «гаражике», лишь изредка поднимаемый около восьми утра дамой желудка, что для Билли было равносильно подъему «ни свет, ни заря», для того, чтобы забрать детей любимой женщины от мамы и отвезти их в школу. После чего он возвращался полусонный домой, привычно потягивался и, в очередной раз протирая глаза и громко зевая, произносил свою шаблонную утреннюю мантру: “Натуль, ну, давай кофейку попьем!”

            Вместе с большой кружкой растворимого кофе он еще раз вкусно и впрок завтракал и ложился подремать, пока дама желудка готовилась к работе, расчищая каждое утро кухонный стол и диванчик от наваленных там вещей и продуктов питания. Где располагала мобильный офис «группы компаний», чтобы к концу тяжелого трудового дня захламить их все тем же стандартным набором домашней утвари и нескоропортящихся продуктов.

            На выходные они спали дольше обычного, но питались не менее плотно, чем в дни будние, проводя затем весь день лежа в кровати перед телевизором или изредка выходя или выезжая в магазины за продуктами питания...

            Все остальное, как и его друзья, уже слабо вписывалось в ежедневное расписание Билли. И последнее, что мы смогли сделать — выманить его единожды из дома подарком на день рождения. Специально заказанной для него майкой с пророческими стихами на спине, где отразилась и грусть по поводу давно похороненных надежд на творческий ренессанс Билли, и наша ирония относительно его непростой судьбы: