Вот и мои сады...
Роман Смирнов (24/01/2020)
Фото: Илья Ордовский-Танаевский.
Мадера
Когда кончается мадера
и сердце тянет в Имереть,
добавь немного постмодерна,
где всё про время, и про смерть,
про неустроенность святую,
и гениальность, в цвете лет
уйти, геройски салютуя –
тому навстречу, этим вслед…
Когда кончается напиток
и философствует цирроз,
поэту хочется не пыток,
а “полной гибели всерьез”,
и за дождями, за дождями,
увидеть, как небесный дед
своими длинными жердями
в стада сбивает лунный свет…
Когда утрачиваешь мерно
вина оставшуюся треть,
плесни немного постмодерна,
впредь…
***
Плывёт над миром октябренность
в такие дни, в такие дни,
и вновь одолевает леность
и мука, боже сохрани…
Прилежно, будто на уроке
изобразительных искусств,
природа в каждом эпилоге
рисует лавочку и куст,
мальчишку, озеро, собаку,
озноб, что ветром принесён,
и, словно собираясь плакать,
Иванов чудится во всём.
***
всё сохранится в облаке
на этом и на том
и что-то будет в облике
и ты ему знаком
всеобщим детским лепетом
от радости вот-вот
колеблющимся лебедем
зима твоя плывёт
там лёд покрытый ранами
открытыми грешно
и облако охранное
во всех отражено
Эмигрантка
Умирает. Молится кофейнику.
Запускает письма-самолётики.
И летят они до современника,
и летят они до периодики.
Собирает рукописи в папочку.
Авеню проходит до издательства.
Привечая парковую парочку,
ей по-русски думается: “Здравствуйте”
Зазывают местные на праймериз.
Как похожи флаги. Красным, белым ли?
Холода всегда такие ранние.
Хорошо, что отопленье сделали…
Так живёт, не веря в эту мистику,
в эти два окна с простыми шторами,
где стоят цветы, бросая листики,
как стихи в свою тетрадку черную.
***
Человек ушел тайком.
Говорят, что был таков.
Для ровесника ребёнком,
для ребенка стариком.
Человек сказал: “Пока
и до встречи. Вот рука”.
Просто лестницу приладил
прямо в небо с чердака.
Человек ушёл, следа
не оставив. Не беда,
если ты его не видишь.
Видит он тебя всегда.
Белые крыши
Смотрю в окно. Я думал выпал снег,
а там Фольксваген белый туарег,
и рядом тоже белый БМВ.
Чуть-чуть поодаль лады светлых две.
Я отвернусь. Зима в Московской обл.
велит купить пивка и пару вобл.
А впереди ещё немало зим.
Через дорогу строят магазин.
У.П.Д.
Утро. Пепельница. Дым.
Автор умер молодым.
Осень быстрою иголкой
сшила дело швом простым.
Всё бывает, знамо, но
дым девается в окно,
убираются окурки,
день проходит, вновь темно…
Выйди к дому номер пять.
Ночь. На кухне свет опять.
Разве ты не видишь? Автор
только начал умирать.
В старом небе…
В старом небе облак дымный,
и пустырь под ним, где в хлам
“дядя Петь, за что судимый?”
голубятню строил нам…
…КПП ненужной НИИ,
трубы, снова трубы, и
заводские проходные,
как стихи “особыи”
для девчоночки-пацанки,
рыжей-рыжей – слова нет –
то ли Ксанки, то ли Саньки.
Окликай её, поэт…
Подбирай аккорды с пола.
Тырь окурки стыдных слов.
Это соло, это соул,
это первая любовь…
Эту правду сохрани же,
альфу старых городков…
Голубятня стала ниже.
Бродит кот, по кличке Рыжий.
Любит всех без дураков.
Мать-и-мачеха на крыше
ходили прямо и налево
любили кажется любили
стояли площади и ленин
союзпечати голубые
висели лозунги и время
мальчишка улыбался рыжий
и чем-то будущее грело
как мать-и-мачеха на крыше
трамваи дребезжали жизнью
за три копейки до конечной
и выходило это вы с ней
выходите на снимок вечный
бежали прятались в аллеях
уединялись на скамейках
от пива первого хмелея
от громкого смелея смеха
и гениальные о боже
теряя в пригороде зренье
стихи писали невозможно
строку начав с местоименья
***
Напои меня ты коньяком,
человек, с которым я знаком.
Лучше чаем, с разговором пустяковым.
Мы знакомы, мы давно с тобой знакомы.
У меня такая же есть чашка.
Не грусти, теперь уже не тяжко.
Человек, с которым я знаком,
колокольня празднует о ком?
Знаю, ты ответишь, что по нам,
и вину разделишь пополам.
Почему нам хочется туда
стыд нести, где любят навсегда,
где его разделит, словно хлеб,
человек знакомый много лет?
Человек сидит по адресам.
Бог его к нему приходит сам.
Напои, пожалуй, коньяком
человека. Он тебе знаком…
Внутренний карман
Кладут бордюр проворные армяне.
Пылит пилой уставший камнерез.
А мой мирок во внутреннем кармане,
и пятьдесят “неденег” за проезд.
Когда подъедет рейсовый автобус,
я пропущу старух и стариков,
и, может быть, растущую особу,
стараясь не разглядывать трико.
Они пройдут, рассядутся по креслам.
а следом я, пропахший табаком.
Как в мире всё в начале интересно,
как всё проходит с лёгким матерком…
Сегодня Саша, сухонький водитель.
Мне с ним привычно. Всем удобно с ним.
Он никогда не гаркнет: “Выходите!”
Вообще молчун, талантливый, как мим.
Вот и мои сады, по счёту третьи.
Вот подхожу к воротам, где замок
висит как будто он за всё в ответе…
Как будто кто-то сладить с этим смог…
И открываю сомкнутые жести,
И закрываю сразу за собой.
А где мирок? А мой мирок на месте.
И благость шпарит, словно на убой
Фарувей
куда тебе сейчас идти
ведь ты пришёл пришёл
поплачь над фильмами митты
так будет хорошо
найди закладку уголок
пока такой покой
вчера ты палец уколол
странице на какой
проверь на месте ли своём
катарсис малых форм
пусть фарувеет славы той
чернильный семафор
съязви о будущем усни
проснись без четверти
двенадцать адцать адцати
строкой крути верти
насыпь какао на лимон
налей и выпей весь
прочти последний арион
и голову повесь
Последние публикации:
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
